— Кто-то же должен представлять ее родственников, если у нее таковые имеются. Вот я и подумала, что могу и я.
Когда мы выходили из церкви, мне показалось, что я увидела Аллена Пелла, но он тут же куда-то исчез.
Я распорядилась, чтобы Джордан похоронили рядом с Джульеттой: так мы и оставили их вместе, госпожу и служанку. Ничто больше не волновало их, ничто не имело значения — ни те вещи, что были упакованы в сундуки в Сансете, ни та тайна, что на время связала их. Кто-то самым жестоким образом обрубил все концы, в буквальном смысле убрав их в воду. Две могилы рядом. Я положила цветы на холмик, под которым упокоилась бедная Хелен Джордан. Бросила взгляд на могилу Джульетты и удивилась: кто-то совсем недавно принес ей целую охапку цветов. Свежих и, несомненно, дорогих. Озадаченная этим, я в то же утро заехала к местному торговцу цветами и поинтересовалась насчет них. Ему было известно не больше моего.
— Это был телеграфный заказ из Нью-Йорка, — сообщил он. — Цветы велено возлагать каждую неделю, до тех пор пока заказ не будет отменен. Имя заказчика указано не было.
Весьма загадочно. Я стояла в магазине в окружении роз и гвоздик под стеклом, среди садовых цветов и растений в кадках и размышляла над этим. Значит, кто-то из окружения Джульетты любил ее и оплакивал? Но она вращалась, как правило, среди людей жестоких, бесчувственных— их интересовала только жизнь, но отнюдь не смерть.
И кто мог так любить ее? Разве такие женщины, как Джульетта, способны вызывать любовь? Мне казалось, что нет. Они внушали страсть, дикую безрассудную страсть, безо всякой примеси духовности. Что же касается длительного, прочного чувства…
Я узнала имя нью-йоркского цветочника, правда, не без труда, и когда села в тот вечер на поезд до Нью-Йорка, бумажка с этим именем лежала у меня в сумочке.
Поезд с грохотом мчался вперед. Где-то позади был прицеплен багажный вагон, в котором находились сундуки и чемоданы Джульетты, а где-то, возможно в сидячем вагоне, — неизменно экономный, что типично для Новой Англии, — ехал Рассел Шенд. В конце концов он все-таки решил ехать одновременно со мной.
Но, лежа на полке в своем купе, заснуть я не могла. В тот день я встретила на городской улочке Тони Радсфорда и обратила внимание, что на его коричневой спортивной куртке не хватало одной пуговицы. Когда я сказала ему об этом, он только улыбнулся.
— Мне нужна жена, Марша, — заявил он. — Эта чертова штуковина оторвалась уже несколько недель назад, а запасной у меня нет.
— Зайди ко мне, и я пришью тебе пуговицу, — предложила я. — По-моему, я нашла ее— у нас в саду.
Прошло мгновение, прежде чем до Тони дошел смысл сказанного. Внезапно он сильно смутился.
— С-с-п-пасибо, — заикаясь проговорил он. — Обязательно зайду. — И поспешно откланялся.
Я лежала в купе громыхающего поезда и размышляла. Тони в саду. Тони взбирается по решетке, а над ним, у окна, стоит Артур. Это было просто непостижимо. Но согласитесь, что все, связанное с этими нашими убийствами, было поистине непостижимым…
Попасть в квартиру Джульетты оказалось не так-то просто. Наверное, мы являли собой странное сочетание— шериф, выглядевший так, словно он спал в одежде— что, несомненно, соответствовало действительности, и я сама, уставшая и тоже слегка помятая. Вокруг нас, в этом впечатляющего вида вестибюле, громоздились чемоданы Джульетты, а ее сундуки еще находились в пути на грузовике.
Портье смерил нас подозрительным взглядом.
— Но ведь я ее невестка, — запротестовала я.
— Это вы так говорите, — он поджал губы.
— Но это действительно так, — сердито сказала я. — Иначе откуда же у меня все это барахло?
— Послушайте, — заговорил он. — Может, вы ее невестка, а может, и нет—я ничего не утверждаю. Но у меня тут перебывало уже с дюжину ее кузенов и почти столько же братцев. Репортеры, — пояснил он, видя мое недоумение. — Писаки… Из газет…
Шериф явно получал немалое удовольствие от этой сцены, я же разозлилась.
— А что делать с этими ее чемоданами? Надо же их куда-то девать.
Его и это ничуть не тронуло.
— У нее имеется кладовая в подвале. Точнее, имелась, — добавил он. — Их можно поставить туда.
Однако причина несговорчивости портье в конце концов выяснилась. Артур был прав: после смерти Джульетты все ее имущество переходило в руки кредиторов, и квартира ее была опечатана. Лишь когда вмешался шериф, портье сдался.
