Андреас Хакапопулос не смутился. Он замер на предпоследней ступеньке, источая сильный аромат жасмина и заискивающее дружелюбие, которое в этой душной комнате производило особенно невыносимое впечатление. Протянув бесформенную руку за карточкой, он взглянул на нее с выражением скучающего интереса — неубедительным и неприятным.
Несколько мгновений он смотрел на очаровательное томное личико мисс Адамсон, после чего подошел поближе к окну и снова принялся разглядывать фотографию.
— Однако! — сказал он наконец. — Что за девушка! А кто это?
— Это мы вас спрашиваем, — вмешался местный суперинтендант. — Давайте, Андреас. Не глупите. Мы пришли сюда не для того, чтобы полюбоваться вами. Вы ее видели раньше?
— Нет.
— Подождите, — сказал Оутс, кисло улыбаясь. — Вы читали газеты?
Грек осознал свою ошибку и поспешно исправился.
— Может, это та девушка, которую недавно нашли мертвой? Не знаю. Я что-то такое читал утром. Не помню.
— Попробуйте напрячь свою память, дружище. Где ваш брат?
— Джок на втором этаже.
Андреас продолжал улыбаться, а голос его звучал все так же мягко и спокойно, без тени неудовольствия или упрека. Один из неприметных мужчин отправился наверх, а в зале тем временем начался небольшой допрос.
— Мистер Хакапопулос, подумайте: вы когда-нибудь встречались с этой девушкой?
— Встречался?
— Да. Вы ее видели?
— Нет.
— Вы меня понимаете? Вы видели ее живую?
— А она здесь была?
— Об этом я вас и спрашиваю.
Андреас улыбнулся.
— Не знаю, — сказал он. — Тут бывает так много девушек. По-моему, я ее не видел.
Паллен выпятил подбородок и, не выдержав, вмешался:
— А мертвой вы ее случайно не видели?
— Мертвой? — Андреас поднял брови.
— Вы меня слышали.
— Мертвой? Нет.
— Слушайте, Хакапопулос, — Паллену было нелегко произнести это имя на свой обычный пулеметный лад, но он справился, — не хотите посидеть у нас и подумать? Вы же знаете, каково оно в камере, не так ли?
Андреас громко и немного визгливо рассмеялся, демонстрируя великолепные зубы.
— Простите, — сказал он. — Говорю же, я ее не знаю. Спросите кого-нибудь еще. Не будем ссориться. Мы с вами понимаем друг друга. Я ее видел только в газетах.
— Понятно.
Оутс возобновил свои вопросы. Они удивительно смотрелись рядом — худой седовласый полицейский с глазами тусклыми и честными, словно Северное море, а рядом с ним — необыкновенно радостный и уверенный в себе гигантский латинянин самого подозрительного вида.
— Мистер Хакапопулос, — с преувеличенной вежливостью обратился к нему суперинтендант, — насколько я понимаю, у вас есть несколько отдельных кабинетов.
— Да, для деловых переговоров, — не моргнув глазом, ответил Андреас.
— Деловых переговоров?
— Да.
— Хорошо. — Оутс слегка улыбнулся. — Не будем углубляться. Где эти кабинеты?
Прежде чем Андреас успел ответить, на лестнице появился детектив и сделал неожиданное объявление:
— Рисует.
Паллен в мгновение ока пересек комнату. Грек улыбнулся еще шире.
— Это правда, — признался он. — У нас небольшой ремонт. Мой брат увлекается рисованием.
— Правда? — мрачно переспросил Оутс. — Мы поднимемся к нему.
— Почему нет?
Все поднялись на второй этаж. Кэмпион и Лагг замыкали процессию. Они вошли в темный тихий коридор, с каждой стороны которого было по четыре глухие двери: справа — с четными номерами, слева — с нечетными, а в конце — еще одна, наполовину стеклянная. Открыта была только дверь № 8. В коридоре атмосфера ресторана ощущалась еще сильнее. Обстановка напоминала ложу очень старого театра — повсюду свисали лохмотья дряхлых драпировок. В этой атмосфере сильный запах скипидара показался им практически райским благоуханием. Вместе с парами скипидара до них донеслось пение — Джок Хакапопулос распевал за работой.
Они обнаружили его на стремянке. Он был замотан в простыню, перевязанную на необъятной талии толстым шнуром. Под простыней, очевидно, ничего не было, так как его мощные руки были абсолютно голыми — если не считать густого слоя черных волос. Он увлеченно расписывал карниз, почти упираясь головой в потолок. Они с братом очень походили друг на друга — правда, Джок был лысым.
В совершенно пустой комнате не было даже обоев на стенах, а из-под отодранного линолеума виднелись грязные доски пола.
