— Милая шутка, — сказал он. — Все подозревают друг друга, а этот проклятый идиот застрелил себя сам.
— Да, забавно, — согласился Финбоу.
— Убедились, что я не убивал Роджера? — прибавил Уильям. — Ведь вы подозревали меня, да?
Финбоу улыбнулся:
— Собственно говоря, я всегда знал, что это не вы.
— Я вам не верю. — Уильям рассмеялся. — Откуда вы могли знать?
— Возможно, когда-нибудь расскажу. Все дело в том, что вы довольно агрессивный молодой человек.
Весь этот жуткий фарс был для меня настоящей пыткой. Омерзительно было сидеть здесь и слушать, как Финбоу рассказывает всем, что причин для беспокойства больше нет. Мне приходилось изображать спокойствие, понимая, что скоро станет известно имя убийцы. Мои мысли прервал низкий голос Эвис:
— Хорошо опять чувствовать себя свободной. Последние несколько дней… Боже, мне кажется, я постарела на десять лет!
— Да, было не очень приятно, — признался Кристофер.
— Не хотелось бы пережить такое еще раз, — сказала Тоня, обращая к нам раскрасневшееся лицо.
Все дружно согласились, и я почувствовал жалость ко всем пятерым, и особенно к одному, который еще несколько часов будет пребывать в блаженном неведении.
— Идея! — воскликнул Филипп. — Давайте расскажем миссис Тафтс.
Позвали экономку, и через несколько минут она появилась — неохотно, с неодобрительной миной на лице.
— Миссис Тафтс, вам будет приятно услышать, что ни один из нас не совершал убийства, — сообщил Филипп.
— Кто это сказал? — с подозрением спросила экономка.
— Сержант Биррел, — ответил Филипп.
Лицо миссис Тафтс немного смягчилось.
— Ну, если так… Он умный человек, сержант Биррел, и джентльмен, чего нельзя сказать о многих других, которые называют себя джентльменами.
Она бросила взгляд в мою сторону; похоже, миссис Тафтс меня глубоко презирала, причем независимо от того, совершил я убийство или нет.
— Что ж, раз никто из вас этого не делал, — сказала миссис Тафтс, — вам больше нет нужды здесь оставаться. Когда вы уезжаете?
— Немедленно, — буркнула Эвис.
— Вечером, — сказал Уильям.
— Мы должны здесь переночевать, — запротестовал Филипп. — Просто для того, чтобы показать, что мы снова друзья и когда-нибудь опять соберемся вместе, чтобы приятно провести время.
— Хорошая идея, — одобрил Кристофер. — Мы останемся до завтрашнего вечера или послезавтрашнего утра, миссис Тафтс.
— Хм! — буркнула экономка.
Вторая половина дня стала для меня серьезным испытанием. На компанию периодически накатывали приступы ребячливой радости, как у людей, которые считают, что должны добросовестно отпраздновать важное событие. Наблюдая за ними, Финбоу бесстрастно заметил:
— Забавно, что обычаи определяют, как все должны вести себя под влиянием сильных чувств. Посмотрите, как все они стараются быть веселыми — просто потому, что с детства привыкли думать, что обязаны веселиться, избавившись от волнений. Хотя нормальная реакция на избавление от сильного стресса — это апатия и усталость.
— Как вы можете рассматривать их, словно насекомых? — с горечью спросил я.
Финбоу улыбнулся.
Он сидел рядом со мной и курил, а остальные, немного поплавав в реке, нежились на солнце в купальных костюмах. Белокожая Эвис выглядела хрупкой и томной. Руки и ноги Тони были позолочены средиземноморским солнцем; они с Филиппом обнимались и возились в воде. Эвис и Тоня так хороши, подумал я, что пожилому человеку просто неприлично наблюдать за ними. Тем не менее одна из них хладнокровно убила человека.
До меня донесся ровный и доброжелательный голос Финбоу:
— История Тони и Роджера довольно любопытна. Разумеется, она принадлежит к тому типу девушек, которые довольно легко влюбляются — причем страстно. Теперь она без ума от Филиппа. Но я рискну предположить, что два года назад Тоня испытывала сильные чувства к Роджеру Любопытно, как она воспринимает это теперь. Изо всех сил старается скрыть, что они вообще были знакомы.
— Потому что это было опасно, — вставил я.
— Нет. В основном для того, чтобы Филипп ни о чем не догадался, — возразил Финбоу. — И это очень интересный факт.
— Для молодой женщины естественно скрывать прежние романы от любовника, — ответил я, не понимая, куда клонит Финбоу.
Он усмехнулся:
— Готов поспорить, что Тоня рассказала Филиппу обо всех своих увлечениях — кроме этого. Она явно гордится мужчинами, которые были влюблены в нее.
— Тогда почему она скрывала роман с Роджером? Разве что планировала убить его.
