Одно время Лямонтан выступал на сцене во Франции – он безупречно говорил по-английски, – поэтому я не сомневаюсь, что он сумел усыпить бдительность Уэнтфорда настолько, что тот сам открыл ему дверь….
В семь часов вечера констебль Верити покинул участок и принялся совершать обход вверенной ему территории. В семь тридцать он был безжалостно убит человеком, которым внезапно вышел из укрытия и выстрелил ему прямо в сердце.
Труп оттащили в поле и бросили под кустом: убийцы надеялись, что снег скроет его от посторонних глаз. Лямонтан уже успел переодеться в костюм полицейского констебля и, сев на мотоциклет, поехал к дому Уэнтфорда. Старик увидел его в окно и, ничего не подозревая, сошел вниз и отворил дверь.
Скорее, он так и не понял, что происходит что-то неладное, пока не вернулся в гостиную, где его и убили. Двое мужчин намеревались оставить его в коттедже, но, пока они обыскивали дом или пытались вскрыть сейф, вделанный в стену позади книжного шкафа, произошло непредвиденное. Зазвонил телефон. Кто-то из них поднял трубку и, подражая голосу Уэнтфорда, узнал, что Марго Линн едет сюда, но задерживается в пути.
Теперь для них самым главным стало спрятать труп. Вынеся его наружу, они уложили тело на мотоциклет и, направив его вниз по дороге, стали толкать в сторону Биконсфилда. Здесь их подстерегала вторая неожиданность: они увидели, что к ним приближаются огни автомобиля мистера Энварда. Тело пришлось сбросить на обочину, а мнимый констебль занял свое место на мотоциклете. Сиденье было испачкано кровью убитого мужчины, и помощник мистера Энварда, должно быть, случайно задел его рукавом, поскольку впоследствии на нем были обнаружены пятна крови. Это стало для меня первой зацепкой, и я смог благодаря особому складу своего ума воссоздать преступление так, как оно было совершено.
Двое мужчин вновь встретились возле коттеджа, но пробраться в дом в ту ночь им не удалось. Один из них, однако, услышал, что девушка знает, где хранятся деньги. Боюсь, это случилось по моей вине, после чего ее вознамерились выкрасть вместе с ключами от депозитного сейфа…
К тому времени Мэчфилд уже был осведомлен о стесненных обстоятельствах молодого МакКея, сына своей жертвы. Вероятно, вознамерившись ударить по его отцу, поскольку наверняка знал, что тот продолжает его разыскивать, он воспользовался представившейся возможностью, чтобы окончательно погубить молодого человека.
Мэчфилд анонимно отправил младшему МакКею двести фунтов из тех денег, которые вороватый управляющий (3 года тюрьмы; Центральный уголовный суд) похитил из банка с помощью его сообщницы (5 лет тюремного заключения; Центральный уголовный суд), и было установлено, что они прошли через руки молодого человека.
В завершение этого дела мистер Ридер собственноручно сделал короткую приписку:
…Руфус Джон Мэчфилд и Антонио Лямонтан (приговор: смертная казнь; Центральный уголовный суд) казнены в тюрьме Уонсдорф 17 апреля. Приговор приведен в исполнение Эллисом.
Мистер Ридер всегда отличался чрезмерной дотошностью.
Человек, представший перед Полицейским судом Северо-Западного округа Лондона, держался с вызывающим и даже надменным достоинством. По его бородатому лицу блуждала презрительная улыбка, в которой сквозило изумление.
А если время от времени он и запускал свои длинные белые пальцы в гриву золотисто-каштановых волос, отбрасывая их с высокого и чистого лба, то жест этот отнюдь не свидетельствовал о том, что он нервничает или пребывает в смятении. Скорее, это была всего лишь дань давней привычке.
Хотя он не носил ни воротничка, ни галстука, а костюм и башмаки были перепачканы засохшей грязью, одежда его выглядела новой и добротной. Перстень же с бриллиантом у него на пальце, оскорбительно поблескивавший в лучах утреннего солнца, с головой выдавал наличие достатка и благополучия – правда, временного или постоянного, бог весть.
При себе во время ареста у него были обнаружены, как явствует из показаний констебля, свидетельствовавшего по этому делу: деньги в сумме восьмидесяти семи фунтов и десяти шиллингов купюрами, пятнадцати шиллингов серебром, золотой портсигар с платиновой монограммой, маленький флакончик дорогих духов, не откупоренный, и несколько ключей.
Звали его Владимир Литнофф, он был российским подданным и актером по профессии. Играл он в русских пьесах, а по-английски говорил с едва заметным акцентом.
