— Безусловно.
Лорд Сен-Симон упал в кресло и провел рукой по лбу.
— Что скажет герцог, когда узнает, что один из членов его семьи подвергся такому унижению? — прошептал он.
— Это чистая случайность. Нет никакого унижения.
— Ах! Вы смотрите на эти вещи с другой точки зрения.
— Тут некого винить. Она не могла поступить иначе. Жаль, конечно, что это вышло несколько резко, но ведь у нее нет матери, которая могла бы дать совет в таком случае.
— Это оскорбление, сэр, публичное оскорбление, — сказал лорд Сен-Симон, постукивая пальцами по столу.
— Вы должны отнестись снисходительно к бедной девушке, очутившейся в таком неслыханном положении.
— Никакого снисхождения! Я страшно зол, со мной поступили отвратительно!
— Кажется, позвонили, — сказал Холмс. — Да, на лестнице слышны шаги. Если я не в состоянии убедить вас, лорд Сен-Симон, то я пригласил адвоката, который, может быть, окажется счастливее меня.
Он отворил дверь и ввел в комнату какого-то господина с дамой.
— Лорд Сен-Симон, — сказал он, — позвольте мне представить вас г. и г-же Фрэнсис Гай Моультон. С г-жей Моультон вы, кажется, встречались.
При виде вошедших наш клиент вскочил с места и выпрямился, опустив глаза и заложив руку за борт сюртука с видом оскорбленного достоинства. Дама быстро подошла к нему и протянула руку. Он не поднял глаз. И, пожалуй, хорошо сделал, так как трудно было бы устоять перед умоляющим выражением ее прелестного личика.
— Вы сердитесь, Роберт, — сказала она. — И имеете полное право сердиться.
— Пожалуйста, не извиняйтесь, не извиняйтесь, — с горечью ответил лорд Сен-Симон.
— О, я знаю, что отвратительно поступила с вами и должна была сказать вам все раньше. Но я была словно безумная с тех пор, как увидала Франка, и не знала, что делала и говорила. Удивляюсь, как я не упала в обморок у алтаря.
— Сударыня, вы, может быть, желаете, чтобы мой друг и я ушли из комнаты, пока вы будете объясняться?
— Если мне можно выразить мое мнение, — заметил незнакомец, — то, по-моему, в этом деле и так было слишком много тайны. Что касается меня, я ничего не имею против того, чтоб и Европа и Америка узнали всю правду.
Мистер Моультон был живой, маленький, сухой человек с резкими чертами загорелого лица.
— Ну, так я расскажу всю нашу историю, — сказала миссис Моультон. — Мы с Франком познакомились в 1881 году, в лагере Мак-Квира, вблизи Скалистых гор, где папа искал золото. Мы обручились, но папа вдруг напал на золотоносную жилу, а у Франка дело прогорело. Папа становился все богаче и богаче, а Франк все беднее и беднее. Папа и слушать не хотел о том, чтоб мы поженились, и увез меня в Сан-Франциско. Франк не хотел отказаться от меня и поехал за нами. Мы виделись без ведома папы. Он взбесился бы, если бы узнал это. Поэтому мы сами порешили дело. Франк сказал, что он вернется на россыпи и возвратится только тогда, когда будет так же богат, как папа. Тогда я обещалась ему ждать его и не выходить замуж, пока он жив. «Отчего бы нам не пожениться теперь? — сказал Франк. — Я буду спокойнее. Я никому не скажу, что ты моя жена, пока не вернусь». Ну, мы переговорили, и он устроил все так отлично, что мы сейчас же и повенчались, После этого Франк отправился искать счастья, а я вернулась к папе.
Я слышала, что Франк был в Монтане, а затем переехал в Аризону и, наконец, в Новую Мексику. Потом в газетах появилось известие о нападении индейцев на лагерь золотоискателей. В числе убитых стояло имя моего Франка.
Я упала в обморок и была больна несколько месяцев. Папа думал, что у меня чахотка, и возил меня чуть ли не ко всем докторам в Сан-Франциско. Более года ничего не было слышно о Франке, так что я не сомневалась уже в его смерти. Потом лорд Сен-Симон приехал в Сан-Франциско, затем мы отправились в Лондон, где он сделал мне предложение. Папа был очень доволен, но я все время чувствовала, что ни один человек в мире не заменит мне моего бедного Франка.
Но все же, если бы я вышла за лорда Сен-Симона, я исполняла бы свой долг по отношению к нему. Любовью нельзя управлять, но своими поступками можно. Я пошла с ним к алтарю с намерением быть ему хорошей женой. Но можете себе представить, что я почувствовала, когда, оглянувшись, увидала Франка. В первую минуту я подумала, что это его призрак, но, оглянувшись во второй раз, заметила, что он стоит на том же месте и вопросительно смотрит на меня, как будто желая узнать, рада я или не рада его видеть. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Голова у меня кружилась, слова священника звучали в ушах, словно жужжание пчелы. Я не знала, что делать, Остановить венчание и сделать сцену в церкви? Я опять взглянула на Франка. Он, должно быть, понял мои мысли, потому что приложил палец к губам в знак молчания. Потом я увидела, что он пишет что-то на клочке бумаги — очевидно мне. Проходя мимо него, я уронила букет. Он поднял его и, вместе с цветами, сунул мне в руку записку. Он просил меня сойти к нему, когда он подаст мне знак. Понятно, я ни минуты не сомневалась в том, что мой долг обязывает меня следовать его указаниям.
