В этой-то местности, так тесно связанной с прошлым, и поселились профессор Станжерсон и его дочь. Им сразу понравился уединенный замок, расположенный в глубине лесов, где свидетелями их трудов и надежд были только замшелые камни и высокие дубы.
Гландье, раньше Гландериум, получил это название потому, что в этих краях собирали большое количество желудей.
Здания бесконечно перестраивались и подновлялись. Каждое столетие накладывало на них свой отпечаток.
Описывая эти места, я не могу удержаться от следующего замечания. Если я и задержался немного на описании Гландье, то вовсе не для нагнетания драматической атмосферы, просто мне хочется во всем этом деле быть как можно более точным. Я ведь не романист, а хроникер. В тайне Желтой комнаты и без того достаточно настоящих трагедий, я же только излагаю события, помещая их в рамку, вот и все. Должны же вы представлять себе, где все это происходило.
Возвращаюсь к господину Станжерсону. Когда лет за пятнадцать до описываемых событий он купил это поместье, в Гландье уже давным-давно никто не жил. Расположенный неподалеку другой старинный замок, построенный в четырнадцатом веке Жаном Бальмонтом, также пустовал. Таким образом, местность была почти необитаема. Несколько домишек по дороге в Корбейль да трактир «Башня», дающий кратковременный приют извозчикам, — вот и все, что напоминало о цивилизации в этих заброшенных местах, которые никто не ожидал встретить рядом со столицей, но это полное уединение и явилось причиной, определившей выбор господина Станжерсона и его дочери. Профессор уже пользовался широкой известностью. Он недавно вернулся из Северной Америки, где работы его нашли значительный отклик, а опубликованная им в Филадельфии книга «Распад материи в результате электрического воздействия» вызвала споры всего ученого мира. Господин Станжерсон был французом американского происхождения, но важные дела о наследстве в течение ряда лет удерживали его за океаном.
Он продолжал там работу, начатую во Франции, и возвратился на родину, чтобы ее закончить. Все его судебные дела завершились благополучно, и он стал обладателем большого состояния, которое оказалось весьма кстати. Профессор Станжерсон, если бы захотел, мог зарабатывать миллионы долларов, применив свои открытия в производстве красящих веществ, но он, считая себя должником человечества, не желал использовать свой чудесный дар изобретателя в меркантильных целях.
Профессор не скрывал своего удовлетворения неожиданно полученным состоянием, которое позволяло ему полностью отдаться своей страсти к науке. Но существовала и другая причина. Мадемуазель Станжерсон было двадцать лет, когда ее отец вернулся из Америки и купил замок Гландье. Она была поразительно красива, унаследовав грацию парижанки от своей матери, умершей при ее рождении, и здоровье от своего деда — американца Вильяма Станжерсона. Этот последний, уроженец города Филадельфии, вынужден был перебраться во Францию перед свадьбой по требованию семьи своей невесты — француженки, ставшей матерью знаменитого Станжерсона. Таким образом и объясняется французское подданство нашего профессора.
В двадцать лет очаровательная блондинка с голубыми глазами, чудесным цветом лица и прекрасным здоровьем, мадемуазель Станжерсон была одной из самых красивых девушек Старого и Нового Света. Ее отец, несмотря на грусть неизбежного расставания, должен был думать о предстоящей свадьбе и, естественно, радовался деньгам, которые могли быть использованы для приданого его дочери. Однако Станжерсоны неожиданно уединились в Гландье, вопреки ожиданиям общества.
— Таково желание моей дочери, и я ни в чем не могу ей отказать, — говорил профессор.
Молодая девушка, в свою очередь, и сама это спокойно подтверждала:
— Нигде бы нам не работалось лучше, чем в этом прекрасном уединении.
Матильда Станжерсон уже принимала участие в работе отца, но тогда еще никто не мог и предположить, что страсть к науке заставит ее в течение пятнадцати лет отклонять все предложения о замужестве.
Живя очень замкнуто, отец и дочь, тем не менее, должны были несколько раз в год появляться на официальных приемах, а также в двух-трех домах, где слава профессора и красота Матильды производили сенсацию.
Чрезвычайная холодность молодой девушки поначалу не обескураживала ее поклонников, однако шли годы, и их оставалось все меньше. Только один продолжал ухаживать с нежным упорством, чем и заслужил прозвище «вечный жених», которое он принимал спокойно и меланхолично. Это был Робер Дарзак. Но теперь мадемуазель Станжерсон была не так молода, и, казалось, что если она не вышла замуж до 35 лет, уже никогда не изменит своего решения.
