Мы взяли с собою корзиночку и вышли.
Купив у Елисеева парочку жареных цыплят, ростбифа, вина и фруктов, мы доехали до Савеловского вокзала и оттуда пошли пешком.
Сначала мы шли по Савеловскому шоссе.
В этом направлении мы сделали, вероятно, верст семь, Потом мы свернули проселком вправо и углубились в лес.
Мы шли не спеша, с наслаждением вдыхая свежий лесной воздух и нагибаясь время от времени, чтобы срывать ягоды спелой земляники.
Потом, пройдя проселком версты четыре и миновав две деревни, мы остановились.
Среди деревьев весело затрещал костер.
Вырезав длинную трость, я насадил на нее припасенных цыплят и, поджарив их на угольях, мы сели завтракать.
Потом, полежав на спине с полчаса, мы снова тронулись в путь.
С проселка мы свернули на большак, обсаженный ракитами, и пошли, куда глаза глядят.
Между тем день кончался и нам надо было подумать о ночлеге.
Большак пошел лесом.
Навстречу нам попадались крестьяне на телегах и шедшие пешком.
— Послушайте, милые, — обратился Холмс к одной из групп, — нет ли здесь поблизости постоялого двора?
— А вот пройди еще с полверсты, там и будет двор… Сереги Кудлова, — махнул рукой один из крестьян.
Действительно, пройдя еще с полверсты, мы увидели одиноко стоявший постоялый двор.
Нас встретил хозяин, угрюмый мужик, и хозяйка, некрасивая баба с подозрительным взглядом и какой-то шмыгающей походкой. Узнав, что нам нужен ночлег, они повели нас каким-то длинным коридором и ввели в небольшую низкую комнату, помещавшуюся над конюшней. По нашей просьбе туда был внесен самовар и доставлено молоко, яйца и хлеб.
Мы плотно закусили и легли спать.
II.
— Что это вы делаете? — спросил я, глядя, как Шерлок Холмс строит какую-то баррикаду у двери.
Мой друг улыбнулся.
— А то, дорогой Ватсон, я делаю всегда, когда в незнакомом месте ночую в помещении, которое не запирается, — ответил он.
Это действительно была баррикада.
Холмс придвинул к двери стол, на стол поставил стул, а на стул поставить медный таз, прислонив его к двери.
Таким образом, достаточно было чуть-чуть дотронуться до двери, чтоб вся эта баррикада рухнула с громким треском и разбудила нас.
— Моя профессия приучила меня к осторожности, — пояснил Холмс, кончая постройку. — К тому же я порядочно устал сегодня и буду спать крепко, а место здесь глухое.
Мы легли в постели и я потушил лампу.
Не знаю, долго ли я проспал.
Вдруг какой-то шум заставил меня вздрогнуть и открыть глаза.
Ночь была лунная и в комнате было достаточно светло.
Я увидел Шерлока Холмса, стоящего посреди комнаты в одном белье, с револьвером в руках.
— Что случилось? — шепотом спросил я.
— Тс… — ответил мне Холмс.
Он подошел к двери, осторожно снял таз и, быстро отодвинув стол со стулом, выпрыгнул в коридор.
— Кто тут? — раздался его грозный окрик.
Схватив лампу, которую я только что успел зажечь, я выскочил следом за ним.
Но в коридоре не было никого.
Даже противоположная дверь, как была заперта нами изнутри, так и оставалась.
Обшарив все, мы вернулись в комнату.
— Нет, не может быть, чтобы кто-нибудь проходил, — решил Шерлок Холмс. — Попросту я галлюцинировал и мне послышался шум и показался свет в замочной скважине. Ведь не мог же, в самом деле, человек в такой маленький промежуток времени провалиться на месте!
Он немного помолчал и добавил, покачав головой:
— Нет, подобная вещь со мной случается в первый раз! Надо будет принять брома.
— Да что вам, собственно, показалось? — полюбопытствовал я.
— Я спал, — начал Холмс. — И вдруг проснулся с каким-то жутким, щемящим чувством на сердце. Меня охватила тревога и я стал прислушиваться… И вообразите — ясно расслышал звуки осторожных шагов за этой дверью. Взглянул на нее — вижу свет в замочной скважине. И главное, все это я видел и слышал так отчетливо, как вот сейчас разговариваю с вами. Во всяком случае, это очень странно!
III.
Мы вновь построили нашу оригинальную баррикаду и завалились спать.
Я лично не видал ничего во сне и спал крепко.
Когда на следующее утро я проснулся, то увидел Холмса уже одетым.
Он пил принесенное хозяйкой холодное молоко и заедал его белым хлебом.
Вид у него был нехороший.
Вероятно, он плохо спал, так как щеки его были совершенно бледны, а глаза смотрели устало и слегка вспухли.
— Вы, вероятно, не выспались? — спросил я. — Вид у вас неважный и я, как доктор, делаю вам замечание.