Вернувшись из церкви, я рассказала все моей горничной, которая знала Франка в Калифорнии и очень любила его. Я велела ей молчать, упаковать несколько вещей и приготовить манто. Я знаю, что нужно было объясниться с лордом Сен-Симоном, но это было ужасно страшно в присутствии его матери и всех этих важных господ. Я решилась убежать и потом уже объяснить все. Мы сидели за столом не более десяти минут, как вдруг я увидела Франка, стоявшего на противоположной стороне улицы. Он сделал мне знак и пошел по направлению к парку. Я вышла из комнаты, оделась и пошла вслед за ним. Ко мне подошла какая-то женщина, говорила что-то о лорде Сен-Симони — оказывается, что и у него было что-то до брака, — но мне удалось отделаться от нее и я догнала Франка. Мы сели в кэб и поехали в квартиру, нанятую им на Гордонской площади. Таким образом, после многих лет ожидания, я соединилась, наконец, с Франком.
Франк был взят в плен индейцами, бежал от них в Сан-Франциско, узнал, что я считала его умершим, отправился в Англию и отыскал меня здесь как раз в день венчания.
— Я прочел в газетах, — объяснил американец. — Там была упомянута фамилия невесты и церковь, где ее будут венчать, но не сказано, где она живет.
— Мы стали толковать о том, что нам следует делать. Франк стоял за откровенное объяснение, но мне было так стыдно, что хотелось исчезнуть и никогда больше никого не видеть. Я решила только написать папе, что я жива. Мне страшно было подумать, что все эти лорды и леди сидят за столом в ожидании меня. Франк взял мое подвенечное платье и все вещи, связал их в узел и бросил его куда-то, чтобы меня не могли проследить. По всей вероятности, мы завтра же уехали бы в Париж, если бы к нам не пришел вот этот любезный господин — мистер Холмс. (Хотя я не понимаю, как он нас нашел). Он очень добро и ясно доказал мне, что я неправа, а Франк прав и, что если мы будем скрываться, то все обвинят нас. Потом он предложил нам поговорить с лордом Сен-Симоном наедине, и мы сейчас же приехали к нему. Ну, Роберт, теперь вы все знаете. Мне очень жаль, что я причинила вам огорчение. Надеюсь, что вы не очень дурно думаете обо мне.
Во время ее продолжительного рассказа лорд стоял в прежней позе, с нахмуренными бровями и крепко сжатыми губами.
— Извините, — проговорил он, — я не привык обсуждать публично мои интимные дела.
— Так вы не прощаете меня? Не хотите пожать мне руку на прощанье?
— О, отчего же нет, если это может доставить вам удовольствие.
Он холодно пожал протянутую ему руку.
— Я надеялся, что вы запросто поужинаете с нами, — сказал Холмс.
— Это уж слишком, — ответил лорд. — Я вынужден покориться обстоятельствам, но не вижу причины радоваться. Позвольте пожелать вам всем доброй ночи.
Он сделал общий поклон и величественно вышел из комнаты.
— Надеюсь, что, по крайней мере, вы не откажетесь сделать мне честь поужинать с нами, — сказал Шерлок Холмс. — Я всегда рад видеть американца, мистер Моультон, потому что я из тех людей, которые думают, что ошибки правительства в былые годы не помешают нашим детям стать со временем гражданами огромного государства под соединенным флагом Великобритании и Соединенных Штатов.
— А дело-то вышло очень интересное, — заметил Холмс по уходе наших гостей. — Оно показало, как просто объясняется иногда дело, кажущееся необъяснимым. На что уж казался загадочным данный случай. А между тем нет ничего более естественного того хода событий, о котором рассказала нам миссис Моультон. А с другой стороны, какой странный результат, если взглянуть на дело с точки зрения мистера Лестрэда.
— Так, значит, вы не ошиблись?
— С первой же минуты мне стало ясно, что невеста охотно согласилась на брак, а затем раскаялась в своем согласии за несколько минут до возвращения домой. Очевидно, утром произошло что-то, вызвавшее в ней перемену настроения. Что бы это могло быть? Она не могла говорить с кем-нибудь наедине, потому что все время была с женихом. Не видела ли она кого-нибудь? Если видела, то несомненно американца, так как она в Англии недавно и вряд ли кто-нибудь мог приобрести над ней такое влияние, чтобы при виде его она могла изменить все свои планы. Как видите, с помощью метода исключения, мы пришли к выводу, что она видела американца. Кто же этот американец и почему он имеет на нее такое влияние? Это или любовник, или муж. Я знал, что она провела юность в грубой обстановке и в странных условиях. Я дошел до этих выводов еще раньше посещения лорда Сен-Симона. Когда же он рассказал нам про господина, который сидел на скамье, про внезапную перемену в настроении невесты, про то, как она уронила букет (самый обыкновенный способ передачи записки), про разговор с горничной, знавшей все ее дела, на жаргоне, — все стало вполне ясным для меня. Она бежала с мужчиной — любовником или мужем, вероятнее с мужем.