Очевидно, пребывая в изрядном подпитии, как случилось давеча вечером, он изъяснялся почти исключительно по-русски, отчего двое полисменов, выступавших свидетелями обвинения по делу о том, что, находясь в состоянии алкогольного опьянения, он нарушал общественный порядок самым возмутительным образом, не смогли приобщить к делу ничего, кроме использованного им языка оскорбительных жестов.
Магистрат снял очки и устало откинулся на спинку кресла.
– Пока вы живете в этой стране, вы должны вести себя прилично, – назидательно сообщил он. – Вот уже второй раз вы обвиняетесь в неподобающем поведении, а потому заплатите два фунта.
Мистер Литнофф улыбнулся, отвесил изящный поклон и сошел с кафедры для подсудимых.
Старший инспектор Гейлор, ожидавший в коридоре, чтобы дать свидетельские показания по делу с куда более серьезными обвинениями, обратил на него внимание, когда тот проходил мимо, и добродушно ответил на его улыбку. Полицейский, «подобравший» русского, тоже направился к выходу из суда.
– Кто этот человек? – спросил Гейлор.
– Русский, сэр. Изрядно надрался… напился то есть, на Бромптон-роуд. Нет, вел он себя тихо, зато ни в какую не желал уходить оттуда. Да еще эти его брошки!
– Его что? – не понял инспектор.
– Именно так он сказал, когда я пришел забирать его, и, пожалуй, это были его единственные слова по-английски: «Я подарю вам свою замечательную брошь – она стоит десять тысяч!» Даже не представляю, что он имел в виду. А потом он добавил, что у него есть собственность в Монро. Он выкрикнул эти слова в толпу, когда мы с констеблем Леем его уводили.
– Монро, Монро… Кажется, это где-то в Шотландии?
Но в этот момент Гейлора вызвали в зал суда.
Тем же вечером, проглядывая газету, он прочел репортаж о ходе судебного заседания:
ПЬЯНИЦА ПРЕДЛОЖИЛ ВЗЯТКУ ОФИЦЕРУ ПОЛИЦИИ.
БРОШЬ СТОИМОСТЬЮ В ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ БЫЛА ОТВЕРГНУТА
…Констебль полиции Смит утверждает, будто подсудимый предлагал ему брошь стоимостью десять тысяч фунтов за то, чтобы он отпустил его.
Магистрат: У него была при себе означенная брошь?
Свидетель: Нет, Ваша честь. Разве что воображаемая.
(Смех в зале)
– А вот Ридеру это случай показался бы занятным, – сообщил Гейлор своей молодой супруге, и та улыбнулась.
Ей нравился мистер Дж. Г. Ридер, но она жалела его, в чем очень сильно ошибалась. Он представлялся ей жалким неудачником и совершенно беспомощным неумехой в сравнении с сильными и хваткими ребятами из Скотленд-Ярда. Многие жалели мистера Ридера – но были и те, кто придерживался противоположного мнения на его счет.
Джейк Элсби, например, не испытывал жалости ни к кому, кроме себя. Сидя долгими зимними вечерами в своей камере в Дартмуре, он думал о мистере Ридере как угодно, только не с сожалением. Камера была славная – просторная и уютная, со сводчатым потолком. В ней имелась кровать, застеленная яркими одеялами, и здесь было тепло даже в самые холодные дни. На полочке у него стояла фотография жены и детей, коих было двое – страшненький мальчик десяти лет от роду и шестимесячная малышка, орущая во все горло. Джек никогда не видел ее, что называется, во плоти. Откровенно говоря, ему было решительно все равно, увидит он когда-либо свою жену с детьми или нет, но фотография подпитывала его угасающую враждебность. Она напоминала Джейку о том, что подлое вероломство мистера Ридера оторвало его от семьи и забросило сюда, в сырое и холодное узилище. Поэтическая фантазия и не более того, но тем не менее льстящая самолюбию человека, который ни разу в жизни не смог заставить себя взглянуть правде в глаза без того, чтобы не приукрасить действительность яркими лентами выдумки.
Да, Джейк действительно подделывал казначейские билеты Банка Англии, был пойман на горячем, и лавочка закрылась; да, ранее он уже был осужден по той же самой статье, но его не было рядом с Марбл-Арч в понедельник перед самым арестом, как утверждал мистер Ридер, причем под присягой. Это было во вторник. Следовательно, мистер Ридер совершил клятвопреступление.
Джейк получил письмо от одного из тех, кто недавно был выпущен на свободу из-под гостеприимной тюремной опеки исправительного заведения Ее величества в Принстоне. В нем содержались кое-какие новости, одна из которых была следующего характера: