Трой уже было решила повернуть назад, но почувствовала, что будет неловко вот так грубо показать спину незнакомцу. Она помедлила. Мужчина поравнялся с ней, приподнял шляпу, бросил вежливое «добрый вечер» и вдруг остановился.
— Тяжеловато взбираться наверх, — произнес он. У него был приятный голос.
— Да, — ответила Трой. — Пожалуй, я уже выдохлась. Я иду из Холбердса.
— Крутой подъем вам пришлось одолеть, но с моей стороны дорога вздымается еще круче. Прошу прощения, но вы, должно быть, знаменитая гостья Хилари Билл-Тасмана, не так ли? Моя фамилия Марчбэнкс.
— Ах да, я слыхала…
— Почти каждый вечер я совершаю прогулку до этого места во благо моих ног и легких. К тому же, знаете ли, выбраться на часок из долины всегда полезно.
— Могу себе представить.
— Да, — сказал майор Марчбэнкс, — довольно мрачное зрелище, не так ли? Но я не должен держать вас на таком жутком ветру. Скоро увидимся, надеюсь. У рождественской елки.
— Буду рада, — откликнулась Трой.
— Наверное, уклад жизни в Холбердсе показался вам странноватым?
— Необычным, так скажем.
— Согласен. О, — добавил майор Марчбэнкс, словно отвечая на непрозвучавший вопрос, — я полностью «за», понимаете ли. Полностью «за».
Он приподнял намокшую шляпу, взмахнул тростью и зашагал прочь. Где-то внизу ударил тюремный колокол.
Трой вернулась в Холбердс.
Вместе с Хилари они выпили чаю, уютно устроившись перед камином с полыхающими сосновыми поленьями. Небольшая комната была когда-то, по словам хозяина, будуаром его пять-раз-прабабушки. Над камином висел портрет прежней владелицы: злокозненного вида старая дама безусловно походила на самого Хилари. Комната была обита бледно-зеленым шелком, на окне висели занавески с вышитыми розочками. Очаровательная ширма, французский письменный стол с украшениями из позолоченной бронзы, изящные стулья и россыпь фарфоровых амурчиков дополняли общую картину.
— Догадываюсь, — сказал Хилари, пережевывая горячую булочку с маслом, — обстановка кажется вам чересчур женственной для холостяка. Она ждет хозяйку.
— Правда?
— Правда. Ее зовут Крессида Тоттенхэм, и она тоже приезжает завтра. Мы собираемся объявить о нашей помолвке.
— Какая она? — без обиняков спросила Трой. Художница уже знала, что Хилари не любит излишних церемоний.
— Гм, дайте подумать. Если попробовать на вкус, то она окажется соленой с легкой примесью лимона.
— На ум сразу приходит копченая камбала.
— Могу лишь сказать: на камбалу она не похожа.
— А на кого она похожа?
— На женщину, которую, надеюсь, вам очень захочется нарисовать.
— Ох, — вздохнула Трой. — Понятно, куда ветер дует.
— Да, и дует он сильно и упорно. Погодите, вот увидите ее и тогда скажете, согласны ли вы написать еще один фамильный портрет Билл-Тасманов, причем гораздо более приятный глазу. Вы заметили пустое место на северной стене столовой?
— Заметила.
— Я его берегу для портрета Крессиды Тоттенхэм работы Агаты Трой.
— Ясно.
— Она и правда очаровательное создание, — вздохнул Хилари, с видимым усилием стараясь быть объективным. — Вот увидите. Между прочим, в театре играет. То есть только начала играть. Училась в какой-то академии, а затем занялась чем-то, что называется органическим экспрессивизмом. Я пытался убедить ее, что термин вычурный и не имеет смысла, но ей, похоже, все равно.
— Что они делают?
— Насколько я понял, раздеваются, что, имея в виду Крессиду, не может не доставить удовольствия, и разрисовывают лица зелеными завитками, что — опять же в отношении моей невесты — является вопиющей порчей природных ресурсов. И вредно для кожи.
— Загадочное явление.
— К несчастью, тетя Трах не совсем одобряет Крессиду, подопечную дяди Прыга. Ее отец служил под началом дяди Прыга и был убит в оккупированной Германии, спасая жизнь дяди, Поэтому дядя Прыг чувствовал себя обязанным и воспитал Крессиду.
— Ясно, — повторила Трой.
— Знаете, — улыбнулся Хилари, — что мне нравится в вас, кроме вашего дара и внешности, так это завидная лаконичность во всех проявлениях. Вы словно выдающееся произведение искусства очень интересного периода. Если бы не Крессида, я бы, наверное, приударил за вами.
— И поставили бы меня в неловкое положение, — с нажимом произнесла Трой.
— Вы предпочитаете не сближаться со своими моделями?
— Именно.
— Мне понятна ваша точка зрения, — покивал Хилари.
