Он был в восторге от нашей обстановки и принялся бродить по кабинету, разглядывая все вокруг. Книги — что за библиотека! Большой глобус — чудо, он всегда мечтал о таком, но никак не собрался приобрести, а теперь обязательно…
Вошел Вульф, увидел его и бросил на меня недовольный взгляд. Действительно, я должен предупреждать его о посетителях, чтобы он не появлялся в кабинете не подготовленным к встрече, но ставлю десять против одного что, если бы я доложил ему о приходе О'Нила, он отказался бы его принять и велел пригласить на вечер вместе со всей компанией, а я вовсе не видел необходимости в еще одной трехчасовой передышке для мозгов Вульфа. Шеф так надулся на меня, что сделал вид, будто не признает рукопожатий. Он лишь наклонил голова самую малость, так, что, будь на ней кувшин с водой не пролилось бы ни капли, потом сел, хмуро поглядывая на посетителя, и коротко спросил:
— Итак, сэр?
О'Нила это не встревожило.
— Я восторгаюсь вашим кабинетом, — сказал он.
— Благодарю вас. Но, смею думать, вы явились сюда не ради этого.
— О, нет, нет, конечно, нет. Будучи председателем банкетной комиссии, я помимо своей воли оказался в гуще событий — я имею в виду убийство этого Буна… Не скажу, что я замешан в нем, это слишком сильное слово, лучше сказать, имею касательство. Действительно, я имею к нему касательство.
— А разве кто-нибудь говорит, что вы замешаны?
— Говорит?! — О'Нил выразил крайнее удивление. — Это не то слово. Полиция считает, что все, кто связан с Ассоциацией промышленников, замешаны в убийстве. Вот почему я утверждаю, что линия поведения исполнительного комитета — в корне неправильна. Не поймите меня превратно, мистер Вульф… — Он умолк, бросив на меня дружелюбный взгляд, словно был уверен в моей поддержке, затем продолжал: — Я являюсь одним из самых прогрессивных членов ассоциации, но идею сотрудничать с полицией, как это делают они, и тратить деньги на частное расследование считаю вздорной. Мы должны заявить полиции, и заявить недвусмысленно: да, было совершено убийство, и, как добрые граждане, мы надеемся, что убийца будет изобличен, но мы не имеем к этому никакого касательства.
— И еще заявить, чтобы они больше не приставали к вам.
— Верно. Совершенно верно. — О'Нил был счастлив найти родственную душу. — Я как раз находился в конторе ассоциации, когда они вернулись и сказали, что наняли вас. Я хочу внести ясность, потому что не люблю действовать за чьей-либо спиной. Я не могу с этим согласиться. У нас начался спор, и я заявил, что иду повидаться с вами.
— Превосходно. Хотите уговорить меня отказаться от этого дела?
— О нет. Я понимаю, что это безнадежно. Разве не так?
О'Нил улыбнулся мне, словно желая сказать: «Ну и тонкая штучка твой босс!» но, не встретив сочувствия, снова повернулся к Вульфу.
— Я рад, что вы так верны своему делу. Скажу откровенно, меня привело сюда чувство ответственности. Как председателя банкетной комиссии. Я видел копию письма, которое вам оставил Фрэнк Эрскин, но не знаю подробностей вашей беседы. Однако десять тысяч долларов задатка?! За простое расследование сумма невообразимая! На своих предприятиях я нанимаю детективов — ну, понимаете, возникают разные взаимоотношения с рабочими, — и меня, вполне естественно, заинтересовало: действительно ли это простое расследование или нет? Я прямо спросил Эрскина — нанял ли он вас для того, чтобы оградить членов нашей ассоциации, ну, как бы это сказать… отвлечь внимание в другую сторону что ли, и он ответил отрицательно. Но я знаю Фрэнка Эрскина. Его ответ меня не удовлетворил. Так я ему и сказал. К несчастью, у меня есть совесть и сильно развито чувство ответственности. Поэтому я и пришел спросить вас…
Вульф скривил губы, но от смеха или негодования не могу сказать. Его реакция на оскорбление зависит исключительно от того, как он себя чувствует в данный момент. Когда на него нападает лень, он и бровью не поведет, даже если кто-нибудь скажет, что он специализируется на бракоразводных делах.
— Я тоже отвечу вам отрицательно, мистер О'Нил. Но боюсь, что это вам не поможет. Предположите, что мистер Эрскин и я — мы оба лжем? Не вижу, что вы тут можете поделать, разве отправиться в полицию и обвинить нас в том, что мы препятствуем правосудию. Но ведь вы и полицию не жалуете. Да, вы и впрямь попали впросак. Сегодня к девяти часам вечера мы пригласили сюда несколько человек, чтобы обсудить это дело. Почему бы и вам не прийти?
— Я приду. Обязательно приду. Я так и заявил Эрскину.