Эти соображения, вероятно, не смущали Робера Дарзака, так как он продолжал ухаживать, если этим словом можно назвать ту нежную заботливость, которой он окружил женщину тридцати пяти лет, заявлявшую, что она никогда не выйдет замуж. И вдруг, за неделю до интересующих нас событий, по Парижу распространился слух, которому сперва никто не придал значения. Мадемуазель Станжерсон согласилась наконец стать женой Робера Дарзака! То, что сам господин Дарзак этих слухов не опровергал, придавало им некоторую правдоподобность. Наконец, было объявлено, что свадьба состоится в тесном кругу, как только отец и дочь закончат доклад, подводящий итог их многолетней работы по распаду материи. Молодая пара поселится в Гландье и примет участие в продолжении исследований. Ученый мир еще не успел оправиться от этой новости, как вдруг все узнали о покушении на мадемуазель Станжерсон при тех таинственных обстоятельствах, которые мы только что описали.
Все эти детали были мне хорошо известны из деловых встреч с Робером Дарзаком. Теперь же я, не колеблясь, сообщаю их читателю, чтобы, переступая вместе со мной порог желтой комнаты, он был осведомлен не хуже меня.
V. ГЛАВА, в которой Жозеф Рультабиль обращается к Роберу Дарзаку с фразой, производящей должный эффект
В течение нескольких минут мы шли с Рультабилем вдоль стены, окружающей обширные владения господина Станжерсона. Уже показались ворота, но в этот момент наше внимание привлек склонившийся над землей человек. Он был так поглощен своей работой, что даже не заметил, как мы подошли. Этот человек то наклонялся и почти ложился на землю, то поднимался и внимательно разглядывал стену. Затем он двинулся большими шагами вперед и даже пустился бежать, постоянно посматривая себе на ладонь.
Рультабиль жестом остановил меня.
— Тише, — сказал он, — это работает Фредерик Ларсан, не будем ему мешать.
Молодой репортер преклонялся перед великим сыщиком, я же никогда прежде не видел Фредерика Ларсана, но много слышал о его замечательной репутации.
Дело о золотых слитках, которое взволновало весь мир, и арест взломщиков несгораемых шкафов Лионского кредитного банка сделали его имя чрезвычайно популярным. Он пользовался заслуженной репутацией во всем мире, и часто полиции Лондона, Берлина и даже Соединенных Штатов призывали его на помощь, если местные сыщики расписывались в своей беспомощности.
Поэтому никто не удивился, когда начальник сыскной полиции вызвал своего неоценимого сотрудника телеграммой из Лондона, куда он был послан по делу о крупной краже ценных бумаг.
Фредерик Ларсан, которого в сыскной полиции называли «Великий Фред», поспешил вернуться, зная по опыту, что если уж его побеспокоили, значит, другого выхода не было.
Поэтому мы с Рультабилем и застали его этим утром за работой, вскоре поняв, в чем она заключалась. На ладони своей правой руки он держал часы и, беспрерывно с ними сверяясь, казалось, вычислял на ходу какое-то время. Затем он повернул назад, остановился только у решетки ворот и, снова посмотрев на часы, разочарованно пожал плечами. Окончив свои вычисления, Ларсан вошел в парк, закрыл за собой ворота на ключ и, подняв голову, наконец-то заметил за воротами нас.
Рультабиль шагнул вперед, я последовал за ним.
— Господин Фред, — сказал мой друг с глубоким почтением, снимая шляпу, — позвольте узнать — в замке ли сейчас Робер Дарзак? Вот его друг из парижской адвокатуры, и он хотел бы поговорить с ним.
— Не знаю, господин Рультабиль, — ответил Фред, пожимая руку моему другу, так как им неоднократно случалось встречаться раньше во время наиболее сложных расследований, — я его не видел.
— Мы могли бы осведомиться у привратников, — сказал Рультабиль, указывая рукой на маленький кирпичный домик, в котором, без сомнения, обитали верные стражи поместья.
— Привратники ничего вам не скажут, господин Рультабиль.
— Почему же?
— Полчаса тому назад они арестованы.
— Арестованы! — воскликнул Рультабиль. — Значит, они убийцы?
Фредерик Ларсан флегматично пожал плечами.