— Потому что хотела сохранить любовь Филиппа и не желала, чтобы он видел ее в обществе человека, который без долгих раздумий ее бросил. Вспомните, что Роджер, живя с Тоней, регулярно делал предложения Эвис. И Тоня знала, что он любит Эвис. Именно этого она не могла простить. И позволить, чтобы Филипп узнал, — спокойно ответил Финбоу.
— Какое это имеет значение, если он ее любит?
— Вероятно, Тоня руководствовалась — сама этого не сознавая — разумным предположением, что наши привязанности воздействуют на окружающих. Нередко мужчине нравится женщина просто потому, что она нравится другим; точно так же даже страстно влюбленный попадает под влияние других мужчин, если им женщина не кажется привлекательной. Поэтому, узнай Филипп, что Роджер любит Эвис, но абсолютно безразличен к Тоне, его страсть могла бы сильно померкнуть. Мы до нелепости чувствительны к суждению других людей — но тут ничего не поделаешь. Никто не обладает достаточной уверенностью в себе, чтобы не обращать внимания на мнение толпы — или завистника!
— В ваших рассуждениях есть рациональное зерно, — согласился я и посмотрел на Эвис и Тоню, стоявших рядом на солнце.
Каждый молодой человек, которого одаривали любовью эти девушки, мог считать себя счастливцем. И тем не менее…
— Наверное, вы обратили на это внимание, когда вчера ночью слушали разговор Тони с Филиппом, — задумчиво заметил Финбоу. — Она не очень боялась обвинения в убийстве; гораздо больше ее страшила мысль, что Филипп узнает от других, как ее бросил Роджер. Помните, как Тоня настаивала, что устала от Роджера и бросила его. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Филипп поверил в это. Вот почему она увела его той ночью, предалась с ним любви и рассказала историю, которую ей очень хотелось выдать за правду. Вот, собственно, причина ее ненависти к Эвис — каждый раз, когда видит ее, Тоня вспоминает о своей растоптанной гордости.
Я посмотрел в продолговатое лицо Финбоу:
— Довольно убедительно и остроумно. Но что это доказывает?
— Это доказывает, что для Тони мертвый Роджер гораздо опаснее живого. После его смерти роман с ней станет достоянием гласности, а живой Роджер, все еще надеясь жениться на Эвис, постарается скрыть, что жил с Тоней, одновременно делая предложения Эвис.
— Вы хотите сказать, — я был охвачен ужасом, — что не считаете Тоню убийцей?
— Разумеется, нет, — спокойно ответил Финбоу. — Мне казалось, вы должны были убедиться в ее невиновности в ту минуту, когда мы нашли пистолет.
Глава 18
Эвис сжигает бумагу
Я буквально лишился дара речи. В голове вертелась одна мысль — из подозреваемых осталась одна Эвис. Она стояла на берегу реки, раздумывая, не искупаться ли еще раз: печальное бледное лицо, стройное грациозное тело — воплощение истинной красоты. Я в ужасе закрыл глаза.
Финбоу продолжал спокойно объяснять:
— Место, где было найдено оружие, точно указывает на время убийства. Даже допустив, что течение могло протащить пистолет по твердому дну реки, мы приходим к выводу, что он не мог упасть за борт позже девяти пятнадцати. Эти расчеты мы делали в первое утро. Значит, Тоня полностью исключается. Она не могла покинуть каюту раньше девяти двадцати. Потом нужно было откуда-то взять пистолет — предположительно из каюты Роджера. Разумеется, оружие не могло быть при ней. С такой фигурой, как у Тони, невозможно спрятать пистолет под пижамой. Потом еще требовалось убить Роджера. А это значит, что она не могла бросить пистолет в воду раньше девяти двадцати, что выходит за установленные границы.
У меня не осталось сил возражать или спорить. Единственное, что я понимал, — Эвис в опасности. Слова давались мне с трудом.
— Значит, это Эвис? Ради Бога, не вмешивайтесь. Пусть думают, что это самоубийство. Я этого не перенесу!
Голос Финбоу не утратил привычной мягкости.
— Подождите еще несколько часов, Йен. Скоро все закончится. Сделаю все, что смогу.
Получив это обещание, я с трудом подавил мрачные предчувствия, от которых меня даже подташнивало.
Когда все переоделись после купания, Тоня предложила спуститься вниз по реке в Поттер-Хейгем и выпить там чаю. Молодежь восприняла это как символ свободы, и они с шумом и смехом запрыгнули в две лодки, стоявшие рядом с бунгало. Большинство поместились в моторную лодку, за штурвал которой стал Кристофер; мы с Финбоу и Уильямом сели в шлюпку. Я вспомнил о том, как в последний раз плыл на шлюпке; тогда я по глупости считал, что Финбоу подозревает Тоню, и теперь, когда открылась еще более ужасная правда, с горечью вспоминал об этом.