— Вот и хорошо. Не буду больше вас задерживать. Арчи…
Это было вовсе не так просто. О'Нил еще не собирался уходить. Чувство ответственности удерживало его. В конце концов я все же выпроводил его, не прибегая к силе. Заперев за ним дверь, я вернулся в кабинет.
— Как вы думаете, зачем он сюда явился? — Конечно, я понимаю, это он убил Буна, но зачем он тратил и свое время, и наше…
— Это ты его впустил, — кисло отозвался Вульф, — и не предупредил меня. Ты, кажется, забыл, что…
— Ладно, ладно, — весело перебил я. — Все это помогает изучению человеческого характера. Я же и выставил его, не так ли? А теперь нам нужно подготовиться к приему гостей. Их будет человек двенадцать, да нас двое…
Я занялся проблемой кресел. Расставив их в художественном беспорядке, я прислонился к стене и хмуро оглядел наш кабинет. Хотя он был довольно просторный, теперь в нем стало тесно.
— М-да, наша контора нуждается в прикосновении женской руки, — заметил я.
— Еще чего! — прорычал Вульф.
В четверть одиннадцатого Вульф, полуприкрыв глаза, откинулся в кресле. Совещание длилось уже более часа.
Их было тринадцать человек. Благодаря моей предусмотрительности в отношении мест для сидения, все обошлось без драки. Контингент промышленников расположился в дальней от моего стола половине кабинета, ближе к двери, выходящей в вестибюль, причем Эрскин занимал красное кожаное кресло. Их было шесть человек — четверо, составлявшие дневную делегацию, включая Уинтерхофа, который должен был находиться на важном деловом свидании, Хетти Гардинг и Дон О'Нил.
Ближе ко мне располагались представители Бюро регулирования цен. Этих было четверо: миссис Бун, вдова; Нина Бун, племянница, Элджер Кэйтс и незваный Соломон Декстер. Ему было около пятидесяти, скорее меньше, чем больше, и он казался кем-то средним между государственным деятелем и лесорубом. До смерти Буна он был его заместителем, а ныне уже сутки исполнял обязанности директора бюро. Он пришел, как заявил Вульфу, по долгу службы.
Между двумя враждебными армиями находились нейтралы, или арбитры: Спиро из ФБР, инспектор Кремер и сержант Пэрли Стеббинс. Я редко видел Кремера таким взбешенным, каким он был к четверти одиннадцатого. Он давно уже сообразил, что Вульф начал свое расследование с пустого места и организовал это сборище исключительно для того, чтобы собрать информацию.
Произошла всего одна безуспешная попытка нарушить мои планы, — в отношении того, как рассадить гостей. Миссис Бун с племянницей приехали раньше девяти, и так как я не могу пожаловаться на зрение, то тут же усадил племянницу в кресло рядом с моим столом. Когда, несколько позже, явился Эд Эрскин, я посадил его в той половине комнаты, которая была оккупирована представителями ассоциации. Мне пришлось несколько раз выйти, чтобы встретить гостей, и, вернувшись в очередной раз в кабинет, я заметил, что Эд бесцеремонно перебрался на мой стул и беседует с племянницей.
— Эта половина комнаты предназначена для Капулетти, — сказал я, приблизившись. — Пожалуйста, сядьте на свое место.
Он повернул голову и вздел в мою сторону подбородок. Его мутный взгляд не сулил ничего хорошего. Справедливости ради скажу, что он не был пьян, но ему и не грозила опасность превратиться в мумию от отсутствия влаги в организме.
— В чем дело? — вопросил он.
— Это мое рабочее место, — отрезал я, — я здесь работаю. Давайте не устраивать дискуссий.
Он пожал плечами и пересел.
— С кем только не приходилось сталкиваться в офисе детективного агентства, — вежливо обратился я к мисс Нине Бун.
— Да, да, сочувствую вам, — отозвалась она.
Не слишком глубокомысленное замечание, однако я улыбнулся ей, желая показать, как ценю ее внимание.
С самого начала, как только Вульф заявил, что он нанят Ассоциацией промышленников, представители Бюро регулирования цен стали поглядывать на него подозрительно и враждебно. Конечно, те, кто читает газеты и слушает радио, в том числе и я, знали, что ассоциация ненавидела Ченни Буна и все, за что он ратовал. Она с радостью вышвырнула бы его на съедение волкам, а сотрудники Бюро цен, со своей стороны, с удовольствием провели бы испытание атомной бомбы над зданием Национальной ассоциации промышленников. Но до этого вечера я не представлял, насколько были накалены их отношения. К давней вражде примешивались два новых фактора. Первый — убийство Ченни Буна, да к тому же на приеме, устроенном ассоциацией, и второй — надежда, что кто-нибудь из неприятельского стана может оказаться на электрическом стуле.
