Да, сэр, мне все известно о Попрыгунье Лине, или Монике Сорвиголове, — продолжал инспектор, — кроме того, каким образом ее задушил Кот. Не сомневаюсь, Эллери, что если бы Кот подошел к ней на платформе и сказал: «Извините, мисс Маккелл, я Кот и намерен задушить вас», то она бы отодвинулась и воскликнула: «Как интересно! Садитесь и расскажите о себе».
Эллери встал и быстро прошелся по гостиной. Инспектор Квин смотрел на его мокрую спину.
— Вот на этом мы и застряли, — сказал он.
— И больше ничего?
— Абсолютно ничего. Не могу порицать Маккелла-старшего за предложенное вознаграждение в сто тысяч долларов, но это только дает газетам повод для зубоскальства, а десяти тысячам чокнутых — для приставания к нам с «информацией об убийце». К тому же нам не пойдет на пользу, если у нас под ногами будут путаться нанятые Маккеллом высокооплачиваемые частные детективы.
— А как насчет следующей мыши?
— Номера пять? — Инспектор хрустнул суставами пальцев, которые загибал в мрачном подсчете. — Симона Филлипс, тридцать пять лет, жила с младшей сестрой в квартире без горячей воды на Восточной Сто второй улице. — Он скорчил гримасу. — Эта мышка не смогла бы украсть даже кусочек сыра. У Симоны что-то в детстве произошло с позвоночником, она была парализована ниже пояса и большую часть времени проводила в постели. Так что противник из нее был никакой.
— Да-а. — Эллери поморщился, посасывая лимон. — Это игра не по правилам даже для Кота.
— Убийство произошло поздно вечером в пятницу 19 августа — спустя десять дней после гибели Моники Маккелл. Селеста — младшая сестра — около девяти часов поправила Симоне постель, включила ей радио и ушла в соседний кинотеатр.
— Так поздно?
— Она пошла только на художественный фильм. Селеста говорит, что Симона очень не любила оставаться одна, но ей нужно было хоть раз в неделю выбираться из дому.
— Так это был заведенный порядок?
— Да. Селеста уходила каждую пятницу — и это был единственный отдых, который она себе позволяла. Симона была беспомощна, а кроме Селесты, у нее никого не было. Короче говоря, Селеста вернулась в начале двенадцатого и обнаружила сестру задушенной оранжево-розовым шелковым шнуром, завязанным на шее.
— Калека едва ли могла сама кого-то впустить. Не было никаких признаков взлома?
— Селеста, уходя, никогда не запирала входную дверь. Симона смертельно боялась утечки газа и пожара, боялась оказаться беспомощной в отсутствие сестры. Незапертая дверь ее успокаивала. По той же причине они держали телефон, который был им явно не по карману.
— Вечером в прошлую пятницу было почти так же жарко, как сейчас, — пробормотал Эллери. — Люди наверняка толпились у подъездов, высовывались из окон. Неужели никто ничего не видел?
— У нас есть столько показаний, что ни один посторонний не входил в дом через парадную дверь между девятью и одиннадцатью, что я убежден: Кот вошел черным ходом. Задняя дверь выходит во двор, куда можно попасть из других домов и двух переулков. Квартира сестер Филлипс находится сзади на первом этаже. В подъезде темно — там только лампочка в двадцать пять ватт. Так что убийца вошел и вышел через черный ход. Но мы все обыскали внутри и снаружи и ничего не нашли.
— Криков не было?
— Если она и кричала, то никто не обратил на это внимания. Ты же знаешь, что представляет собой жилой район мутной ночью — на улицах полно детей, которые вопят не переставая. Но я думаю, она не издала ни звука. Никогда не видел такого ужаса на человеческом лице. Вдобавок к парализованной нижней части тела ее парализовал страх. Симона не могла оказать никакого сопротивления. Не удивлюсь, если она просто сидела открыв рот и выпучив глаза, пока Кот вынимал шнур, обматывал его вокруг ее шеи и натягивал. Эта работа была для него самой легкой. Инспектор с трудом поднялся на ноги.
— Выше пояса Симона была очень толстая. У нее словно отсутствовали кости и мускулы.
— Musculus[22], — произнес Эллери, посасывая лимон. — Маленькая беспомощная мышка.
— Ну, она была прикована к постели больше двадцати пяти лет. — Старик поплелся к окну. — Ну и духота!
— Симона, Селеста...
— Что-что? — рассеянно переспросил инспектор.
— В этих именах есть нечто галльское. Фантазия матери? А если нет, то откуда фамилия Филлипс?
— Их отец был французом и носил фамилию Филлипп, но англизировал ее, прибыв в Америку.
