– Oui, mademoiselle.
– Я так хотела рассказать вам всю правду в тот вечер, месье Пуаро, но мне не хватило смелости.
– Значит, вы считали, что Ричард Негус найдет вас и убьет за то, что вы не пришли убить его в отель «Блоксхэм»?
– Да. Я полагала, что он не захочет умереть, не узнав, почему я не пришла в отель, как планировалось.
– Однако он захотел, – вставил я, усиленно шевеля мозгами.
Дженни кивнула.
Теперь мне все стало ясно: одинаковое положение всех трех тел, к примеру – выложенных строго по прямой, ногами к двери, на полу между маленьким столиком и креслом. Как заметил Пуаро, Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус вряд ли могли принять одну и ту же позу случайно.
Вообще между тремя сценами убийства было слишком много общего, и теперь я начинал понимать, почему это сходство казалось подозрительным: заговорщикам было нужно, чтобы полиция решила, что во всех трех случаях действовал один убийца. Конечно, всякий нормальный детектив так и подумал бы: у каждой жертвы во рту по запонке, и вообще, три мертвых тела найдены в одном отеле в одно и то же время; однако жертвы-то как раз не были вполне нормальны, их мучила паранойя. Они-то знали, что они не один человек, а трое, и потому, как все, кто в чем-то виновен, боялись, что их вина будет заметна другим. Вот они и старались изо всех сил, создавая три противоестественно одинаковые сцены убийства.
Выкладывание мертвых тел по одной линии также объяснялось представлением заговорщиков о том, что в отеле «Блоксхэм» совершается казнь, а не убийство. После казни всегда соблюдаются определенные процедуры; вот и им нужны были формальности и ритуал. Я чувствовал, что для них было важно поступить с телом определенным образом, а не оставлять его лежать там, где оно упало, как это наверняка сделал бы обычный убийца, напавший на человека в доме или, скажем, в саду.
Я невольно представил себе Дженни Хоббс совсем юной: как она работает в университетском колледже в Кембридже, где переходит от постели к постели, поправляя подушки и простыни, выравнивая одеяла, аккуратно застилая покрывала. Наверняка она заправляла каждую постель на особый манер, выполняя пожелания владельца… Я невольно вздрогнул и тут же удивился, почему это образ молоденькой девушки, застилающей постели в колледже, вызывает у меня такой страх.
Постели, смертные ложа…
Правила и исключения…
– Ричард Негус совершил самоубийство, – вдруг услышал я свой голос. – Иначе не могло быть. Он пытался сделать так, чтобы оно выглядело как убийство, для чего повторил все в точности, как в предыдущих случаях, только дверь ему пришлось запереть изнутри. Потом он спрятал ключ под плитку в камине, чтобы все подумали, будто его унес убийца, и распахнул окно. Если бы ключ был обнаружен, то те, кто его нашел, удивились бы, почему это убийца запер дверь изнутри и вылез в окно, но они все равно думали бы, что убийца существовал – мы так и подумали. Этого и добивался Негус. Ведь если бы окно было закрыто, а ключ найден, мы тотчас пришли бы к единственному возможному выводу: что Негус покончил с собой. Но он не мог допустить, чтобы мы так подумали. Ведь если бы одно из убийств вызвало сомнения, то вся конструкция, указывающая на виновность Нэнси Дьюкейн, пошатнулась бы. Мы могли бы предположить, что Негус сам убил Харриет и Иду, после чего покончил с собой.
– Да, – сказала Дженни. – Думаю, что вы правы.
– Другое положение запонки… – шепнул Пуаро и поднял бровь, глядя на меня, точно желая, чтобы я продолжал.
Я заговорил снова:
– Она оказалась глубоко во рту у Ричарда из-за конвульсий, которые наступили, когда он принял яд. Сначала он лег на спину, зажал запонку губами, вытянул руки вдоль тела, но, когда яд начал действовать, его рот открылся, и запонка провалилась. В отличие от Харриет Сиппель и Иды Грэнсбери, Ричард Негус умирал в одиночестве, так что поправить запонку было некому.
– Мадемуазель Дженни, вы допускаете мысль о том, что Ричард Негус мог принять яд, лечь на пол и умереть, не попытавшись предварительно узнать, почему вы не пришли в отель? – спросил ее Пуаро.
– Я считала, что нет, пока утром не прочитала в газете о его смерти.
– А. – Замечание Пуаро не выдавало его мыслей.
– Ричард так долго ждал смерти, которая должна была наступить вечером того четверга и положить конец его многолетнему чувству вины и страданиям, – сказала Дженни. – Наверное, когда он приехал в отель, ему хотелось только одного – как можно скорее покончить со всем этим, и, когда я не пришла, чтобы убить его, как планировалось, он просто сделал все сам.
– Благодарю вас, мадемуазель. – Пуаро поднялся на ноги и немного покачался, восстанавливая равновесие после долгого сидения на месте.
– Что со мной будет, месье Пуаро?
