– Мой сын Дуглас считает…
«Дуглас, видите ли, – подумал Томми. – Что еще за Дуглас, хотелось бы мне знать?»
После ужина, торжественной трапезы из нескольких скудных и одинаково безвкусных блюд, все потянулись обратно в салон. Снова заработали спицы, и Томми был принужден выслушать длинный и невыносимо скучный рассказ майора Блетчли о жизни на северо-западной окраине Индии.
Молодой голубоглазый блондин, отвесив с порога небольшой общий поклон, удалился. Майор Блетчли тут же прервал свое повествование и многозначительно ткнул Томми в бок.
– Этот парень, что сейчас вышел. Видали? Беженец. Выбрался из Германии за месяц до начала войны.
– Так он немец?
– Да. И даже не еврей. Его отец схлопотал неприятности за критику нацистского режима. Двое братьев сидят там сейчас в концентрационных лагерях. А этот малый улизнул в последнюю минуту.
Тут новым постояльцем единолично завладел мистер Кейли и долго, подробно рассказывал ему о состоянии своего здоровья. Тема эта оказалась так увлекательна для самого рассказчика, что Томми удалось вырваться, только когда пора уже было идти спать.
На следующее утро Томми поднялся пораньше и вышел прогуляться по набережной. Он бодрым шагом дошел до мола и на обратном пути издалека увидел движущуюся навстречу знакомую фигуру. Когда они поровнялись, Томми приподнял шляпу.
– Доброе утро, – любезно проговорил он, – э-э… миссис Бленкенсоп, я не ошибся?
Поблизости никого не было, и Таппенс ответила:
– Доктор Ливингстон, с вашего позволения[15].
– Как, черт возьми, ты здесь очутилась, Таппенс? – недоуменно произнес Томми. – Чудеса, да и только, настоящие чудеса.
– Никакие не чудеса, а просто мозги.
– Твои мозги, ты имеешь в виду?
– Угадал. Ты и твой зазнайка мистер Грант! Будет он теперь у меня знать.
– Еще бы, – согласился Томми. – Нет, правда, Таппенс, объясни, пожалуйста, как это тебе удалось? Я умираю от любопытства.
– Очень просто. Как только Грант назвал мистера Картера, я сразу догадалась, о чем пойдет речь. Скучная канцелярская работа тут совершенно ни при чем. Но по его тону я поняла, что меня не пригласят. И тогда я решила взять дело в свои руки. Пошла за хересом, а сама забежала к Браунам и позвонила от них Морин. Велела ей позвонить нам, объяснила, что сказать. Она все выполнила точно – а голос у нее такой тонкий, пронзительный, на другом конце комнаты было слышно. Я тоже все представила как надо – изобразила досаду, озабоченность, что тут поделаешь, подруга в беде – и убежала. Вернее, громко хлопнула входной дверью, но осталась дома, пробралась на цыпочках в спальню и чуть-чуть приоткрыла дверь гостиной, ту, что за шкафом.
– И все слышала?
– До единого слова, – самодовольно подтвердила Таппенс.
Томми сказал с укоризной:
– А ведь и виду не подала.
– Еще чего. Хотела вас проучить. Тебя с этим твоим мистером Грантом.
– Я бы не сказал, что он мой мистер Грант, ну а проучить ты его конечно проучила.
– Мистер Картер никогда бы со мной так подло не обошелся. Я вижу, разведка теперь совсем не та, что была в наше время.
Томми торжественно предрек:
– Теперь, когда за дело снова взялись мы, она обретет прежнюю отличную форму. Но почему Бленкенсоп?
– А тебе что, не нравится?
– Странный какой-то выбор.
– Первое, что пришло в голову. И удобно для белья.
– Таппенс, что ты такое говоришь?
– Начинается на Б., дурень ты. Бересфорд на Б., и Бленкенсоп на Б. У меня на всем носильном белье вышита метка: «Б». Пруденс Бересфорд, или Патрисия Бленкенсоп. А вот ты почему выбрал Медоуз? Дурацкая фамилия.
– Ну, во-первых, у меня на кальсонах, слава богу, никаких букв нет. А во-вторых, не я выбирал. Мне было так сказано. Мистер Медоуз – почтенный джентльмен с безупречной биографией. Которую я выучил наизусть.
– Очень мило. Ну, и как, ты женат или холостой?
– Вдовец, – важно ответил Томми. – Моя жена умерла десять лет назад в Сингапуре[16].
– Почему в Сингапуре?
– Всем нам надо где-то умереть, и Сингапур – место не хуже прочих.
– Твоя правда. Вполне подходящее место для смерти. Я тоже вдова.
– А твой муж где умер?
– Какая разница? Наверно, в инвалидном доме. У меня такое подозрение, что он скончался от цирроза печени.
– Понятно. Больная тема. А как насчет твоего сына Дугласа?
– Дуглас служит во флоте.
– Это я вчера уже слышал.
– И у меня есть еще два сына: Реймонд в авиации и младшенький, Сирил, в территориальных войсках.