— А мать тоже была француженкой?
— Думаю, да, но они поженились в Нью-Йорке. Филлипс занимался экспортом-импортом и заработал состояние во время Первой мировой войны, но все потерял из-за краха 1929 года и пустил себе пулю в лоб, оставив миссис Филлипс без единого цента.
— С парализованной дочерью. Ей пришлось туго.
— Миссис Филлипс зарабатывала шитьем, и, по словам Селесты, они отлично справлялись. Селеста даже поступила в университет, но миссис Филлипс умерла от плевропневмонии пять лет назад.
— Воображаю, каково пришлось Селесте.
— Да, ее жизнь не походила на персиковое мороженое. Симона нуждалась в постоянном внимании, и Селеста была вынуждена бросить учебу.
— Ну и как же она устроилась?
— Стала работать манекенщицей в магазине одежды, с которым сотрудничала ее мать. У девушки прекрасная фигура, и вообще Селеста очень хороша собой. Она сказала мне, что могла бы зарабатывать гораздо больше где-нибудь еще, но магазин находился неподалеку от их дома, а ей нельзя было надолго оставлять Симону. У меня сложилось впечатление, что Селеста была под каблуком у сестры, и это подтверждают соседи. Они говорили мне, что Симона постоянно хныкала, жаловалась и цеплялась к младшей сестре, которую все считали святой.
— Скажи-ка, — осведомился Эллери, — в прошлую пятницу эта святая отправилась в кино одна?
— Да.
— Она всегда так делала?
Инспектор казался удивленным.
— Не знаю.
— Мог бы постараться узнать. — Эллери наклонился, чтобы разгладить морщинку на ковре. — У нее есть приятель?
— Не думаю. По-моему, ей просто не представлялась возможность встречаться с мужчинами.
— Сколько ей лет?
— Двадцать три.
— Закат юности... Шнур был из индийского шелка?
— Да.
Ковер вновь стал гладким.
— И это все, что ты можешь мне сообщить?
— Есть еще много всего — особенно насчет Абернети, Вайолет Смит и Моники Маккелл.
— Что именно?
— Хочешь знать все подробности? С удовольствием сообщу тебе.
Эллери немного помолчал.
— Ты не обнаружил никакой связи между кем-нибудь из пяти жертв? — спросил он.
— Ни малейшей.
— Никто из них не знал друг друга?
— Насколько нам известно, нет.
— У них не было общих друзей, знакомых, родственников?
— Пока что мы их не обнаружили.
— А как насчет их религиозных убеждений? — неожиданно поинтересовался Эллери.
— Абернети принадлежал к епископальной церкви[23] — до смерти отца он даже учился на священника, но бросил занятия, чтобы ухаживать за матерью, и нет данных, что он возобновил их после ее смерти. Вайолет Смит происходила из лютеранской семьи. Насколько мы знаем, она не посещала церковь. Семья изгнала ее много лет назад. Моника Маккелл была пресвитерианкой[24], как и все Маккеллы. Ее родители исправно ходили в церковь, и сама она, как ни странно, тоже была религиозной. Райан О'Райли был глубоко верующим католиком. Родители Симоны Филлипс были французскими протестантами, но сама она интересовалась «Христианской наукой»[25].
— Их пристрастия, неприязни, привычки, хобби?
Инспектор отвернулся от окна:
— Что-что?
— Я ищу общий знаменатель. Жертвы относятся к самым различным социальным группам. Но между ними должно быть нечто общее.
— Нет ни малейших указаний на то, что эти бедняги были хоть как-то связаны друг с другом.
— Да, насколько тебе известно.
Инспектор рассмеялся:
— Эллери, я верчусь на этой карусели с первого круга и уверяю тебя, что в этих убийствах столько же здравого смысла, сколько в нацистском крематории. Они не происходили по какому-либо графику. Интервалы между ними составляют девятнадцать, двадцать шесть, двадцать два и десять дней. Правда, все произошли в ночное время, но ведь коты бродят по ночам, не так ли?
Все жертвы — жители Нью-Йорка. Восточная Девятнадцатая улица возле Грамерси-парка, Западная Сорок четвертая между Бродвеем и Шестой авеню, Западная Двадцатая около Девятой авеню, угол Парк-авеню и Пятьдесят третьей (в этом случае жертва погибла под Шеридан-сквер в Гринвич-Виллидж) и Восточная Сто вторая.
Экономическое положение? От миллионера до бедняка. Социальное? То же самое — разнообразное. Мотив? Не деньги, не ревность и не что-либо личное. Нет никаких указаний на преступления на почве секса.