– Пожалуйста, не покидайте этот дом до тех пор, пока я или мистер Кэтчпул не проинформируем вас о дальнейших действиях. Если вы повторите свою ошибку и попытаетесь сбежать, то это, скорее всего, очень плохо для вас кончится.
– Если я буду сидеть здесь, то не лучше, – сказала Дженни. Ее взгляд сделался пустым и отрешенным. – Ничего страшного, мистер Кэтчпул, не надо меня жалеть. Я готова.
Ее слова, произнесенные с намерением меня успокоить, вселили в меня страх. Она говорила, как человек, который заглянул в будущее и увидел там ужасные события. Я не знал какие, но чувствовал, что я к ним не готов – и не хочу быть готовым.
Всю дорогу домой Пуаро молчал, лишь дважды обронив, что ему надо срочно ехать в Грейт-Холлинг. Вид у него был озабоченный, и было ясно, что он не хочет говорить.
Когда мы прибыли в пансион, нас там уже ждал констебль Стэнли Бир.
– В чем дело? – задал ему вопрос Пуаро. – Вы здесь по поводу моей картины?
– Прошу прощения, сэр?.. А, вы о том гербе? Нет, с ним все в полном порядке, сэр. Вообще-то… – Бир сунул руку в карман и передал ему конверт. – Здесь вы найдете ответ.
– Благодарю вас, констебль. Но тогда, значит, не в порядке что-то еще? Вы, кажется, взволнованы, нет?
– Да, сэр. Мы в Скотленд-Ярде получили сообщение от некоего Амброуза Флауэрдейла, врача из Грейт-Холлинга. Он просит мистера Кэтчпула приехать туда немедленно. Говорит, что его присутствие необходимо.
Пуаро взглянул на меня и снова обратился к Стэнли Биру:
– Мы и сами хотели немедленно ехать туда. Вам известно, что побудило доктора Флауэрдейла искать общества Кэтчпула?
– Кажется, да. Нехорошее дело, сэр. На женщину по имени Маргарет Эрнст было совершено нападение. Она, похоже, при смерти…
– О нет, – прошептал я.
– …и говорит, что ей необходимо перед смертью повидаться с мистером Кэтчпулом. Я говорил с доктором Флауэрдейлом и советую вам поторопиться. Машина уже подана, шофер отвезет вас на вокзал.
Памятуя о методической натуре Пуаро и о его неприязни ко всякого рода поспешным действиям, я сказал:
– У нас есть полчаса, чтобы подготовиться к поездке?
Бир посмотрел на часы.
– Минут пять – десять, сэр, но не больше, если вы хотите поспеть на ближайший поезд.
К моему стыду, я должен признаться, что в этом случае Пуаро спустился вниз с чемоданчиком в руке куда раньше меня.
– Скорее, mon ami, – торопил он меня.
В машине я решил, что мне необходимо поговорить, даже если Пуаро к этому не расположен.
– Если бы я не поехал в эту чертову деревню, никакого нападения на Маргарет Эрнст не было бы, – мрачно сказал я. – Наверняка кто-то видел, как я входил в ее коттедж, и обратил внимание на то, как долго я там оставался.
– Вы пробыли там достаточно долго, чтобы она успела рассказать вам все, ну или почти все. Какой смысл убивать ее после того, как она поделилась всем, что знала, с полицией?
– Из мести. В виде наказания. Хотя, если честно, вы правы, смысла в этом мало. Если Нэнси Дьюкейн невиновна и за всем стоят Джени Хоббс и Сэмюэл Кидд – в смысле, если они единственные из виновных, кто еще остался в живых, – тогда какой смысл Дженни и Кидду убивать Маргарет? Она не рассказала мне ничего такого, что могло бы бросить на этих двоих тень, к тому же она никогда не вредила Патрику и Франсис Айв.
– Согласен. Дженни Хоббс и Сэмюэлу Кидду незачем желать смерти Маргарет Эрнст.
Дождь хлестал по окнам нашей машины. Стало трудно слушать собеседника и трудно говорить.
– Тогда кто же? – спросил я. – Только что нам казалось, что мы знаем все ответы…
– Вы, что, в самом деле так думали, Кэтчпул?
– Да, думал. Полагаю, вы сейчас скажете мне, что я ошибался, но ведь все сошлось, не правда ли? Все было совершенно ясно до тех пор, пока мы не услышали об этом нападении на Маргарет.
– Он говорит мне, что ему все было ясно! – фыркнул Пуаро, глядя в залитое потоками дождя окно.
– Ну, по крайней мере, мне так показалось. Все убийцы мертвы. Ида убила Харриет, с согласия последней, затем была убита Ричардом Негусом – опять же, при ее полном согласии. Затем Негус, видя, что Дженни не явилась, как было условлено, покончил с собой. Дженни Хоббс и Сэмюэл Кидд никого не убивали. Конечно, они участвовали в заговоре, который имел целью смерть троих людей, но, насколько я себе представляю, эти три смерти не являлись убийствами в полном смысле слова. Они были…
