– Нет. А жаль. Все равно что видеть руку друга и быть не в силах пожать ее.
– Не надо было тебе выходить. Никто не выходил. Ни Зборовские, ни Янкель. Нужно было подождать всего несколько часов. Мы ведь ждали целых три года…
– Мне хотелось пожать им руку…
– Не говори, прошу тебя. Береги силы.
– Как много… пушек… Ничего… кроме пушек…
– Скоро все будет по-другому.
– Да. Будет музыка и книги, хлеб и тепло для всех… Никаких войн. Никакой ненависти…
– Вот именно.
Теперь его глаза улыбались. Они смотрели в небо.
– Новый мир… Труд и радость, одна на всех…
Плечи, которые обнимал Янек, были такими узкими, и сердце под убогой гимнастеркой еле билось, но сила и красота этого голоса казались ему теперь безграничными. Соловей пел:
– Я думаю… На этот раз все будет по-другому… Больше не придется начинать все сызнова… Мы пойдем к свету…
…Сколько соловьев? Сколько еще песен, прекрасных песен?
Над лесом со свистом пролетел снаряд. Лицо студента было совсем бледным, но глаза и губы по-прежнему улыбались.
– Янек…
– Я здесь.
– Мы… победили…
– Верно.
– Это будет… необычная… победа…
– Конечно.
– Ничто важное не умирает…
– Да, я знаю…
Ему хотелось сказать: «Знаю я эту песню». Но он сказал только:
– Знать - мало.
– Ничто важное не умирает… Только… люди… и бабочки…
…По земле, между камешками, ползут длинные вереницы муравьев. Миллионы крошечных, суетливых муравьишек, каждый из которых верит в величие собственной задачи, в высшую значимость той былинки, которую он с таким трудом на себе тащит…
– Янек.
– Я здесь. Я с тобой.
– Я не успел закончить книгу.
– Успеешь.
– Нет. Закончи ее вместо меня.
– Ты сам закончишь ее.
– Пообещай мне…
– Обещаю.
– Расскажи им о голоде и холоде, о надежде и любви…
– Расскажу.
– Я хочу, чтобы они гордились нами и стыдились…
– Они будут гордиться собой и стыдиться нас.
– Постарайся… Нужно, чтобы они знали… Нельзя, чтобы они забыли… Расскажи им…
– Я расскажу им все.
Лейтенант Твардовский вынимает из кармана маленький томик и кладет его на землю, на муравьиную дорожку. Но это не заставит муравьев свернуть со своего вековечного пути. Они влезают на преграду и равнодушно, торопливо ползут по горьким словам, напечатанным на бумаге большими черными буквами: «ЕВРОПЕЙСКОЕ ВОСПИТАНИЕ». Они упорно тащат свои смешные травинки. Книга не заставит их сбиться с Пути, которым следовали до них миллионы других муравьев и который другие миллионы проложили. Сколько тысячелетий они уже трудятся и сколько тысячелетий предстоит еще трудиться этому смешному, трагическому и неутомимому племени? Сколько новых соборов воздвигнут они своему Богу, наградившему их таким хрупким телосложением и столь тяжелой ношей? Зачем бороться и молиться, надеяться и верить? Мир, в котором страдают и умирают люди, ничем не отличается от мира, в котором страдают и умирают муравьи: это жестокий и непостижимый мир, где главное - нести все дальше и дальше нелепую травинку или соломинку, все дальше и дальше, в поте лица своего и ценой своих кровавых слез, дальше и дальше! не останавливаясь даже для того, чтобы перевести дыхание и спросить, зачем… «Люди и бабочки…»