– А что, если кто-нибудь даст себе труд проверить всех этих воображаемых Бленкенсопов?
– Они не Бленкенсопы. Бленкенсоп – фамилия моего второго мужа. А первый был Хилл. В телефонной книге одними Хиллами заняты три страницы. Всех Хиллов проверить невозможно, даже если очень захочется.
Томми вздохнул.
– Твой всегдашний недостаток, Таппенс: ты обязательно перебарщиваешь. Два мужа, три сына. Слишком много. Ты запутаешься в мелочах и заврешься.
– Не заврусь. А сыновья, я думаю, мне могут пригодиться. Я же не на службе, как ты знаешь, я свободный художник. В это дело я ввязалась ради удовольствия и постараюсь получить его как можно больше.
– Понятно. – Томми мрачно добавил: – На мой взгляд, вся эта операция – вообще балаган.
– Почему это?
– Ну вот ты приехала в «Сан-Суси» раньше, чем я. Положа руку на сердце, ты можешь представить себе, что кто-нибудь из здешних постояльцев – на самом деле опасный вражеский агент?
Таппенс подумала и ответила:
– Да, действительно, в это трудно поверить. Конечно, есть этот молодой человек…
– Карл фон Дейним? Но ведь полиция проверяет всех беженцев?
– Наверно. Но как-то все же можно замаскироваться. Привлекательный молодой человек, между прочим.
– То есть, по-твоему, девушки будут выбалтывать ему секреты? Но какие девушки? Тут что-то не видно на горизонте генеральских и адмиральских дочек. Разве что он закрутит роман с командиром роты в Женском вспомогательном корпусе.
– Не надо так громко, Томми. Мы должны относиться к этому серьезно.
– Я и отношусь серьезно. Просто у меня такое ощущение, что мы ломимся не в ту дверь.
– Делать такой вывод пока рано, – решительно возразила Таппенс. – Тут вообще не может быть ничего само собой разумеющегося. Как насчет миссис Переньи?
– М-да, – немного подумав, отозвался Томми. – Миссис Перенья представляет интерес, я согласен.
– А как будет у нас с тобой? – спросила практичная Таппенс. – Как мы будем сотрудничать?
– Нас не должны слишком часто видеть вместе, – нахмурившись, сказал Томми.
– Да, нельзя показывать, что мы знакомы ближе, чем представляемся. Это будет провал. Нам необходимо выработать подходящий характер отношений. И по-моему, – да, я думаю, так: лучше всего подойдет преследование.
– Какое еще преследование?
– Как какое? Я преследую тебя. Ты всячески стараешься увильнуть, но как вежливому мужчине тебе это не всегда удается. У меня было два мужа, и теперь я подыскиваю третьего. А ты играешь роль вдовца, за которым идет охота. Время от времени я тебя где-нибудь настигаю: то ловлю в кафе, то встречаю на набережной. Все кругом хихикают и находят это очень забавным.
– Да, пожалуй, это подойдет, – согласился Томми.
Таппенс продолжала развивать свою мысль:
– Мужчина, за которым гоняется женщина, спокон веку служит предметом шуток. Так что грех этим не воспользоваться. Кто бы нас ни увидел вместе, всякий только ухмыльнется и скажет: «Посмотрите на этого горемыку Медоуза».
Томми вдруг сжал локоть жены.
– Смотри. Прямо впереди тебя.
У выхода с эспланады[17] стояли и разговаривали молодой человек и девушка. Оба казались поглощены разговором и никого не замечали вокруг. Таппенс тихо проговорила:
– Карл фон Дейним. А девушка, интересно, кто?
– Не знаю кто, но хороша, – отозвался Томми.
Таппенс кивнула. Ее внимательный взгляд скользнул по смуглому взволнованному лицу, по свитеру, плотно обтягивающему фигуру. Девушка горячо доказывала что-то. Карл фон Дейним главным образом слушал.
Таппенс пробормотала, не разжимая губ:
– Здесь, я думаю, мы с тобой расстанемся.
– Слушаюсь! – ответил Томми, повернулся и зашагал в обратном направлении.
В дальнем конце набережной ему повстречался майор Блетчли, посмотрел на него с подозрением и только потом буркнул:
– Доброе утро.
– Доброе утро.
– Вижу, вы как я, ранняя пташка, – заметил Блетчли.
– Привык за время службы на Востоке, – пояснил Томми. – Хоть и много лет прошло с той поры, но я по-прежнему встаю чуть свет.
– И правильно делаете, – похвалил его майор Блетчли. – Эти современные мужчины, глаза бы мои на них не смотрели, с утра горячая ванна, к завтраку спускаются в десять, если не позже. Не приходится удивляться, что немцы нас обставляют. Слабаки, мягкотелые, будто цуцики. Армия теперь совсем не та, что раньше. Солдат балуют и нежат, как малых детей, – грелку в постель, одеяльце подоткнуть. Безобразие! Черт знает что!
