— Эй, — кричит Ева с высоты, — что ж ты делаешь?
И вмиг Еву закрутило. Со страшной силой крутит вокруг столба. Ноги высоко над землей: и до земли не достать и из петли не вырваться. А Нина как вкопанная стоит у столба и смотрит вверх на Еву. Ева перетрусила так сильно, что даже о короле треф забыла. Совсем близко столб. Сейчас головой о столб — и вылетят мозги…
Раз! Кто-то схватил Еву за ноги, рванул с силой вниз и остановил.
— Так можно убиться, — сказал сын начальницы, и серьезно посмотрел на Еву.
Потом стряхнул пыль со своей серой блузы и отошел. Надел фуражку, поднял хлыстик, брошенный на землю, и повернул в аллею. Плечи откинул, спина прямая. Удаляется, помахивая хлыстиком.
А Ева стоит у столба, не скинув петли, смотрит ему вслед.
— Ишь ты, — фыркнула за столбом Нина, — идет, как аршин проглотил.
Ева обозлилась.
— Ты что наделала, дура? Из-за тебя я чуть не треснулась головой о столб.
— Прости, — испугалась Нина, — я не могла бежать. У меня лопнула подвязка, и чулок спадал вместе с подвязкой. Не могла я при мальчике бежать. Стань поближе, я поправлюсь.
Ева не может злиться на Нину. Если бы не Нина, Коля Горчанинов не спас бы Еву от смерти. А это очень интересно, когда спасают от смерти.
Дома, над учебником, Ева жмурит глаза и вспоминает, как это было. На другой день ей очень хочется встретив Колю Горчанинова возле знакомой калитки. Ева быстро идет по Дачной улице. Вот железная ограда, калитка открыта, но около калитки никого нет.
«Ах, — огорчилась Ева, — может быть, он не успел выйти, чтобы встретить меня. Пойду-ка я назад и снова пройду мимо».
Пошла обратно, потом повернулась и снова идет мимо калитки. Опять никого нет.
Ева остановилась и заглянула сквозь железные прутья. Вокруг дома — ельник, солнце играет по цветным стеклам террасы, во дворе кудахчут куры. Ева посмотрела выше — во втором этаже крайнее окно открыто. И в окне серая блуза, темная голова и белое лицо. Коля Горчанинов стоит в окне, смотрит на Еву и смеется.
Ева, пристыженная, отшатнулась от ограды.
Всю зиму Ева усердно занималась — гналась за пятерками. Но вот теперь, весной, заниматься — ну прямо-таки невыносимо. А тут как раз экзамены на носу. За городом, в глубине оврагов, вырос львиный зев. Так и тянет в лесные овраги за львиным зевом. И тянет на Каму встречать и провожать на пристанях пароходы. У Любимовской пристани старый лодочник, бронзовый от солнца и от ветра, пригнал к плоту лодки. Волны захлестывают плот. Бьются о плот бортами белые узенькие легкие лодки. Можно взять любую напрокат и перемахнуть на тот берег. А на том берегу заливные луга. Когда вода спадет, там вырастет трава по пояс и расцветут в траве темно-лиловые ирисы. Страшно ходить за ирисами. Говорят, в густой траве, где растут ирисы, прячутся ядовитые змеи.
Старый лодочник, Евин приятель, научил Еву и Нину грести и править рулем.
Все девочки ждут, когда их. пригласят кататься на лодке реалисты. А Ева и Нина не ждут. Сами катаются. Встречный пароход, будто кит, тяжелым хвостом взрывает валы. Ева и Нина направляют лодку прямо на волны. Валы с яростью подбрасывают и кидают лодку, снова подбрасывают и снова кидают. Брызги и пена хлещут в лицо. Если бы папа увидел с набережной, он пришел бы в ужас. Гаркнул бы на всю реку громовым голосом:
— Ева, вернись!
И вытащил бы из лодки мокрую Еву за шировот. А дома наверняка была бы порка.
Но Ева катается, когда папа уезжает в уезд.
Дома у Евы тоже есть развлечение. Во дворе Настя устроила для нее качели. Под навесом сарая к балкам привязала веревку длинной узкой петлей. Ева подстилает тряпочку, чтобы веревка не резала, качается и мечтает. Ьва мечтает, как сын начальницы спасает ее от смерти.
Пожар… Белый дом на Покровской улице пылает. Все выбежали. Одна Ева не успела выбежать. Сын начальницы кидается в огонь, обжигает волосы и выносит на руках рыжую девочку из огня.
Ева тонет в Каме, белая лодка на валах перекувырнулась. Сын начальницы кидается в Каму и вытаскивает Еву из воды за густые рыжие волосы.
Ева собирает ирисы на заливных лугах. Еву ужалила в ногу змея. Ева падает в траву без чувств. Сын начальницы выносит Еву из травы на отмель, пригретую солнцем, срывает чулок, перетягивает ногу своим белым платком и высасывает из ранки змеиный яд.
