В эту минуту послышались плач и горестные возгласы, доносившиеся из кабинета, где отдыхал барон. Войдя, Даниэль нашел там остальных слуг, собравшихся у тела их господина. Он был одет богаче и лучше, чем когда-либо, и сидел с выражением покоя и достоинства на невозмутимом лице в кресле, обитом драгоценной тканью, будто отдыхая после завершения важной работы. Но это был покой смерти. Когда рассвело, стало видно, что верхушка башни рухнула внутрь. Громадные каменные плиты пробили потолок и пол астрономической комнаты, при этом обвалились также и мощные балки, так что удар двойной силы разрушил помещения нижних этажей и проломил часть замковой стены и узкого прохода. Не было возможности войти в эту дверцу, не рискуя провалиться в глубокую яму.
Старый барон предвидел даже час своей смерти и заранее известил об этом своего сына. Поэтому на другой же день в замке появился старший сын покойного Вольфганг, барон фон Р-зиттен, новый владелец майората. Доверившись предчувствию старого отца, он тотчас по получении рокового письма оставил Вену, где находился в то время, и поторопился в родовое имение.
Домоправитель обил черной материей большую залу и устроил великолепное скорбное ложе, куда и положили старого барона в том платье, в котором его нашли. По углам смертного одра стояли высокие серебряные светильники с зажженными свечами. Вольфганг молча взошел по лестнице в зал и приблизился к телу отца. Здесь он остановился, скрестив на груди руки и сдвинув брови, и пристально и мрачно посмотрел на бледное лицо отца. В этот момент он походил на статую, ни одна слеза не выкатилась из его глаз. Наконец, почти судорожным движением протянув руку к трупу, он глухо пробормотал: «Планеты ли повелевали тебе сделать несчастным сына, которого ты любил?»
Опустив руки и отступив на шаг, молодой барон поднял глаза вверх и проговорил примирительно, смягчившимся голосом: «Бедный безумный старик! Кончился весь этот дурацкий карнавал! Теперь ты видишь, что ограниченные земные владения не сравнимы с горним миром. Какая воля, какая сила управляет из-за могилы? – Барон снова замолк, потом порывисто воскликнул: – Нет, ни единой частицы моего земного счастья, которого ты пытался меня лишить, не похитит твое упрямство!»
При этом он вынул из кармана сложенную бумагу и, зажав ее двумя пальцами, поднес к горящей свече одного из светильников, стоявших у тела. Бумага, вспыхнувшая от огня, высоко взвилась. Когда же блики пламени начали играть на лице трупа, мускулы его, казалось, задвигались, и старик беззвучно произнес какие-то слова, так что стоявших поодаль слуг охватил панический ужас.
Барон спокойно завершил свое дело, тщательно растоптав ногой последние клочки бумаги, которые, горя, упали на пол. Потом он бросил еще один мрачный взгляд на отца и быстрым шагом вышел из траурной залы.
На другой день Даниэль сообщил молодому господину об обвалившейся башне и пространно описал, что произошло в ту ночь, когда умер его господин. Он окончил свой рассказ тем, что хорошо было бы немедленно починить башню, потому что, если она еще больше обрушится, весь замок может быть если не полностью уничтожен, то сильно попорчен.
«Починить башню? – вскрикнул барон, гневно сверкая глазами. – Починить башню? Никогда!.. Разве ты не понимаешь, старик, – про– должил он уже спокойнее, – что башня не может обвалиться без особых причин?.. Что, если мой отец сам хотел уничтожить то место, где занимался своими таинственными изысканиями, и сам сделал некоторые приготовления, давшие возможность обрушить верхушку башни тогда, когда ему захотелось, уничтожив таким образом все, что находилось внутри нее? Но, что бы ни произошло, пускай хоть весь замок обрушится, мне все равно. Неужели ты думаешь, что я поселюсь в этом диком совином гнезде? Нет! Я продолжу дело того предка, который воздвиг фундамент для нового замка в красивой долине, – вот кому я хочу подражать!» – «Так, значит, – тихо сказал Даниэль, – все старые верные слуги окажутся на улице?» – «Само собой разумеется, – ответил барон, – что я не оставлю у себя на службе немощных согбенных стариков, но я никого не прогоню». – «Меня, домоправителя, – с горечью воскликнул старик, – лишить дела!»
