Прежде чем идти к Лили, Гримстер сел и прочитал «Таймс» за пятницу, 27 февраля, присланный Коппельстоуном.
Лили стояла у окна, курила и смотрела на дождь. Она обернулась, с улыбкой пожелала Гримстеру доброго утра и поразила его, спросив:
– Знаете, Джонни, что мне в вас нравится?
– Нет.
– Вы всегда с виду чистый и свежий. Словно пыль и грязь не смеют вас коснуться. Это ведь даже смешно – как некоторым мужчинам такое удается? В конце дня рубашка выглядит такой же чистой, как в тот момент, когда ее надели. А у остальных – через час уже кошмар.
Гримстер нагнулся, включил магнитофон и спросил:
– Гарри тоже был такой?
– Да. А откуда вы знаете?
– По его вещам наверху. Рубашки, костюмы, обувь.
– Точно. Чуть вещь износится или запачкается, Гарри ее выбрасывал. – Лили рассмеялась. – Он говорил, что большинство идут по жизни, таща за собой мусор. Иногда он принимал ванну по три раза на дню. По три! Я говорила, что он смоет себя.
Лили взглянула на магнитофон.
– Новый сеанс?
– Всего несколько вопросов, а потом поедем в Барнстейпл. Анджела записала вас к парикмахеру, к которому сама ходит.
– Мило. Только надеюсь, со мной у них получится лучше, чем с ней. – Лили села, положила ногу на ногу и пригладила подол платья. – Шпарьте, мистер инквизитор.
– Вы видели вещи Гарри наверху, – начал Гримстер. – Там есть обратный билет в Оксфорд на тот же день, когда вы поехали в Лондон. Вы знали, что он собирается вернуться в коттедж?
– Нет.
– Он не говорил об этом?
– Нет. Если он хотел, чтобы я знала о его планах, он говорил мне, если не хотел – я не спрашивала.
– Как вы думаете, почему в его квартире не было картин?
– Понятия не имею. Но с картинами он был очень строг. Не выносил репродукций. Он в коттедже почти все поснимал.
Гримстер знал, почему в квартире не было картин. Он сразу заметил пробел в списке и проверил с Коппельстоуном, прежде чем спускаться. Гарри заказывал в галереях по две картины в месяц. После его смерти две картины, висевшие в квартире, были затребованы галереей. Лондонская квартира и лондонская жизнь Гарри действительно оставались закрытой книгой для Лили. Вспомнив книгу «Домашний врач», Гримстер спросил:
– А как Гарри относился к своему здоровью?
Лили захихикала.
– Это был величайший паникер в мире. Появился прыщик на пальце ноги – и он бежит к врачу, а тонизирующие средства глотал, как лимонад. Потреблял какую-то штуку под названием «Метатон».
Аккуратный, дотошный по поводу себя самого, внимательный к любым возможным источникам беспокойства, деливший жизнь на две части – одна с Лили, другая в Лондоне и кто знает где еще… картинка прорисовывалась.
– Его лишили прав на год, – продолжил Гримстер. – В тот раз вы были с ним?
– Нет. Он был с другом – кажется, где-то в Хартфордшире. Они поддали, Гарри решил рискнуть и попался.
– По-вашему, он был рисковый человек?
– Иногда. Чаще он был осторожен. Но иногда ему все становилось до лампочки.
– Вы часто его возили после лишения прав?
– Всегда. Он не хотел, чтобы его поймали за рулем.
– А где вы научились водить?
– Меня научил парень, который был у меня до Гарри… Джонни, я правда не понимаю, какое это все имеет значение. – Лили беспокойно шевельнулась.
Гримстер улыбнулся:
– Ну как же, помогает скоротать дождливое утро. Машину, которая была в колледже, взяли напрокат?
– Да, в местном гараже. Свою он продал, когда попался.
Гримстер решил зайти с другой стороны:
– А как Гарри относился к политике? Он обсуждал ее с вами?
– Частенько растолковывал мне. Все политики – мошенники, говорил он. Только и ищут, чем поживиться. У него на них не было времени. Должна сказать, он не стеснялся в выражениях, если разойдется. И ни во что не ставил ни королевскую семью, ни церковь. Вы бы послушали, что он говорил про епископа Кентерберийского!
– А Англия? Ну, британский дух, патриотизм?
– Конечно! Он просто взвивался, когда про это слышал. Говорил, что патриотизм – болезнь, что миру пора повзрослеть и забыть про национальности. У меня иногда голова гудела – так он расходился. Достаточно было малюсенькой заметки в газете – и пошло-поехало, как какой-нибудь старый яростный полковник.
– У него было для вас прозвище?
– Не то чтобы прозвище… Он называл меня Лил, Лили. Иногда называл Златовлаской или еще что-то придумывал.
– Вчера вы сказали, что никто не приезжал в коттедж в гости к Гарри, но из отчетов человека, который вел наблюдение, мы знаем, что в среду восемнадцатого февраля – за неделю до вашего отъезда – туда приезжал посетитель.
