— Вы дали ему письма?
— У меня их нет. Я их уничтожила, — Эстер перевела дыхание. — Он мне не поверил. Он и раньше грозил уволить меня с работы, если я их не отдам.
— Боже мой, — вырвалось у меня. Я не мог сдержаться. — Почему же вы раньше этого не говорили?
Очевидно, со мной она тоже разговаривала, так как ее взгляд упал на меня:
— Как же я могла? Ведь тогда все бы всплыло — насчет мистера Пайна.
— Хофф знал об этом?
— Нет, он думает, что мне просто нужна помощь.
— Вы знали, что Пайн убил Мура? И Нейлора?
— Нет, я ничего не знала. Да и откуда? А если что-то и думала, имеет ли это значение?
Вульфа это не заинтересовало. Он снова взялся за Цецилию:
— А что стало с письмами, которые ваш муж получил от мисс Ливси? Они находились у вашего брата. Но их не нашли среди бумаг. Где они?
— Джаспер забрал кх в ту пятницу вечером и уничтожил.
Миссис Пайн зябко повела плечами.
— Неужели этого недостаточно? Я уже и так вам доверилась, чего никогда не делала с мужчинами. Признаюсь, я была вынуждена так сделать. И какие же гарантии я буду иметь, что это не попадет в полицию?
Я разинул рот. Неужели она в дополнение ко всему была еще и простушкой?
— Никаких гарантий, — сказал Вульф, — вы сделали все возможное, чтобы прояснить ситуацию, но беспокоиться об этом следует вашему мужу. Конечно, вы не можете ожидать…
Зазвонил телефон. Я переложил блокнот в правую руку и поднял трубку.
— Контора Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.
— Арчи, слушай, — это был голос Билла Гора.
— Валяй, что там у тебя?
Билл начал говорить. Это было четкое изложение фактов об одном событии. Я выслушал, задал два-три вопроса, повесил трубку и повернулся к Вульфу.
— Новость от Билла Гора. Мистер Джаспер Пайн выбросился из окна своего кабинета на тридцать шестом этаже. Смерть наступила до прибытия полиции.
В углу, где сидела Эстер, послышался слабый вскрик. Миссис Пайн не пошевелилась.
Вульф тяжело вздохнул. Он обратился к Цецилии.
— Прежде чем ехать сюда, вы не так много времени потратили на переодевание, не правда ли, миссис Пайн? Для телефонного звонка оно осталось, верно? Естественно, я этому не удивляюсь. Я знал, что вы будете со мной предусмотрительны.
Нет, она не была простушкой. Защити свою женщину? Только не эту. Она в этом не нуждалась.
Прошло четыре дня и четыре ночи, и снова наступило воскресенье.
В среду у нас был долгий разговор с Кремером. После двухчасовой беседы он ушел вне себя от раздражения. Он скрежетал зубами, но зацепиться было не за что.
Мы понимали, что Кремеру до смерти хотелось увидеть в «Газетт» заголовок: «Полиция раскрыла два убийства», но он так этого и не дождался.
В пятницу, на следующий день после похорон Джаспера Пайна, состоялось продолжительное совещание с участием вице-президентов, один из которых исполнял обязанности президента. Совещание было сугубо неофициальным, но для нас оно не имело никаких последствий. Цецилия успела переговорить с ними, подкрепив беседу своими акциями, и, я полагаю, так же поступил и ее отец.
Совет директоров так и не заинтересовался записями в моем блокноте. Мы сделали одну копию этих записей, которая до сих пор лежит в нашем сейфе.
В субботу, в одиннадцать часов утра, когда Вульф спустился из своей оранжереи, я работал за письменным столом. Нужно было кое-что напечатать в связи с делом «Нейлор — Керр». Одним из документов был счет за оказанные услуги. В нем подробно, по пунктам перечислялись все затраты — Вульф всегда был очень щепетильным в этих вопросах, — но расходы были просто мелочью в сравнении с главным пунктом — гонораром. Правда, я склонялся к тому, что он едва ли заработал и десятую часть этого, хотя дело, в конце концов, заключалось в каком-то лишнем нуле.
Когда я печатал перечень расходов, зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Арчи? Угадай, кто говорит.
— Конечно, это ты, Гуинн, дорогая. Что за голос? Не глупи.
— Значит, ты меня еще помнить? Я уж было подумала, что совсем меня забыл. Неужели мы так и не увидим тебя больше в отделе фондов?
— Боюсь, что нет. Я не вынесу близости с вами. Просто не вынесу…
— Опять ты остришь! Очень плохо, потому что я хочу многое тебе рассказать! У нас никогда не происходило столько событий за одну неделю! Мистер Розенбаум теперь новый начальник отдела, а мистер Эплтон назначен… О, мне обязательно надо тебя увидеть! Сегодня вечером я свободна. А ты?
