– Пожалуйста, месье, ближе к делу, – прервал его оправдания Пуаро. – Как вы поступили?
– Я подождал минут тридцать, потом поднялся сюда, на пятый этаж, и постучал в дверь. Ответа не было! Тогда я пошел вниз, за ключом.
Пока Лаццари говорил, я подошел к окну и выглянул наружу. Любой вид был предпочтительнее этого ужасного пятна на полу, перевернутой шляпы в углу и запонки в ней. Окна 402 номера, как и окна 238-го, комнаты Негуса, выходили в сад. Я стал смотреть на подстриженные лаймы, но скоро отвел взгляд: они производили на меня неприятное впечатление, словно неодушевленные предметы, которые так долго стояли рядом, что срослись.
Я уже хотел вернуться к Пуаро и Лаццари, как вдруг заметил в саду под окном двоих людей. Они стояли рядом с коричневой тачкой. Мне были видны только макушки. Это были мужчина и женщина, они обнимались. Женщина как будто споткнулась или ослабла, ее голова свесилась набок. Спутник сильнее прижал ее к себе. Я сделал шаг назад, но недостаточно проворно: человек внизу поднял голову и увидел меня. Это был Томас Бригнелл, помощник клерка. Его лицо мгновенно стало свекольным. Тогда я отошел от окна еще дальше, чтобы совсем не видеть сада. Бедняга Бригнелл, подумал я; зная, как ему трудно встать и высказаться перед всеми, даже не представляю, до чего он смущен сейчас, когда его застукали в объятиях подружки.
Лаццари продолжал говорить:
– Когда я вернулся с ключом, я постучал еще раз, – убедиться, что не ворвусь в номер к молодой даме в самый неподходящий момент, но она опять не открыла! Тогда я отпер дверь сам… и вот что я увидел!
– Дженни Хоббс специально попросила номер на пятом этаже? – спросил я.
– Нет, она не просила. Я обслуживал ее сам, поскольку мой драгоценный клерк Джон Гуд, которому я всецело доверяю, был занят другим делом. Мисс Хоббс сказала: «Дайте мне любую комнату, только скорее! Скорее, умоляю».
– На стойке портье появлялась записка с объявлением о ее убийстве? – спросил Пуаро.
– Нет. На этот раз никаких записок не было, – сказал Лаццари.
– В номер приносили еду или напитки, она что-нибудь заказывала?
– Нет. Ничего.
– Вы справились у всех служащих отеля?
– Да, у всех до единого. Месье Пуаро, мы искали повсюду…
– Месье, несколько мгновений назад вы описали Дженни Хоббс как молодую леди. Сколько ей было лет, по-вашему?
– О… я должен просить у вас прощения. Нет, она была не молода. Но и не стара.
– Могло ли ей быть лет, скажем, тридцать? – спросил Пуаро.
– Полагаю, ей могло быть и сорок, но женский возраст так трудно поддается оценке.
Пуаро кивнул.
– Коричневая шляпа и светло-коричневое пальто. Светлые волосы. Отчаяние, и паника, и возраст около сорока лет. Дженни Хоббс, которую вы описываете, вполне отвечает той Дженни, которую я повстречал вечером прошлого четверга в кофейне «Плезантс». Но можем ли мы быть уверены, что это именно она? Ведь ее видели двое разных людей, и каждый лишь однажды… – Вдруг он умолк, хотя его губы продолжали двигаться.
– Пуаро? – позвал я.
Но взгляд его глаз – ярко-зеленых в то мгновение – был прикован к Лаццари.
– Месье, я должен снова поговорить с тем наблюдательным официантом, мистером Рафалем Бобаком. И с Томасом Бригнеллом, и с Джоном Гудом. Точнее, я должен побеседовать со всеми вашими служащими, до последнего человека, как можно скорее и задать им один вопрос – сколько раз каждый из них видел Харриет Сиппель, Иду Грэнсбери и Ричарда Негуса, живыми или мертвыми.
Очевидно, его посетила какая-то важная мысль. Придя к такому выводу, я вдруг услышал свой вздох: я тоже сделал ментальный скачок.
– Пуаро, – прошептал я.
– В чем дело, друг мой? Вы сложили кусочки нашей маленькой головоломки? Пуаро теперь понимает то, чего не понимал раньше, но есть фрагменты, которые пока не входят в общую картину, вопросы еще остались.
– Я… – тут мне пришлось прокашляться. Слова почему-то не шли с языка. – Я только что видел женщину в саду отеля.
В тот миг я не мог сказать ни того, что видел ее в объятиях Томаса Бригнелла, ни того, что она как-то чудно заваливалась на сторону. Это было просто… очень странно. Подозрение, которое промелькнуло тогда у меня, было таково, что высказать его вслух было просто стыдно. Но, слава богу, хотя бы одну важную деталь я мог сообщить без смущения.
– На ней была светло-коричневая шляпа, – сказал я Пуаро.
Я был погружен в составление кроссворда, когда несколько часов спустя Пуаро вернулся из отеля в пансион.
