— Все бесцельно… — сказала она печально, с унынием осматривая полузаконченные картины, висевшие на стене.
Она села за малый письменный стол в углу ателье и начала делать заметки в домашнем дневнике. Вдруг раздался звонок у двери. Она встала и пошла открывать. На дворе уже стемнело. Сначала она не узнала, кто пришел, потом сказала:
— Ах, это ты, Артур? Входи, пожалуйста. Папа уже поднялся наверх.
— Я так и предполагал.
Мистер Артур Уильмот подождал, пока Стэлла включит свет, и вошел.
— Ты сегодня была в городе?
— Ты меня видел? — быстро спросила она.
— Нет, мне рассказали об этом. Кажется… мистер Мэрривен. Ты слышала уже про историю? Мистер Андрю Маклэд занялся им, значит он действительно выдающийся взломщик. Маклэд по профессии врач.
Стэлла тотчас же поняла, что он говорит о человеке с серыми глазами, но хотела убедиться в этом.
— Кто такой Маклэд?
— Детектив. Но, как я уже сказал, он также врач. Ему обычно поручаются сложные розыски крупных преступников и особенно — важные экспертизы. Профессор — выдающийся взломщик. Специалист, слывущий экспертом среди своих «коллег». Его кличка «Скотти». По крайней мере его так называл мистер Маклэд.
— Я его, кажется, видела на вокзале. Красивый господин с замечательными глазами.
— Навряд ли можно назвать Скотти красивым господином.
Стэлла была так смущена, что не могла объяснить ему, кого она подразумевает под словом «красивый господин».
— К сожалению, я не могу пригласить тебя оставаться у нас сегодня дольше, так как у нас… нет прислуги…
— Что? Опять уже нет прислуги? — спросил он с изумлением. — Но это ведь просто скандально. Твой отец возмутительно скверно обращается с ними. Теперь ты вынуждена быть и кухаркой и прислугой, пока снова не найдешь новых.
— И мой взвинченный отец хочет мне помочь. Однако только мешает. Нелегка ноша, которую судьба взвалила мне на плечи! Но ведь у него такой хороший, мягкий характер, когда…
Мистер Уильмот уже собрался спросить, когда мистер Нельсон вообще бывает трезвым. Но он был слишком умен, чтобы раздражать Стэллу. Конечно, это не доказывает, что он был умен во всех отношениях. Последующие события подтвердили это.
— Что ты делала в городе? — спросил он.
— А зачем тебе это знать? — она посмотрела на него.
— Если бы я знал, что ты в городе, мы могли бы вместе пообедать.
— Когда я отправляюсь в Лондон, я очень мало думаю об обедах. Но… что ты, собственно, там делаешь? Я уже и раньше тебя спрашивала, чем ты занимаешься? Позволь мне задать тебе нескромный вопрос: каким образом ты зарабатываешь на жизнь?
Он смущенно молчал.
— У меня — профессия, — заявил он после паузы.
— У тебя имеется бюро?
— Да, у меня бюро.
— Где оно находится?
Он наморщил лоб.
— Я, большей частью, пользуюсь другими бюро… У меня много друзей и мой… — Он вдруг приостановился. — Я, по возможности, посещаю своих клиентов на дому…
— Ты не адвокат и не врач. — Она стала по пальцам перебирать существующие профессии. — Ты и не биржевой агент. Я должна откровенно сказать, что ты так же загадочен, как мистер Скотти, как ты его называешь. Я имею в виду нашего бедного профессора. Ну, тебе пора домой, — сказала она резко. — Я не педантична в отношении правил приличия, — сверху доносился шум и она посмотрела наверх, — но раз мой отец уже лег спать, мне кажется он снял сапоги, тогда, значит, ты не можешь дольше здесь оставаться.
— Ты больше не думала о… — начал он, растягивая слова, — я бы тебе не мешал и не хотел бы воспользоваться теперешним положением…
Она дружелюбно оглядела его с ног до головы. Лицо его было довольно круглым, волосы хорошо причесаны, губы обрамлены маленькими, темными усами. Иногда Стэлле казал ось, что на его верхней губе заблудилась гусеница, и временами вся его внешность была комичной. Сегодня вечером она относилась к нему сочувственно.
— Я все хорошо обдумала, Артур. Но… это совершенно невозможно. Я вообще ни за кого не хочу замуж. Иди, пожалуйста, домой и позабудь об этом.
