Второй мужчина выглядел обычно только по сравнению с первым. Он тоже был загорелым дочерна — и если чуть менее, чем старик, то, возможно, потому, что был вдвое моложе его. На вид Эллери дал ему сорок с небольшим — его борода была абсолютно черной. Одежда более молодого мужчины была из той же грубой ткани, но выглядела совершенно по-другому — простая блуза без воротничка, открытая у горла, и брюки, не прикрывающие икр. На плечах он держал по стофунтовому мешку с солью и сахаром.
Серые глаза с робким любопытством задержались на лице Эллери, затем устремились на «дюзенберг» и расширились от благоговейного восторга, который автомобиль если когда-нибудь вызывал, то лишь своим почтенным возрастом. Снова бросив взгляд на Эллери, младший незнакомец последовал за стариком к фургону и начал грузить товары.
Эллери шагнул в магазин. После пекла снаружи тусклая прохлада показалась ему добрым самаритянином[22] — некоторое время он просто стоял, наслаждаясь ею и оглядываясь вокруг? Магазин был небогатым — немногочисленные товары лежали на просевших полках и свисали с потолка. Собственно лавка была слишком мала, чтобы занимать все помещение, — в задней стене виднелась дверь, почти заблокированная стопкой картонных коробок с надписью «Томаты», очевидно ведущая в кладовую.
Вдоль одной из стен тянулся обшарпанный прилавок, за которым склонился над гроссбухом маленький человечек с моржовыми усами на круглом румяном лице — вероятно, Отто Шмидт. Он не заметил посетителя, поэтому Эллери стоял, не столько наблюдая, сколько испытывая чувственное наслаждение от освежающей прохлады. Внезапно старик вернулся в магазин и бесшумно подошел к прилавку. Его почерневшая рука скользнула в складку одеяния, достала какой-то предмет и положила его перед коротышкой.
Шмидт поднял взгляд, увидел Эллери и быстро сунул предмет в карман. Но Эллери успел заметить, что эта монета, достаточно большая, чтобы быть серебряным долларом, и блестящая и яркая, как будто была абсолютно новой. Но новые серебряные доллары не чеканили уже несколько лет. Возможно, это иностранная монета. В Мексике известны колонии бородатых русских сектантов…
Но доллар это или песо, одной серебряной монеты казалось маловато, чтобы заплатить за кучу товаров, которые грузили в фургон.
Ни старик, ни человек за прилавком не произнесли ни слова. Очевидно, они обо всем договорились заранее. Мимолетный взгляд вновь пронзил Эллери, после чего старик невероятно легкой походкой вышел из лавки.
Эллери не мог устоять перед подобной загадкой, а даже если у него было желание ей противиться, он слишком устал для борьбы и последовал за незнакомцем.
Эллери успел увидеть, как старик поставил ногу на колесо и легко поднялся к высокому сиденью, на котором поместился его младший спутник, и второй раз услышать глубокий, низкий голос:
— Очень хорошо, Сторикаи.
Сторикаи? Какое необычное имя! И произнесено со странным акцентом. А в голосе слышалось столько силы и покоя…
Вздохнув и покачав головой, Эллери вернулся в магазин, впитывая всеми порами запахи старого дерева, кофейных бобов, керосина, пряностей, табака, уксуса, а самое главное, прохладу.
— Никогда не видели ничего подобного, а? — весело спросил лавочник, и Эллери пришлось с ним согласиться. — Ну, это свободная страна, а они никому не мешают. Чем могу служить?
Можно ли наполнить бак «дюзенберга» бензином высшего качества? Нет, такого в лавке не имеется — на проселочной дороге, вроде этой, на него нет спроса. Ну, тогда сойдет обычный. Что? Да, у него есть талоны на бензин… Отто Шмидт вернулся, взял у Эллери десятидолларовую купюру с таким выражением лица, словно никогда не видел ее раньше, взъерошил пару раз свой чубчик и отсчитал сдачу… Что-нибудь еще?
Эллери попросил табак для трубки, уплатил за него и огляделся вокруг, думая, что еще ему нужно.
— Как насчет ужина? — проницательно осведомился мистер Шмидт.
Эллери кивнул, сразу осознав, что именно этого ему не хватает.
— Тогда садитесь за тот столик. Окорок, яйца, кофе и пирог вам подойдут? Могу открыть банку консервированного супа…
— Нет, не стоит.
Эллери чувствовал себя виноватым из-за все еще нераскрытой коробки с ленчем, приготовленным Эвелин, но ему хотелось горячей пищи. Столик был без скатерти, но чистый, и на нем лежал потрепанный экземпляр «Зари Рис-Ривер и Солнца Остина», датированный прошлым ноябрем.