— Я рада.
Покончив с булочкой, он окунул салфетку в горячую воду, вытер пальцы и подошел к окну. Занавески с розочками были задернуты; Хилари раздвинул их и стал вглядываться в темноту.
— Снег идет, — промолвил он. — Дяде Прыгу и тете Трах предстоит романтическое путешествие по бескрайней пустоши.
— Разве… Они приезжают сегодня?
— Ах да, забыл вам сказать. Тот звонок из Лондона был от их экономки. Они выехали до рассвета и рассчитывают прибыть к ужину.
— У них переменились планы?
— Нет, просто вдруг решили, что надо ехать. Они начинают готовиться к поездке в гости по крайней мере дня за три до назначенного срока и все равно терпеть не могут предотъездное состояние. Поэтому решили его сократить. Я пойду отдохну. А вы?
— После прогулки меня что-то клонит ко сну. Я тоже отправлюсь к себе.
— Это северный ветер виноват. Он новичков в сон вгоняет. Я велю Найджелу разбудить вас в половине восьмого. Ужин в полдевятого, предупредительный звонок дается за четверть часа. Приятного вам отдыха, — поклонился Хилари, открывая дверь для Трой.
Проходя мимо него, Трой вдруг осознала, какой он высокий, а также ощутила его запах: аромат хорошего твида, смешанный с чем-то более экзотическим.
— Приятного вам отдыха, — повторил Хилари.
Поднимаясь по лестнице, Трой спиной чувствовала пристальный взгляд хозяина дома.
4
В спальне она застала Найджела. Он подготовил к вечеру ее шелковое платье рубинового цвета и все, что к нему полагалось. Трой понадеялась, что ансамбль не навел его на мысль о пороке.
Найджел стоял на коленях перед камином, раздувая огонь, что было совершенно излишне: дрова ярко пылали. Волосы второго слуги были настолько светлыми, что Трой почти боялась увидеть под густыми белесыми ресницами розовые глазки. Найджел встал на ноги и, глядя в пол, глухим бесцветным голосом осведомился, не нуждается ли мадам в чем-нибудь еще. Та ответила, что больше ничего не нужно.
— Ночь выдастся бурной, — заметила Трой, стараясь говорить как можно более естественно и все равно чувствуя, что сбивается на интонации романтических героинь.
— На все воля божья, миссис Аллейн, — сурово произнес Найджел и вышел. Трой засомневалась было в абсолютном выздоровлении слуги, но, вспомнив уверения Хилари, успокоилась.
Она приняла ванну, блаженствуя в ароматных смолистых парах и размышляя о том, как деморализует подобный образ жизни, если к нему привыкнуть. В конце концов Трой пришла к выводу (несомненно, порочному, с точки зрения Найджела), что до сих пор, по крайней мере, роскошь усиливала в ее характере лучшие стороны. Она подремала у камина, прислушиваясь сквозь сон к мягкому шороху падающего снега. В полвосьмого в дверь постучал Найджел и Трой встала, чтобы одеться. В комнате стояло большое подвижное зеркало и Трой не без удовлетворения отметила, что рубиновое платье ей очень к лицу.
Тишину нарушили отдаленные звуки: кто-то приехал. Урчанье мотора. Хлопок двери. После продолжительной паузы голоса в коридоре, а затем в соседней комнате. Брюзгливый женский голос — дама, очевидно, задержалась на пороге комнаты — прокричал:
— Нисколько. Чушь! Кто говорит об усталости? Мы не станем переодеваться. Я говорю — мы не станем переодеваться. — Снова пауза и опять женский голос: — Тебе ведь не нужен Молт, да? Молт! Полковник не нуждается в вашей помощи. Чемоданы распакуете позже. Я сказала, что он может распаковать чемоданы попозже.
«Дядя Прыг глух как пень», — подумала Трой.
— И перестаньте, — донеслось из-за стены, — надоедать мне с бородой!
Дверь закрылась. Кто-то пошел прочь по коридору.
«С бородой? — удивилась Трой. — Я не ослышалась, она говорила про бороду?»
Несколько минут из соседней комнаты ничего не было слышно. Трой заключила, что кто-то из супругов удалился в ванную, находившуюся с другой стороны. Догадка подтвердилась, когда прямо за гардеробом Трой раздался мужской голос: «Тру! Что с моей бородой?» Ответа Трой не разобрала.
Вскоре она услышала, как Форестеры вышли из своих апартаментов.
Трой решила дать им время побыть наедине с Хилари, и, когда в конюшенной башне прозвонил колокол, созывавший к ужину, она все еще задумчиво смотрела на огонь. Колокол, по словам Хилари, был трофеем и находился в доме со времен разграбления монастырей Генрихом VIII. «Не напоминает ли он Найджелу о его монашеской жизни до того, как он немножечко рехнулся?» — подумала Трой.
