– Знаю. Он член моего клуба.
– И это правда, что он уехал за границу?
– Вроде бы. Я могу выяснить.
Сержант обратился к Фонтейну:
– У вас ведь имеется рекомендация, сэр, я правильно понимаю?
– Да, разумеется. Но их передал мне Бейкер. Я хотел написать самому мистеру Фэншо, но не смог, поскольку тот уехал, или говорят, что уехал, в Нью-Йорк. Рекомендация была написана на листке, вырванном из клубного блокнота.
– Неплохо было бы прояснить все это, – заметил Губбинс, строча в блокнот. – Может, вы займетесь данным вопросом, сэр?
– Да, займусь, – ответил Эмберли. – Однако пока мне хотелось бы знать одну вещь. – И он так и прожег взглядом Бейкера. – Вот вы сказали, что услышали бы, как Коллинз выходил из дома, если б не находились в это время в столовой. А вы видели или слышали, как кто-нибудь выходил из дома тем вечером?
Дворецкий ответил медленно:
– Две служанки выходили, сэр. А остальная прислуга… нет.
– Вы в этом уверены?
– Да, сэр.
– Вы побывали на половине для прислуги?
– Нет, сэр. Большую часть времени провел в буфетной. А до этого был в столовой, убирал посуду после обеда.
– Так что, вы бы знали, выходил ли кто из дома через главную дверь?
– Никто не открывал тем вечером эту дверь, сэр, – уверенно и спокойно ответил Бейкер.
Эмберли вновь раскрыл «Панч». Похоже, он не проявлял больше никакого интереса к вопросам сержанта и ответам дворецкого, но когда Бейкер минут десять спустя уже собрался выйти из библиотеки, он на секунду оторвался от чтения и спросил:
– А вам не показалось, когда вы осматривали комнату Коллинза, что тот забрал все свои вещи с собой, точно собирался насовсем покинуть этот дом?
– Нет, сэр. Мистер Фонтейн велел мне обратить на это особое внимание. Ну и я взял на себя смелость заглянуть в шкаф и комод. Насколько я понял, там все лежало на своих местах.
– А вы внимательно смотрели?
– Да, сэр. И не увидел ничего такого подозрительного.
– Благодарю вас.
– У вас вопросов больше нет, сэр? – осведомился Губбинс, закрыв блокнот.
– Нет, спасибо, сержант.
– В таком случае я возвращаюсь в участок, сэр. Извините, что побеспокоили вас, мистер Фонтейн. Полагаю, что завтра вас захочет видеть инспектор.
Бэзил кивнул с недовольным видом:
– Да, думаю, захочет. Подъеду в участок прямо с утра.
– Что ж, раз это все, лично я собираюсь обратно в постельку, – объявил Кокрейн. – И еще, пожалуй, прихвачу с собой пистолет. С ним как-то веселее будет.
– Пожалуй, что так, сэр, – заметил Губбинс.
– Идемте со мной, сержант, – пригласил Энтони. – Нам обоим просто необходимо выпить.
Только тут Фонтейн вспомнил о своих обязанностях гостеприимного хозяина:
– Да, разумеется. О чем я только думаю! Вы не откажетесь выпить с нами, верно, Эмберли?
Но Фрэнк отверг предложение.
Сержант обиженно посмотрел на него, однако все же ушел вместе с Кокрейном. Вернулся он, вытирая усы; похоже, что отношения между ним и Энтони сложились самые дружеские. Перед отъездом из особняка Губбинс заметил Эмберли, что сам до конца не понимает, почему так симпатизирует молодому человеку.
– Более того, сэр, хотя я не утверждаю, что он прав, в этой его идее об убийце-маньяке что-то есть… Целых три убийства, вроде бы не связанных между собой, не имеющих мотива… Что скажете?
– Думаю, что вы и мистер Кокрейн просто созданы друг для друга. Все эти убийства вовсе не обязательно совершил один и тот же человек. Доусона убил Коллинз.
– Но прежде вы вроде не подозревали Коллинза, мистер Эмберли! Я-то подозревал, а вот вы…
– Проблема в том, сержант, что вы подозревали его в совсем другом преступлении.
– О… – в полной растерянности протянул Губбинс. – Наверняка вы что-то имели под этим в виду, вот только до меня никак не доходит, что именно. Ну а какие выводы можно сделать из всего, что мы услышали тут сегодня? – И он указал большим пальцем через плечо, на особняк.
– Были один-два интересных момента.
– Именно так я и думал, сэр. И знаете что? Хотелось бы проследить за этим дворецким. Выяснить о нем как можно больше. Возникает из ниоткуда, точно черт из шкатулки, фигурально выражаясь, и знает больше, чем можно от него ожидать. Причем заметили – ничуть не удивился, увидев нас. Прямо как будто ждал. У меня предчувствие начет этого типа, а я редко ошибаюсь, когда оно возникает, предчувствие. Это наш человек, мистер Эмберли, помяните мое слово!
Фрэнк окинул его каким-то загадочным взглядом:
– У вас изумительно развита интуиция, Губбинс.