Вообще-то я был занят. У меня было назначено свидание с Лили Роуэн, но она лежала в постели с простудой.
— Просто помираю, до чего хочется услышать про мистера Эплтона, — заявил я. — Встречаемся в баре у Рустермана в семь.
— Но там не танцуют! Я думала, мы…
— Извини, что я тебя прерываю, но мне надо еще поработать. Танцевать мы сможем пойти, когда поужинаем. До семи, дорогая.
Я проигнорировал сопение, доносящееся со стороны Вульфа, и продолжал печатать. Когда перечень расходов был готов, я прочитал его и проверил все цифры, затем положил его в конверт, а копирку спрятал в шкаф, который стоял рядом с кроватью. Затем я вернулся к машинке, вставил лист из моих собственных запасов, поставил число и начал:
Дорогая миссис Пайн!
Вчера вечером я пошел…
Мне пришлось остановиться, чтобы снова взять трубку телефона.
— Арчи? Это Роза.
— Можешь не объяснять. Я тебя сразу узнал. Как твои кудряшки?
— Перестань, — хихикнула она. — Как ты догадался по телефону? Знаешь, вчера я пошла спать в девять часов и не вставала до десяти часов утра — и прекрасно себя чувствую! Когда я пила кофе, то вспомнила о тебе, а так как сегодня суббота, я подумала, может быть, тебе вечером нечего будет делать?
— Действительно, ничего особенного. А тебе?
— Нет, я поэтому и позвонила. Я подумала…
— Достаточно для тебя. Встретимся в баре у Рустермана в семь вечера.
— О, там прекрасное вино! А бифштексы?
— Конечно, два бифштекса. Или даже три. Так ровно в семь?
— Да!
Вульф снова фыркнул, и я опять пропустил это мимо ушей. Мне нужно было сосредоточиться на своем занятии. Ведь теперь я не переписывал бумажки. Работа предстояла творческая. И я продолжил:
…к гадалке, что я делаю крайне редко. Меня обеспокоила фраза, которую Вы как-то обронили, насчет того, что каждый человек рано или поздно надоедает. И мне захотелось узнать, как скоро это случится со мной. Гадалка сказала, что у меня есть самое большее два месяца. Похоже, что я могу быть привлекательным только в течение этого срока. Но примириться с этим не могу.
Высоко ценя Ваше расположение и боясь потерять его, я возвращаю билеты на бейсбол. До начала сезона остаются еще две недели, и у Вас есть много времени, чтобы подыскать другого спутника.
Искренне Ваш…
Я думал, как подписаться — просто Арчи или полным именем, и остановился на последнем. В это время N снова отвлек телефон. Я поднял трубку.
— Контора Ниро Вульфа, у телефона Арчи Гудвин.
— Мистер Гудвин, говорит Эстер Ливси.
— Доброе утро, — я откашлялся, чтобы прочистит горло. — Что вы хотели?
— Я знаю, что заслужила такое обращение, — сказала она. — Я хочу попросить у вас прощения за то, что была такой грубой, когда вы позвонили мне в четверг вечером. Я… я надеюсь, вы поймете. Я чувствовала себя ужасно и поэтому так гадко нагрубила. Я хочу объяснить…
— Ничего страшного, все в порядке. Сейчас вам лучше?
— О да, намного. Я действительно хотела бы объяснить вам кое-что. Не могли бы вы прийти ко мне сегодю вечером, вы ведь знаете адрес? У нас небольшая квартира где мы живем с мамой.
— В Бруклине.
— Да, номер дома 2394…
— Я знаю, думаю, что найду. Как вы относитесь к тому, чтобы покататься завтра со мной на машине? Мы могли бы поехать в старой развалюхе Вульфа куда-нибудь за город и посмотреть, не пришла ли весна?
— Жаль, но завтра я не могу, потому что мы с мамой пойдем в гости. Не беспокойтесь, в самом деле…
— Я вовсе не беспокоюсь, — мне пришла в голову идея. — Проблема в том, что я очень неотесан и, боюсь, произведу на вашу маму плохое впечатление. Наверное, вам лучше было бы узнать меня поближе, прежде чем приглашать к себе домой. Вы знаете, где ресторан Рустермана?
— Рустермана? Конечно.
— Там очень тихо и уютно, а кроме того, хорошая кухня. Может быть, встретимся в баре у Рустермана сегодня вечером в семь часов?
— Это так неожиданно… Я не напрашивалась на ужин…
— Я знаю, но мне кажется, это было бы приятно, по крайний мере для меня. Ну как?
— М-м…
— Пойдете?
— Хорошо, пойду.
Я повесил трубку, иотжулся за ручкой и подписал письмо Цецилии.
Вульф зарычал на меня:
— Что, черт побери, ты собираешься делать со всеми сразу?
Я ухмыльнулся в ответ.
— Клянусь, не знаю. Просто я очень общителен. Не могу разочаровывать людей, особенно женщин.