Оутс избегал взгляда Паллена. Все чувствовали себя мрачно. Андреас показал на посетителей.
— Это полиция, — сообщил он. — Спрашивают, знаем ли мы какую-то девушку.
— Довольно, — прервал его Паллен, и пантомима с фотографией повторилась.
Джок Хакапопулос был еще любезнее брата. Он тоже вел себя несколько заискивающе, но был старше, и в нем чувствовались внутренняя мощь и острый ум, что почему-то вызывало тревожное ощущение.
Он точно так же расстроился по поводу того, что ничем не может услужить им. В мире так много девушек, ответил он. И все они так похожи друг на друга. Сам он не по этой части.
Местный суперинтендант сказал, что не будет фиксировать это заявление в своем отчете, и оба брата страшно изумились.
Поскольку в комнате № 8 больше не на что было смотреть — не считая Джока Хакапопулоса в простыне, фигура которого, впрочем, имела свои достоинства, — мистер Кэмпион и мистер Лагг откололись от группы, чтобы заглянуть в остальные номера. Едва они начали открывать двери, все стало ясно. Комнаты были подозрительно чисто убраны, а на обоях было полно неровных пятен в тех местах, где их раньше закрывала убранная недавно мебель. Во всех комнатах недавно сделали перестановку.
— Они ждали, что придет полиция, — пробормотал мистер Лагг. — Эти двое, похоже, много чего знают. Куда это вы?
Мистер Кэмпион не ответил. Он открыл стеклянную дверь и стал спускаться вниз по лестнице, которая обнаружилась за ней.
Когда через пять минут к нему присоединился Оутс, он все еще стоял у подножия лестницы, выглядывая из двери в маленький двор, выходивший в Эгейский проулок. Старый суперинтендант оставил греков на своих коллег и спустился к Кэмпиону, придерживая полы пальто, словно брезгливая дама.
— Однако, — произнес он выразительно.
Мистер Кэмпион кивнул.
— Живописный уголок нашего города, — заметил он. — Не наступите на банку. Видите, что у нас тут обнаружилось?
Оутс посмотрел на лестницу и снова выглянул во двор.
— Запасной выход, — сказал он. — И вход, конечно. Постоянные клиенты, видимо, пользуются задней дверью. Давайте выйдем. Мне тут не нравится. Хороша пара голубков, да? Как вы вообще их нашли?
— Старая добрая работа ногами. Мы с Лаггом обошли все сомнительные кабаки и клубы Лондона. И что вы думаете?
— О них? — Оутс запрокинул голову и улыбнулся одними губами. — По-моему, они что-то знают.
Это не была благодарность в прямом смысле этого слова, но Кэмпион хорошо знал Оутса.
Они прошли через двор к сараю, который Кэмпион с Лаггом осмотрели меньше часа назад. Неприметный мужчина выглянул из автомобиля, который он обыскивал, и улыбнулся — смущенно и разочарованно.
— Вот и он, сэр, — сказал полицейский. — Я как раз собирался вам сообщить.
Суперинтендант, ссутулившись, принялся осматривать автомобиль. Это в самом деле был невзрачный четырехместный «моррис», которым наверняка кто-то гордился несколько лет назади на котором еще вполне можно было ездить. Самым неприятным в нем была его чистота. На капоте осталось несколько грязных следов, но обивку и весь кузов недавно отскребли дочиста. Что еще хуже, все четыре шины на нем были новехонькими.
Оутс пробормотал что-то вполголоса, кивнул полицейскому и вышел во двор.
— Терпеть не могу подобное, — сказал он Кэмпиону. — Вы видели кого-нибудь в доме, кроме этих двоих и официанта?
— Нет, — ответил Кэмпион. — Но тем не менее там наверняка кто-то есть — повара и прочие.
— Я о том же, — с отвращением произнес Оутс. — Все они где-то прячутся. Дом кишит людьми. Мы их найдем, конечно, но все это напоминает мне крысиную нору. В этом чертовом месте невозможно сесть на стул без того, чтобы снизу кто-то не пристроился. Все они одинаковые — холодные, мрачные, грязные дыры. Омерзительно. Пойдемте обратно.
Они пробрались к задней двери через горы кухонных отбросов, грязных ящиков и запасов свежей зелени. Кэмпион шел первым, и рядом с дверью вдруг резко остановился, так что суперинтендант налетел на него.
— Вот, к примеру, — сказал Кэмпион.
Оутс заглянул ему через плечо и невольно вскрикнул. У ног Кэмпиона стояла корзина, наполовину заполненная капустными листьями, а среди них лежал длинный тонкий двугранный нож толщиной примерно в шесть десятых дюйма и зловеще поблескивал на фоне зелени.