Он опустил голову. Воцарилось молчание. Она не хотела нарушать его мысли, очевидно, далекие от веселья. Вдруг он сам прервал молчание:
— Стэлла! Было бы лучше, если бы ты избегала подобных фраз и не обращалась со мной, как с ребенком, которого желают успокоить. Ты женщина, а я — мужчина. Я могу тебе кое-что предложить. У меня должность и профессия. А когда Мэрривен умрет — он ведь когда-нибудь умрет — ты знаешь, что я единственный родственник. Ты находишься в тяжелом финансовом положении. Сегодня ты была в городе из-за денег. Ты не можешь дольше жить в Беверли-Грин. Твой отец так много пил, что ваш дом… недолго ждать, когда вся мебель и вся утварь будут пропиты. Если ты думаешь, что красиво и героически зарабатывать самой, то глубоко ошибаешься. Пятеро из семи хозяев попытаются вступить с тобой в близкие отношения… я это хорошо знаю. Я же помещу бедного старого пьяницу в больницу для алкоголиков, где он будет лишен алкоголя. И он либо умрет, либо будет полностью излечен. Он сам виноват, и ему не избежать этой участи. Я говорю совершенно откровенно. Ты теперь уже взрослая и должна понять, что строгость и жестокость — лучшие методы для таких людей.
Последние слова он произнес громким голосом. Она двигала губами, но не проронила ни слова.
— Я точно знаю, как плохи твои дела, и говорю тебе, что приложу все усилия свои и знания, чтобы получить тебя. Если ты и дальше будешь упорствовать, я не побоюсь прибегнуть к нелегальным приемам. Поняла ли ты меня?
Они поддерживали дружеские отношения в течение долгого времени и говорили откровенно, без застенчивости. За исключением отца, мистер Уильмот был единственным мужчиной, называвшем ее по имени. Она называла его Артуром. Он был для нее молодым коммерсантом. Хорошо играл в теннис. Превосходно танцевал и говорил о себе с большим удовлетворением. Он владел красивым автомобилем, и из знакомых нравился больше всех. Она знала его настолько хорошо, что могла бы предположить, как бы он поступил в том или ином случае.
Она была смущена и раздражена. Но не оскорблена, ибо боялась, что совершила ошибку. У нее было такое чувство, будто она, играя в бридж, выдала по неосторожности фальшивую карту и тем проиграла. Было мгновение, когда она хотела даже извиниться перед ним, что она могла разочароваться в его характере. Даже не осознав бессмысленности этого желания, она все не могла говорить. Неправа она, а он — прав. Артур говорил прямо и откровенно. Он был самонадеян, воинственно настроен и всецело убежден в своей правоте. Артур был уверен в своих силах и не сомневался в том, что получит ее.
Постепенно она обрела дар слова.
— Иди домой, Артур, — сказала она дружелюбно.
Она была еще молода, но испытывала к нему нечто вроде материнского чувства. Он в своем возбуждении вел себя так глупо, что она его пожалела.
— Я пойду, когда захочу! Если хочешь меня удалить, позови своего отца! Или позови прислугу, которую он успел прогнать! Не подумай только, что ты видишь перед собой глупого мальчика! Я бы хотел тебе лишний раз напомнить, что ты совершенно одинока не только в этом доме, но и во всем мире.
Но она уже собралась с мыслями и могла защищаться.
— Ладно! Ты большой болтун. Если бы ты не болтал так и не преследовал меня, то раньше или позже, может быть и добился своей цели.
Она заложила руки за спину и оперлась о кресло. Ее спокойствие выводило его из терпения. Он полагал, что она ему резко откажет или покорится. Теперь же он чувствовал, что она его превосходит как-то, и это было невыносимо.
— Я не сержусь на… — она искала подходящее выражение, — за твое глупое, трагикомическое поведение. Я не пойду за тебя замуж, Артур. Ты сам подчеркнул, что не слишком привлекателен для меня, и должен меня «получить», потому что находишься в лучшем материальном положении. Разве это не спесиво и чрезмерно? Да еще угрожал вымогательством и тому подобное. Ты вел себя, как тот негодяй в театральной пьесе. Сильный мужчина с длинным языком! А против тебя — слабая молчаливая женщина. Вот был бы спектакль для публики! Ты второй пьяница, которого я сегодня видела, но находишься под еще более сильным дурманом, чем мой отец. Ты подвержен тщеславию, а для таких господ весьма трудно стать опять трезвыми.
Ее слова поразили его. Он был в замешательстве. Вместо того, чтобы раз и навсегда покориться, она разбила его. Все доводы были бесцельными.
Она пошла к двери и приоткрыла ее.
— Я хотел бы сказать еще одно слово, — начал он, но она рассмеялась.
— У тебя и в самом деле остались невысказанные слова?
Он молча вышел из комнаты, и она заперла за ним дверь. Задумчиво остановилась, держа руку на ручке двери. Казалось, она собиралась прислушаться, но погрузилась в размышления. Затем, не отдавая себе отчета, она выключила все лампы и поднялась наверх. Спать было рано, но оставаться внизу было незачем. Ее комната находилась наверху, окно выходило на фронтон, который был замечен Маклэдом. Отсюда открывался широкий вид, не скрываемый деревьями.