– Кэтчпул, – сказал он строго. – Почему вы сидите в темноте? Ни за что не поверю, что при таком плохом освещении можно писать.
– Мне достаточно света от камина. Кроме того, сейчас я не пишу – я думаю. Но ничего пока не придумал. Прямо не знаю, как они это делают, – я про тех парней, которые сочиняют кроссворды для газет. Я над своим сижу уже больше месяца, и так ничего путного и не придумал. Может быть, вы поможете? Не знаете, случайно, слово из восьми букв со значением «смерть»?
– Кэтчпул. – Тон Пуаро стал еще суровее.
– Гм? – отозвался я.
– Вы принимаете меня за глупца или вы сами так глупы? Смерть из восьми букв – это «убийство».
– Да, это кажется вполне очевидным. Сначала я и сам так подумал.
– Рад это слышать, mon ami.
– Все было бы великолепно, если бы «убийство» начиналось на «Д». Но оно начинается на «У», а тут это «Д» из другого слова, и никуда от него не денешься… – Я сокрушенно покачал головой.
– Забудьте о кроссворде. Нам надо многое обсудить.
– Я не верю, и никогда не поверю в то, что Томас Бригнелл убил Дженни Хоббс, – прямо заявил я.
– Он вам симпатичен, – сказал Пуаро.
– Да, и я готов поставить мой последний пенни на то, что он не убийца. Кто может утверждать, что у него нет девчонки, которая носит коричневое пальто? В конце концов, пальто сплошь и рядом коричневые!
– Но он помощник клерка, – возразил Пуаро. – Для чего ему стоять в саду отеля рядом с какой-то тачкой?
– Может быть, тачка случайно оказалась там!
– И мистер Бригнелл со своей подругой остановился прямо рядом с ней?
– Ну а почему бы и нет? – в отчаянии сказал я. – Разве такое предположение менее вероятно, чем то, что он хотел вывезти труп Дженни Хоббс на этой тачке, а когда увидел в окне меня, притворился, будто обнимает свою девушку? С тем же успехом можно утверждать… – Я умолк и перевел дыхание. – О господи, вы ведь это и собирались сказать?
– Что именно, mon ami? Что, по-вашему, должен сказать сейчас Пуаро?
– Рафаль Бобак – официант, так почему он вез грязное белье?
– Exactement. И почему он шел с тачкой через элегантное фойе отеля в направлении центрального входа? Разве белье стирают не в отеле? Месье Лаццари наверняка обратил бы на это внимание, если бы не был так огорчен исчезновением тела последней жертвы. Конечно, он не заподозрил бы мистера Бобака – ведь служащие его отеля вне подозрений в его глазах.
– Секундочку. – Я положил свой кроссворд на стол. – Так вы поэтому говорили про ширину двери, правда? Та тележка для белья легко прошла бы в дверь номера, так почему бы не завезти ее в 402-й целиком? Зачем тащить к ней тело, ведь это наверняка было бы труднее?
Пуаро удовлетворенно кивнул.
– Вот именно, mon ami. Я надеялся, что именно эти вопросы вы зададите себе сами.
– Но… неужели вы серьезно полагаете, что Рафаль Бобак мог убить Дженни Хоббс, положить ее труп на тележку, забросать грязным бельем и хладнокровно повезти к выходу из отеля, поздоровавшись по пути с нами? Да нет, он даже остановился, чтобы с нами переговорить!
– Вот именно – хотя сказать ему было совершенно нечего. Что? Считаете меня неблагодарным, поскольку я плохо думаю о тех, кто был нам полезен?
– Ну…
– Доверие к людям – похвальное качество, мой друг, но убийцу на него не поймаешь. Воспользуюсь вашим недовольством мной для того, чтобы заронить в вашу голову еще одну мысль: мистер Генри Негус. У него был с собой огромный чемодан, помните? Достаточно большой, чтобы спрятать в нем труп худощавой женщины.
Я закрыл лицо руками.
– Нет, я этого не вынесу, – сказал я. – Генри Негус? Нет. Простите меня, нет. В ночь убийства он был в Девоне. Он производит впечатление человека, заслуживающего доверия.
– То есть он и его жена говорят, что он был в Девоне, – стремительно поправил меня Пуаро. – Но кровавый след на полу ясно показывает, что тело тащили к двери… Конечно, гораздо легче внести в комнату пустой чемодан, поднять с пола труп и положить его туда. И опять мы возвращаемся к вопросу: зачем тело Дженни Хоббс волокли к двери?
– Прошу вас, Пуаро. Если нам обязательно говорить об этом, то давайте хотя бы сделаем это в другой раз. Не сейчас.
Мое нежелание обсуждать дело его явно расстроило.
– Что ж, – сказал он сухо. – Раз вы не расположены строить гипотезы, давайте я хотя бы расскажу вам о том, что происходило здесь, в Лондоне, в ваше отсутствие. Может быть, факты порадуют вас больше.