Но самая любимая мечта Евы о пещере. Пещера точь-в-точь такая, как в «Приключениях Тома Сойера». Темная, с бесконечными извилистыми коридорами. Но не Том Сойер и не Бекки, а Ева Кюн и Коля Горчанинов взявшись за руки, бродят в пещере с факелами. Они заблудились, факелы потухли. Темень сплошная, страшно и хорошо… Как жаль, что вблизи города нет такой пещеры!
Когда в гимназии девочки говорят о сыне начальницы, Ева очень боится, как бы не покраснеть. Все сразу догадаются: она краснеет, ого, тут что-то неладное! Что-то есть!
Все силы Ева собирает, чтобы не краснеть. И все-таки краснеет до корней рыжих волос, чуть кто произнесет: «Коля Горчанинов».
«Неужели догадались?» — пугается Ева.
Никто не должен знать об этом, никто не должен смеяться. Даже Нина Куликова и то не знает, а с Ниной Куликовой Ева всегда говорит по душам. Только одному человеку могла бы сказать об этом Ева — самому Коле Горчанинову.
«Надо сказать, — думает Ева, — если я ему скажу, мне станет легче».
Ева давно заметила, что мальчики кидают камни иначе, чем девочки. Девочки поднимут камень, поднесут чуть ли не к носу и кинут не размахиваясь. Кидают некрасиво и не метко. А мальчики кидают с закидкой. Занесут руку далеко назад, размахнутся с силой, и камень летит, как пуля, без промаху бьет.
Ева решила научиться кидать камни с закидкой.
Сразу после обеда Ева побежала на двор.
Двор залит солнцем. Черная собачонка с радостью кинулась Еве под ноги. Она уже совсем поправилась. Даже спина у нее выпрямилась. Только одна задняя лапа так и осталась поджатой. Ева назвала собачонку Кривулькой.
— Не приставай ко мне, Кривулька, — сказала Ева собачонке. — Сейчас мне не до тебя.
Ева набрала в передник камней, размахнулась, и — жжиг! — камни один за другим полетели на крышу сарая и с грохотом покатились вниз. Кривулька залилась неистовым лаем.
Ева уже в поту, волосы у нее растрепались, а она все кидает и кидает. И раз от раза все лучше. Потом нацелилась в трубу на бане, размахнулась совсем по-настоящему, с закидкой, и попала в трубу.
Окно распахнулось.
— Ева, — кричит папа, — марш домой!
Дома папа говорит с возмущением:
— Ты что, с ума сошла? Ты взбесилась, большущая корова? Завтра экзамены начинаются, а ты что выделываешь во дворе?
— Я учусь метко бросать.
— Я тебе всыплю так метко, что неделю не сможешь сидеть.
На другой день, рано утром, перед экзаменом, Нина увела Еву в собор. Нина ставит свечку Николаю-чудотворцу.
— Почему Николаю-чудотворцу, а не кому-нибудь другому? — спрашивает шепотом Ева.
— Потому что Николай-чудотворец помогает на экзаменах.
— А другие святые не помогают?
— Нет. Другие помогают в других делах.
Нина крестится перед образом Николая-чудотворца. А Ева думает. И вдруг снова шепотом:
— А в любви кто помогает?
Нина с удивлением посмотрела на Еву.
— В любви? В любви, наверное, богородица.
Ева тоже поставила свечку Николаю-чудотворцу. Ева знает только пятнадцать билетов. А всего билетов двадцать семь. Если она вытащит билет после пятнадцатого, — значит, пропала.
Еве хочется поставить свечку и богородице. Но она не решается. Вдруг богородица сочтет любовь Евы за грех, разгневается и, вместо того чтобы помочь, только все испортит. В любви Ева постарается сама себе помочь. И особенно может помочь камень, брошенный метко, с закидкой.
На пути из собора в гимназию Ева поднимает камни и швыряет то в дерево, то в фонарный столб.
— Брось камни кидать, — кричит Нина, — перестань! Я так волнуюсь, а ты действуешь мне на нервы.
В огромные окна большого зала на третьем этаже хлещет солнце. Стол покрыт зеленым сукном. По зеленому полю Жужелица раскидала белые билетики, номерками вниз. На досках карты — два голубых полушария и еще все части света по отдельности. И ни одной надписи нет — немые карты, висят и ничего не говорят. Сами догадывайтесь, какие где реки, какие города, какие горы, какие заливы, какие моря. Девочки на партах, больные от страха, шуршат книгами, шуршат программами, кусают кончики носовых платков. И шепотом переговариваются.
По белой-белой лестнице величаво поднимаются экзаменаторы. Впереди начальница и с нею учительница географии, маленькая, бледная, темные волосы на пробор. Ева очень любит учительницу географии и никогда не шумит, не хихикает на ее уроках. За учительницей географии идет вприпрыжку Чиж, за Чижом — батюшка в рясе, на груди у него крест. Грива как у льва.