– Вот именно, сэр. Вы подождите, сами скоро увидите, что я был прав.
– Думаю, сержант, – заметил Эмберли, входя в крутой поворот, – вы куда ближе к истине, чем сами осознаете.
Услышав о происшедшем за завтраком, Фелисити тут же сообщила о своем намерении навестить Джоан, прямо сейчас, утром. Сэр Хамфри укорил дочь в том, что она испытывает какое-то болезненное пристрастие к разным ужасам, и девушка, ничуть не смущаясь, призналась в этом. На самого сэра Хамфри известие о смерти Коллинза произвело удручающее впечатление, он в очередной раз сделал Фрэнку выговор и запретил беспокоить его по ночам. Несмотря на частые заверения в том, что преступлениями он интересуется лишь когда сидит в судейском кресле, убийство в Верхнем Неттлфолде было, по его словам, из ряда вон выходящим событием, а потому ему хотелось бы знать о случившемся как можно больше. Племянник сообщил сэру Хамфри лишь голые факты, которые тот назвал просто вопиющими.
Эмберли поднялся из-за стола, не дослушав рассуждений дяди об этих «Так Называемых Новых Временах», и посоветовал ему изложить свои взгляды в одной из воскресных газет. Затем он предупредил леди Мэттьюз, чтобы к ленчу его не ждали, и вышел.
Сэр Хамфри, которого перебили на самом интересном месте, с горечью заговорил об отсутствии хороших манер у молодого поколения.
Жена терпеливо выслушала его, а когда он закончил, заметила:
– Не обращай внимания, дорогой. Бедный Фрэнк! Он так обеспокоен.
– Разве, мамочка? – Фелисити удивленно подняла на нее глаза.
– Ну конечно, дорогая. Столько всего на него навалилось. Если хочешь, могу поехать с тобой.
Сэр Хамфри тут же осведомился у жены, уж не страдает ли и она болезненным пристрастием к разного рода кошмарам и ужасам. Леди Мэттьюз невозмутимо ответила, что нет, не страдает. Просто ей хочется съездить в Верхний Неттлфолд.
– Не возражаешь, если на обратном пути заедем в особняк, мамочка?
– Ничуть не возражаю.
Фелисити удивилась, обнаружив, как только они выехали, что главной целью поездки леди Мэттьюз является гостиница «Голова вепря». Девушка полюбопытствовала, что понадобилось там маме. Не вдаваясь в объяснения, та заявила: неплохо было бы, чтобы Ширли Браун вернулась в Грейторн.
Фелисити показалось странным, что ее мама вдруг воспылала интересом и участием к судьбе столь странного и скрытного создания, как Ширли. Девушка подозрительно покосилась на мать и обвинила ее в том, что она что-то скрывает.
В ответ леди Мэттьюз посоветовала ей смотреть на дорогу. Фелисити повиновалась, но на этом не успокоилась. Она слишком хорошо знала свою маму, понимала, что за ее показной рассеянностью кроется острый, проницательный ум. Фелисити даже начала подозревать, что Фрэнк делится с леди Мэттьюз подробностями расследования. Вообще-то это было не слишком на него похоже, но она знала, как кузен уважает и ценит свою тетушку. Однако леди Мэттьюз категорически отрицала, что Фрэнк говорил ей что-либо. И чем больше давила на нее Фелисити, тем несвязнее становились ответы, и в конце концов девушка сдалась.
Приехав в «Голову вепря», они нашли мисс Браун внизу, в вестибюле. От внимания Фелисити не укрылись ни загнанный взгляд, ни вымученная улыбка Ширли.
Леди Мэттьюз сказала без всяких обиняков:
– Вот что, дорогая, вам здесь неудобно. Возвращайтесь-ка в Грейторн.
Ширли покачала головой:
– Не могу. Огромное вам спасибо, но… думаю, мне надо вернуться в Лондон. Хотя я… я не знаю, не уверена.
Леди Мэттьюз обернулась к дочери:
– Масло, дорогая. Нам надо купить масло. Сбегаешь?
– Сбегаю, – поднялась с места Фелисити. – Еще никто не смог упрекнуть меня в том, что я не понимаю намеков.
Она вышла, и леди Мэттьюз, подозрительно покосившись на какого-то мужчину, сидевшего в другом конце вестибюля и погруженного в чтение газеты, заметила тихо:
– Вот что, дорогая, думаю, лучше рассказать это Фрэнку. Он всегда все знает и понимает.
Ширли испуганно взглянула на нее:
– Вы о чем?
– Все о том же. О тебе. Глупо упорствовать. Только Фрэнк может помочь. В нашей семье он самый умный.
Ширли ответила еле слышным шепотом:
– Он не знает… Это невозможно. Или… он все же о чем-то догадывается, а, леди Мэттьюз?
– Дитя мое дорогое, не стоит обсуждать подобные вещи в публичных местах. Это неумно и опасно. Так всегда бывает в плохих триллерах и неизбежно приводит к несчастью. Короче говоря, лучше рассказать все Фрэнку. Ты со мной не согласна?
