– Это и есть перечень ключей. Именно поэтому мы и хотим приискать себе другой дом, – сказал Томми.
– Такой замечательный дом, – сказала Розали. – И шоколадные печенья… – добавила она, вспоминая только что закончившийся чай.
– Мне он тоже нравится, – заявил Эндрю величественным тоном, словно он был какой-нибудь самодержец всероссийский.
– Почему он тебе не нравится, бабушка? – спросила Дженет.
– Напротив, он мне нравится, – сказала Таппенс с неожиданным для себя жаром. – Я хочу по-прежнему здесь жить, не хочу отсюда уезжать.
– «Врата судьбы», – проговорил Эндрю. – Какое интересное название.
– Раньше этот дом назывался «Ласточкино гнездо», – напомнила Таппенс. – Мы можем вернуть ему это название.
– Все эти ключи… – задумчиво проговорил Эндрю. – Я мог бы сочинить с их помощью целый рассказ. И даже роман.
– Слишком всего много и слишком сложно, – заметила Дебора. – Кто станет читать такой роман?
– Ты ничего не понимаешь, – возразил ей Томми. – Ты просто не представляешь себе, чего только люди не читают. А главное, с удовольствием.
Томми и Таппенс переглянулись.
– Нет ли у вас краски? – спросил Эндрю. – У Альберта, наверное, есть. Кстати, он мне поможет. Я хочу написать на воротах новое название.
– И тогда ласточки будут знать, что летом они могут сюда возвратиться, – сказала Дженет.
Она посмотрела на мать.
– Неплохая идея, – сказала Дебора.
– La Reine le veut[19], – торжественно сказал Томми, обратившись с поклоном к дочери, которая всегда считала, что именно ей принадлежит в семье право выражать королевскую волю.
Глава 17
Послесловие. Обед у мистера Робинсона
– Отличный обед, – сказала Таппенс, оглядев собравшееся общество.
Они встали из-за стола и перешли в библиотеку, где разместились вокруг круглого кофейного столика.
Мистер Робинсон, оказавшийся еще толще, чем ожидала Таппенс, улыбался, склонившись над великолепным кофейником эпохи Георга Второго. Рядом с ним сидел мистер Криспин, который, как оказалось, в миру носил имя Хоршем. Полковник Пайкавей занял место рядом с Томми, который не без некоторого колебания предложил ему сигарету.
Полковник Пайкавей, изобразив на лице удивление, сказал:
– Я никогда не курю после обеда.
Мисс Коллодон, которая показалась Таппенс несколько устрашающей, заметила:
– Да неужели, полковник? Очень, просто очень интересно. – Обернувшись к Таппенс, она сказала: – У вас отлично воспитанная собака, миссис Бересфорд.
Ганнибал, который лежал, положив голову на ногу Таппенс, посмотрел на нее из-под стола с обманчиво ангельским выражением и слегка повилял хвостом.
– Насколько я понимаю, он достаточно свиреп, – сказал мистер Робинсон, бросив шутливый взгляд на Таппенс.
– Вы бы посмотрели на него в деле, – заметил мистер Криспин, он же Хоршем.
– У него вполне светские манеры, когда его берут с собой в гости, – пояснила Таппенс. – Он это обожает, чувствует себя удостоенным чести быть приглашенным в светское общество. – Она обернулась к мистеру Робинсону: – С вашей стороны было очень, очень любезно прислать ему особое приглашение и поставить для него миску с печенкой. Печенка – его любимая еда.
– Все собаки любят печенку, – сказал мистер Робинсон. – Насколько я понимаю, – он посмотрел на Криспина-Хоршема, – если бы я вздумал нанести визит мистеру и миссис Бересфорд в их доме, меня могли бы разорвать в клочки.
– Ганнибал относится к своим обязанностям со всей серьезностью, – сказал мистер Криспин. – Он хорошо воспитанная сторожевая собака и никогда об этом не забывает.
– Как человек на службе безопасности, вы, конечно, разделяете его чувства, – заметил Робинсон. В его глазах зажглись веселые искорки. – Вы и ваш муж сделали замечательное дело, миссис Бересфорд. Мы перед вами в долгу. Полковник Пайкавей мне говорил, что именно вы были инициатором всего этого дела.
– Так получилось, – смущенно подтвердила Таппенс. – Мне… мне стало любопытно. Захотелось узнать, что к чему.
– Ну да, я так и понял. А теперь вам, вероятно, не менее любопытно узнать, в чем суть всего этого дела.
Таппенс смутилась еще больше.
– О… конечно… я хочу сказать… – довольно невнятно бормотала она. – Я понимаю, что все это совершенно секретно… что задавать вопросы не полагается, потому что ответа все равно не получишь. Я прекрасно это понимаю.
– Напротив, это я хочу задать вам несколько вопросов. Если вы ответите, я получу нужную мне информацию и буду очень доволен.
Таппенс смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Не могу себе представить… – Она внезапно замолчала.