Остин… Должно быть, это Невада — это не может быть Остин в Техасе или Калифорнии. Хотя, следуя на запад из Невады, он должен был пересечь ее границу где-то здесь. Надо спросить мистера Шмидта, что это за штат. Но лавочник жарил окорок в кухне, а ко времени его возвращения вопрос вылетел у Эллери из головы.
Окорок, яйца, кофе и пирог появились на столе одновременно. Для деревенской лавки посреди пустыни они были на редкость хороши. Даже пирог оказался с сюрпризом. Под хрустящей коричневой коркой была кисло-сладкая фруктовая наминка с пряным привкусом, напомнившим Эллери корицу и что-то еще.
Он поднял взгляд и увидел, что мистер Шмидт улыбается.
— Это гвоздика, — объяснил лавочник.
— Да, — кивнул Эллери. — Я почуял гвоздику, но подумал, что этот запах от окорока. Просто великолепно!
Круглое лицо мистера Шмидта расплылось в улыбке.
— Там, откуда я приехал, было много корнуолльцев — мы им дали прозвище «кузен Джек», — и они добавляли в пирог гвоздику вместо корицы. Я подумал, почему бы не использовать то и другое, и с тех пор так и делаю.
Эллери указал на стул напротив:
— Как насчет того, чтобы присоединиться ко мне за чашкой кофе?
— Благодарю вас.
Сияющий Отто Шмидт принес себе из кухни чашку кофе, сел за стол и начал болтать без умолку, словно Эллери открыл затычку. Очевидно, ему нечасто попадались собеседники.
Он был родом из маленького городка на севере Висконсина, где вел дела в отцовской бакалейной лавке.
— Этого едва хватало на жизнь, — продолжал Шмидт. — А после смерти папы у меня не осталось родственников в Штатах. Потом две беды случились почти одновременно…
Разразился кризис, и у Шмидта начались нелады со здоровьем. Врач советовал ему теплый, сухой климат, а все уменьшающая способность покупателей оплачивать счета положила конец бизнесу.
— Лавка принадлежала моей семье больше сорока лет, — продолжал толстячок, — но у меня не осталось выбора. Я расплатился с поставщиками, распродал товары по сниженным ценам и отправился на запад с пятью сотнями долларов в кармане, понятия не имея, куда еду и чем буду заниматься. За милю отсюда в моем драндулете кончился бензин. Я добрался сюда «автостопом» и познакомился с парнем по имени Парслоу, который владел этим магазинчиком. Он был сыт им по горло, и я предложил ему за него пять сотен — половину наличными. Он начал торговаться, но я сказал ему: «Моя машина стоит на дороге в миле отсюда и не нуждается ни в чем, кроме бензина. Можете забирать ее в уплату второй половины». — «Договорились», — согласился он. Мы заключили сделку, Парслоу наполнил канистру бензином и собрался уходить. «Вы ничего не забыли?» — спросил я. «О чем вы?» — отозвался он, хлопая себя по карманам. «Пятьдесят центов за бензин». Он выругался, но заплатил. С тех пор я здесь.
Шмидт довольно усмехнулся. Ему не хочется никуда уезжать отсюда, заверил он Эллери. Он заработал немного денег, но, даже когда ездит раз в год в Лос-Анджелес, его всегда тянет назад. На краю пустыни так… Шмидт заколебался, неуверенно описывая пухлыми ручками круги в воздухе… Так чисто! Днем можно все видеть на мили вокруг, а ночью… Ночью кажется, что видишь на миллионы миль!
— А кто эти двое, которые были здесь, когда я приехал? — внезапно спросил Эллери.
— Отшельники. Живут где-то в пустыне.
— Отшельники?
— Вроде того. Не знаю, чем они зарабатывают на пропитание, — в магазине они бывают только пару раз в году. Славные ребята — может быть, немного странные, но, как я говорил, никому не мешают. Каждый имеет право жить по-своему, если только дает жить другим.
Эллери охотно согласился и встал. Мистер Шмидт быстро предложил еще пирога и кофе, надеясь задержать его. Но Эллери улыбнулся, покачал головой, оплатил счет и сказал, что, пожалуй, лучше спросить дорогу.
— Дорогу куда? — осведомился маленький человечек.
Эллери выглядел озадаченным. Действительно, куда?
— В Лас-Вегас, — ответил он.
Шмидт взял Эллери за руку и повел к двери, где описал ему маршрут, сопровождая это многочисленными повторениями и жестами. Как Эллери вспоминал позже, суть сводилась к следующему:
— Поезжайте по этой дороге вдоль края пустыни. Не сворачивайте ни на одну дорогу, отходящую налево, а на первой развилке сворачивайте направо. Эта дорога приведет вас к шоссе на Лас-Вегас.