Тут барон, стоявший спиной к старику, намереваясь выйти из залы, вдруг обернулся, весь багровый от гнева, подошел к Даниэлю, пригрозив ему сжатым кулаком, и крикнул страшным голосом: «Тебя, старый лицемер, который занимался с моим стариком отцом таинственными делами наверху, тебя, который, быть может, воспользовался безумием бедняги, чтобы внушить ему роковое решение, поставившее меня на край пропасти, – тебя мне следовало бы прогнать как паршивого пса!»
Испуганный этими ужасными словами, старик смотритель упал на колени, и барон, возможно в порыве гнева, подняв при последних словах правую ногу, так сильно ударил ею старика в грудь, что тот упал с глухим стоном. Бедняга с трудом поднялся на ноги и, издав странный звук, похожий на рев смертельно раненного зверя, пронзил барона взглядом, в котором горели отчаяние и ярость. Он не притронулся к кошельку с деньгами, который бросил ему, уходя, господин.
Между тем появились ближайшие родственники семьи, жившие неподалеку. Пышная траурная процессия сопровождала тело старого барона до фамильного склепа, находившегося в р-зиттенской церкви. После того как церемония закончилась и все разошлись, нового владельца майората, по-видимому, оставило мрачное настроение, и он, казалось, даже радовался, получив владение в собственность. Он проверял отчеты о доходах от майората с адвокатом старого барона Ф., которому последний при первом же разговоре выказал свое полное доверие, передав ему все дела. Молодой барон рассчитывал, сколько можно потратить на улучшение имения и на постройку нового замка. Ф. полагал, что старый барон не мог истратить весь свой годовой доход, а поскольку среди его бумаг были найдены только две незначительные суммы в банковских билетах да еще помещенная в железный ящичек тысяча талеров, то, вероятно, остальные деньги были спрятаны где-нибудь еще. А кому же было знать об этом, как не Даниэлю, который только и ждал, чтобы его об этом спросили.
Барон был обеспокоен тем, что Даниэль, которого он тяжко обидел, не столько ради собственной пользы – потому как одинокий старик, желавший окончить свои дни в родовом замке Р-зиттен, не нуждался в больших деньгах, – сколько из мщения за нанесенное оскорбление решит скорее сгноить спрятанные сокровища, чем указать их местонахождение. Молодой хозяин подробно рассказал адвокату о происшествии с Даниэлем, закончив тем, что по разным слухам, которые до него дошли, Даниэль был человеком, который поддерживал в старом бароне странное нежелание видеть в Р-зиттене своих сыновей. Адвокат заявил, что эти сведения совершенно неверны, поскольку на свете не было существа, которое могло бы хоть сколько-нибудь повлиять на решения старого барона, и решил выпытать у Даниэля, не спрятал ли его старый господин свои деньги в каком-нибудь потайном месте.
Но едва адвокат заговорил: «Скажи, Даниэль, как случилось, что старый барон оставил так мало денег?» – как домоправитель ответил с неприятной улыбкой: «Вы говорите, господин адвокат, про те несчастные талеры, что вы нашли в ящичке? Да ведь остальное-то лежит в подвале рядом со спальней старого барона, но самое главное, – продолжал он, и улыбка его превратилась в отвратительную гримасу, а глаза разгорелись кровавым огнем, – много тысяч червонцев погребено там, внизу, под мусором».
Адвокат немедленно позвал барона, и все трое отправились в спальню. В одном из углов этой комнаты Даниэль сдвинул на стене филенку, и под ней обнаружилась замочная скважина. Барон жадно посмотрел на нее, потом с большим трудом вытащил из кармана тяжелую связку блестящих ключей, висевших на большом кольце, и стал пробовать отпереть ими замок. В это время Даниэль стоял выпрямившись и с некой насмешливой горделивостью глядел на барона, который весь согнулся, желая лучше рассмотреть замок. Потом дрожащим голосом слуга проговорил: «Если я собака, милостивый государь, то есть у меня и собачья верность!»
С этими словами он протянул барону блестящий стальной ключ, который тот жадно выхватил у него из рук и без труда открыл им дверь. Они вошли в маленький, с низкими сводами подвал, где стоял большой железный сундук с поднятой крышкой. На мешках с деньгами лежала дощечка. Старый барон написал на ней своим хорошо известным каллиграфическим почерком:
«Сто пятьдесят тысяч рейхсталеров в старых фридрихсдорах из доходов майоратного имения Р-зиттен. Сумма эта назначается на постройку замка. Владелец майората, который унаследует от меня эти деньги, должен воздвигнуть на самом высоком холме, лежащем к востоку от замковой башни, которую он найдет обвалившейся, высокий маяк для мореплавателей и каждую ночь его зажигать.