– У вас есть список, перечень – так, по крайней мере, сказал мне ваш муж. Он не сказал, что это за список. Совершенно справедливо. Этот список – ваша собственность. Но мне ведь тоже ведомо чувство невероятного любопытства.
Глаза его снова сверкнули. Таппенс вдруг почувствовала, что мистер Робинсон ей очень симпатичен.
Она секунду помолчала, потом кашлянула и потянулась за носовым платком.
– Это ужасно глупо, – сказала она. – По совести говоря, это даже больше чем глупо, это граничит с безумием.
Реакция мистера Робинсона была неожиданной.
– «Безумие, безумие! Весь мир безумен». Так говорил, сидя под бузиновым кустом, Ганс Закс в «Мейстерзингерах» – это моя любимая опера. Он был совершенно прав.
Он взял листок бумаги, который ему протянула Таппенс.
– Прочитайте вслух, если хотите, – сказала она. – Я ничего не имею против.
Мистер Робинсон взглянул на листок и протянул его Криспину.
– Энгус, у вас голос лучше поставлен, чем у меня.
Мистер Криспин взял листок и прочел приятным тенорком с отличным произношением:
«Черная стрела»; Александр Паркинсон; Мери Джордан умерла не своей смертью; Оксфорд и Кембридж, викторианские фарфоровые скамеечки; грин-хен-Ло; КК; чрево Матильды; Каин и Авель; «Верная любовь».
Он замолчал, посмотрел на хозяина дома, а потом на Таппенс.
– Моя дорогая, – сказал мистер Робинсон, – позвольте мне вас поздравить. У вас удивительный склад ума. То, что вы на основании этих ключей пришли к таким открытиям, поистине замечательно.
– Томми тоже принимал в этом участие, – сказала Таппенс.
– Только потому, что ты заставляла меня этим заниматься.
– Он проделал весьма недурную розыскную работу, – одобрительно заметил полковник Пайкавей.
– Очень ценным указанием явились для меня данные переписи.
– Вы очень способная пара, – сказал мистер Робинсон. Он снова посмотрел на Таппенс: – Насколько я понимаю, вам по-прежнему хотелось бы знать, что все это означает, хотя вы и не решаетесь задавать нескромные вопросы.
– Неужели вы действительно собираетесь что-то нам рассказать? Это просто замечательно.
– В какой-то степени вся эта история началась с Паркинсонов, – сказал мистер Робинсон, – то есть в далеком прошлом. Моя двоюродная бабушка носила фамилию Паркинсон. Кое-что я узнал от нее. Девушка, известная под именем Мери Джордан, была у нас прислугой. У нее были какие-то связи с флотом, ее мать была австрийка, и девушка свободно говорила по-немецки. Как вам уже известно, и конечно же, вашему мужу тоже, существуют некоторые документы, которые вскоре будут опубликованы. В соответствии с современными политическими установками мы считаем, что строгую секретность, хотя она и необходима в определенных случаях, не следует соблюдать до бесконечности. В наших материалах есть вещи, которые давно пора предать гласности, поскольку они являются частью нашей истории. В течение ближайших двух лет должны выйти из печати три или четыре тома документально подтвержденных материалов. В них, несомненно, будет включено все то, что происходило вокруг «Ласточкиного гнезда» (так в то время назывался ваш дом). Обнаружилась утечка информации. Во время войны или накануне, когда уже становится ясно, что война вот-вот разразится, всегда происходит утечка информации.
Робинсон отхлебнул кофе и продолжал:
– Были политические деятели, пользовавшиеся безупречной репутацией. Два-три известных журналиста, весьма влиятельных в высших сферах, употребили свое влияние не так, как следовало бы. Были перед Первой мировой войной и другие деятели, которые плели интриги, направленные против собственной страны. После войны среди выпускников университетов появились ярые сторонники и даже активные члены коммунистической партии – этот факт не был известен никому. И еще более опасен был входивший в моду фашизм, сторонники которого ратовали за объединение с Гитлером, этим «символом мира», что якобы могло обеспечить скорейшее окончание войны… И так далее. Одним словом, полная картина закулисной деятельности. Такие вещи случались в истории и прежде. Несомненно, будут иметь место и в будущем: активная и весьма опасная пятая колонна, возглавляемая теми, кто действительно верит в ее необходимость, а также теми, кто ищет для себя материальную выгоду или надеется обрести власть. Кое-что из этих материалов будет весьма интересно прочесть. Как часто мы наталкиваемся на такой, к примеру, пассаж: «Наш друг Б.? Предатель? Глупости, не может этого быть! Это просто невозможно себе представить! Он абсолютно надежен!..» Абсолютная надежность – всем известный фокус, старая как мир история. Всегда одно и то же – в мире финансов, в политике, в государственных учреждениях. Это всегда человек, занимающий почетное место, его невозможно не любить и не уважать. Он вне подозрений. «Это просто невозможно себе представить». И так далее и так далее. Человек, который просто рожден для того поста, который он занимает.