— Вы совершенно правы, дорогой Ватсон, — ответил Холмс. — После того, как мы успокоились, сон мой был очень тревожный. Я долгое время не мог заснуть и лишь под утро погрузился в какое-то забытье. И вдруг я увидел странный сон…
Холмс сделал большой глоток молока и продолжал:
— Я видел во сне эту же самую комнату. Все предметы были на своих местах, но в комнате была только одна кровать, именно та, на которой сплю я. На ней лежал человек. Он был закутан в одеяло и спал, повернувшись лицом к стене. Но это был не я, а другой. Вдруг люк в полу приподнялся. Сначала из-под пола показалась голова хозяина. Он осторожно оглядел спящего и влез в комнату. В руке его сверкал длинный тонкий нож. Следом за ним показалась из-под пола и хозяйка.
Она держала в руках фонарь и освещала дорогу мужу. Остановившись на последней ступеньке лестницы, она направила свет на спящего.
Хозяин постоялого двора тихо подкрался к спавшему человеку и, взмахнув рукой, всадил ему в сердце нож по самую рукоять. Несчастный не издал ни единого стона. Удар был нанесен верной рукой, видимо, убивавшей людей уже не в первый раз.
Быстро стащив труп с кровати, хозяин подтянул его к люку и вместе с женой они потащили его вниз, причем хозяин нес убитого за плечи, а хозяйка — за ноги. Как сейчас помню и маленькую подробность. Когда хозяйка взялась за убитого, ей надо было освободиться от фонаря.
И вот она передала его мужу.
На фонаре вверху было кольцо.
Хозяин схватил кольцо зубами и затем, подняв труп, они начали спускаться вниз.
В этот момент я проснулся. Признаться, у меня мелькнуло подозрение, что с вами служилось что-нибудь неладное. Но, взглянув на вас, дорогой Ватсон, я увидел, что вы спите самым добросовестным образом.
Я невольно расхохотался.
Но Холмс не смеялся.
— Меня смущает то, что я как будто начинаю галлюцинировать, — произнес он задумчиво. — Во сне я видел все так ясно, как будто бы это происходило наяву.
— Вот до какой степени расстройства нервов довел вас морфий! — ответил я. — Вы же, дорогой Холмс, сильная натура! Неужели же вы взаправду не можете взять себя в руки и бросить вашу ужасную привычку?
Холмс безнадежно махнул рукой.
— Право, не стоит говорить об этом! — сказал он. — В этом я нахожу удовольствие и не нахожу надобности бросать его.
— Но ведь рано или поздно вы окончательно разобьете себя!
— И не буду плакать. А впрочем, давайте пить чай и двинемся помаленьку назад.
Я пожал плечами и прекратил бесполезный разговор. Подкрепившись чаем, хлебом и молоком, мы двинулись в обратный путь.
К вечеру мы прибыли обратно в город и на другой же день совершенно забыли о совершенной прогулке, благо Шерлоку Холмсу надо было заняться одним очень важным преступлением, наделавшим много шума в России.
IV.
Прошло три года.
Это были те самые три года, когда Холмс, как я думал, погиб навсегда.
Но, как уж знает читатель, он спасся и снова появился в России вместе со мною.
Судьба забросила нас снова в Москву.
Однажды утром, сидя в номере «Большой Московской» гостиницы, которую почему-то облюбовал Шерлок Холмс, мы пили чай.
Вошедший служитель принес нам газеты и мы, прихлебывая чай, стали просматривать их, как и всегда.
— Удивительно просто в России исчезают живые люди, — произнес Холмс, отрываясь от чтения.
— А что? — спросил я.
— Да снова таинственное исчезновение! — ответил он. — На этот раз исчез всем известный инженер Василий Николаевич Шашкарев. Здесь положительно крадут людей, как картошку с поля! Ну, посмотрите.
Он поднес к лицу газету и прочел:
«Случай исчезновения инженера Василия Николаевича Шашкарева сильно волнует общество. Вот уже пятый день, как Василий Николаевич, выйдя на прогулку, не возвращается домой. Семья и родственники Василия Николаевича совершенно потеряли головы. К розыску исчезнувшего привлечены лучшие агенты московского сыскного отделения, но до сих пор все их старания не привели ни к каким положительным результатам. По словам жены, Василий Николаевич в этот день (это была суббота) всегда выходил на прогулку. Он любил много ходить и часто, зайдя слишком далеко, ночевал где-нибудь в деревне, так как для субботних и воскресных прогулок он обыкновенно выбирал загородные места. Василий Николаевич отличался всегда большой аккуратностью и никогда не возвращался с этих прогулок позже вечера воскресенья. Поэтому в его таинственном исчезновении полиция и общество склонны видеть совершенное кем-либо преступление. Хулиганов и громил в Москве и ее окрестностях расплодилось так много, что неудивительно, если кому-либо из них пришло в голову убить Василия Николаевича, тем более, что он всегда носил на груди массивную золотую цепь и часы, не говоря уже о кольцах и кошельке».