— В этих чемоданах находятся чрезвычайно дорогостоящие вещи, и сейчас подвезут кое-что еще, — сообщил он. — Не думаю, чтобы ваши кредиторы возражали против этого, не так ли? А вы, если хотите, можете пойти с нами. Тогда убедитесь, что мы ничего не намерены забирать из квартиры.
Таким образом, мы в итоге все-таки попали в квартиру, сопровождаемые хмурым портье, который следил за каждым нашим шагом. В комнатах было очень душно и, пока портье открывал окна, шериф получил возможность переброситься со мной парой слов.
— Не спешите, — посоветовал он. — Он просто демонстрирует собственную значимость. У него это пройдет.
Но когда жалюзи были подняты и окна открыты, портье напрочь забыл о нас, и я не виню его за это. В квартире царил ужасающий беспорядок. Рассел Шенд бегло оглядел выдвинутые ящики письменного стола, раскиданные по полу гостиной бумаги. Заглянул он и в спальню, в которой матрас был сброшен с кровати на пол.
— Похоже, вы несколько опоздали со своей бдительностью, — заметил он. — Или это дело рук ее кредиторов?
Портье выглядел совершенно ошеломленным.
— Это все репортеры, — выговорил он наконец. — Клянусь, я запер квартиру и все время держал ее на замке. Больше того, я распорядился…
Не в силах продолжать, он с мольбой посмотрел на шерифа, однако сей джентльмен и бровью не повел.
— Ну, за пятидолларовую бумажку в наше время можно попасть куда угодно, — изрек он. — Если, конечно, вы не желаете потратить ее на еду. Похоже, кое-кто в этом здании вас подставил.
Я взглянула на Шенда, но он оставался совершенно невозмутимым. Тут я поняла, что он удивлен куда меньше моего, а когда портье суетливо удалился на поиски виновного, он в этом признался.
— Все сходится, — сказал он. — Мне все время казалось, что у нее имелось нечто, кое для кого представлявшее интерес— и очень большой интерес. Либо она забрала это с собой, либо оставила здесь. Если, конечно, у нее не было сейфа в каком-нибудь банке. И нам придется это выяснить.
Последующие несколько часов я никогда не забуду. Квартира была очень в духе Джульетты. Большая гостиная оформлена в современном стиле, много хрома и стекла. В небольшой комнатке по соседству, по-видимому, предназначавшейся для библиотеки, книг не было и в помине. Вместо этого там имелся встроенный бар, битком набитый напитками вплоть до медной окантовки. Спальня ее выглядела иначе. Типично женская, с кроватью под балдахином, изголовье и изножье которой подбиты стеганым атласом: — там же стоял непомерных размеров туалетный столик, который по существу являлся стеклянной полкой, а стену позади него целиком занимало громадное зеркало со светильниками по краям. Еще там красовался розовый шезлонг, доверху заваленный подушками. Ванная и все в ней тоже были кричаще-розового цвета. Напротив ванны висело еще одно зеркало, украшенное по краям узором из птичек, и шериф оглядел его с явным неодобрением.
— Похоже, она очень любила разглядывать себя в разных видах, — заметил он и отвернулся.
Он еще некоторое время побродил вокруг, прежде чем позволил мне заняться наведением порядка в квартире.
— А теперь, будь я одним из этих ловких нью-йоркских сыщиков, — заявил он, — я бы молниеносно распорядился доставить сюда бригаду экспертов-криминалистов со всем необходимым оборудованием для снятия отпечатков пальцев и, скорей всего, ничего бы не выяснил. В общем, так… Я бы сказал, что здесь побывал некто, чьи отпечатки не значатся ни в каких картотеках, — ибо работал он без перчаток; он располагал массой времени; если здесь было то, что он искал, то он это забрал; опять же, перчаток он не надевал, так как перед уходом ему пришлось вымыть руки, а значит, они были грязными. И вряд ли это был репортер— слишком уж основательный он учинил осмотр. Но больше я ничего сказать не могу.
Он принес кусок мыла из ванной и подошел с ним к окну.
— Однако побывал он тут не так уж и давно, — продолжал шериф. — Я, конечно, не эксперт по мылу, но…
Шенд достал из кармана огромный перочинный нож и ткнул им в мыло.
— Если бы я строил предположения, а этим именно я и занимаюсь, то сказал бы, что прошло не больше недели, — прокомментировал он. — Снаружи мыло сухое, однако сразу же под поверхностью— довольно мягкое. А теперь, если детективные романы не врут, мы обнаружим где-нибудь поблизости обрывок железнодорожного билета и узнаем, что на днях кое-кто приезжал сюда с острова. Только вот в реальности-то так не бывает. У меня, во всяком случае.