– Вы спрашивали, гостил ли там кто-нибудь, – пожала плечами Лили.
– Да, так я и спросил. – Память Лили насчет разговоров действовала хорошо. Люди в магазине, помощницы парикмахера. Память для сплетен, готовая конкретизировать вопрос. «Гостил», – сказал Гримстер, но для Лили это могло бы означать и «приезжал». Что-то заставило ее опустить барьер и не расширять изначальный ответ. Гримстер понял: тот человек был чем-то неприятен Лили.
– Вот то-то! – радостно воскликнула Лили.
– И что это за человек? Как его звали?
– Друг Гарри. Знаю только, что его зовут Билли Э.
– Э?..
Лили засмеялась над озадаченным Гримстером.
– Он приезжал всего раза три, и в первый раз Гарри представил его как Билли. Я спросила «Билли… Э?..», и они оба рассмеялись. Гарри сказал: «Точно. Билли Э». Так он и остался. Им это казалось большой шуткой, но я понимала, что Гарри не хочет называть его настоящую фамилию.
– И чем вы занимались, когда он приезжал?
– Ну, он обычно приезжал перед обедом. Мы с Гарри встречали его на вокзале, ехали выпить в паб, потом обедали. Потом гуляли втроем – или они вдвоем, тогда я занималась по дому, готовила ужин и прочее, а позже мы отвозили его на вокзал.
– И он уезжал в Лондон?
– Не знаю. На вокзале я ждала в машине.
– На этом настаивал Гарри?
– Нет. Просто так получалось.
– Расскажите, что вы знаете об этом человеке. Как он выглядит. О чем они с Гарри и вы говорили, что делали.
– Господи, ничего себе вопросик.
– Попробуйте.
Лили попробовала, и с подсказками Гримстера картинка сложилась. Мужчина лет тридцати, невысокий, неопрятный, в вельветовых брюках, темном свитере и ветровке; копна светлых волос, узенькая бородка; образован, хорошо говорит, смешливый. «Забавный», – выразилась Лили. Крепких напитков не пьет, но охоч до пива, хотя редко напивается. Без ума от птиц. У Лили сложилось впечатление, что его работа как-то связана с животными: однажды она видела, как Гарри дал ему пять фунтов – взнос во Всемирный фонд дикой природы. Нахал. Если Гарри выходил из комнаты, он пытался за ней ухлестывать, распускал руки и норовил поцеловать. Когда Лили пожаловалась Гарри, он засмеялся и сказал: «Да, таков старина Билли. Чтобы затащить тебя в постель, милю пробежит». Иногда во время прогулок Билли пел; после пива песни становились непристойными. Хоть он и был явно моложе Гарри, Лили казалось, что они знают друг друга невесть сколько – они вспоминали Швейцарию, давние восхождения, какой-то отпуск, когда они наблюдали за птицами, и какие-то вечеринки. Ничего определенного об этом человеке Лили не знала – где живет, где работает, женат или холост. Знала только, что он приезжал к Гарри раза три – запросто, как старинный друг. О делах они никогда не говорили и не обращали внимания на Лили, которая входила и выходила.
– А как у него с деньгами? – спросил Гримстер. – Он по виду не нуждался?
– Знаю только, что он спокойно относился к деньгам. Иногда брал взаймы у Гарри пару фунтов в баре – но всегда предлагал выписать на них чек, и Гарри просто заливался смехом. Это была у них какая-то шутка.
– Вы не спрашивали об этом у Гарри?
– Нет. Я всегда знала, если Гарри не хотел расспросов о чем-нибудь, а он был так добр ко мне, что меня это устраивало. Кстати, и сам Гарри никогда не спрашивал ни о чем, что я делала до нашей встречи. Ну там про парней, спала ли я с ними, про друзей. Он даже не знал имени Ады, хотя и знал, что я с кем-то делила квартиру, пока я сама не сказала.
Гримстер отметил про себя, что где-то среди аннулированных чеков Гарри вполне может оказаться парочка на Билли Э – на его настоящую фамилию. А потом, поскольку тонкая тень неуверенности легла на ясный образ Лили, Гримстер решил нанести точечный удар, чтобы расшевелить ее, чтобы показать, что все это не пустая игра, чтобы чувствовала – если будет что-то от него прятать, пощады пусть не ждет.
– Возвращаясь к пятнице накануне отъезда. Ваш последний полный день с Гарри. Что вы скажете, если я заявлю, что ваши слова неправда? Что вы и Гарри уехали на машине – и на несколько часов?
Спокойно, без особого удивления и без промедления, Лили сказала:
– Вы хотите сказать, что я лгала?
– Да.
Лили рассмеялась.
– Джонни, вы с ума сошли! С чего мне лгать? – Внезапно она посерьезнела. – Вы ведь не взаправду назвали меня лгуньей?
