Шериф с сомнением посмотрел на меня.
— Вероятно, это были неприятности, длившиеся целых три года, — заметил он.
Затем он вернулся к Аллену Пеллу. Поиски на острове были прекращены, но, по его словам, они продолжались в более отдаленных местах. Хоть я и понимала, что это может ни к чему не привести, слова его подарили мне по крайней мере крупицу надежды.
А затем, всего несколько дней спустя, я узнала, что он жив!
Артур был в Мидлбанке, и дома я находилась одна. К тому же недолгий период хорошей погоды опять закончился. Вновь сгущались тучи и надвигалась гроза, и Мэгги, которая до смерти боится молнии, настояла на том, чтобы заранее закрыть все окна и двери в доме. В результате в доме стало невыносимо душно, и, когда гроза наконец разразилась, я находилась в утренней комнате, где, открыв дверь, ведущую в сад, пыталась читать.
Неожиданно до меня донеслись крики Тейта и чьи-то бегущие шаги, вслед за чем раздался выстрел и послышались взволнованные голоса:
— Пустите меня! Я ничего плохого не сделал.
— Что вам понадобилось в этом доме?
— Боже правый! Неужели человек не может попроситься на ночлег под таким дождем! Уберите свои руки!
Я подошла к парадной двери и увидела Тейта, который шагал по аллее навстречу мне, крепко держа за руку какого-то типа сомнительной наружности— небритого, насквозь промокшего от дождя и дрожащего от холода и страха.
— Стрелять в меня вздумал, — возмущенно сказал тот. — Стрелял в меня за то, что я позвонил в дверь. Да кто вы вообще такой?
— Это уж не твои заботы, — отозвался Тейт и спросил у меня, можно ли ему воспользоваться телефоном. Один аппарат стоял в холле, и, по-прежнему не выпуская из рук своего пленника, он позвонил в полицейский участок. Незнакомец с хмурым видом стоял рядом с ним, с его одежды стекала вода, образуя небольшие лужицы на ковре, и мне вдруг стало его жаль. Но когда я спросила, не желает ли он выпить немного бренди, он покачал головой.
— Чтоб меня потом засадили за решетку за нарушение порядка в нетрезвом виде? — воскликнул он. — Нет уж, мисс, премного благодарен. У этого копа против меня ничего нет, и он это знает.
Слуги, разбуженные всей этой кутерьмой, начали появляться в холле в различных состояниях одетости. Мне удалось кое-как от них отделаться.
— Все в порядке, — заверила я их. — Просто человек ищет, где бы укрыться от дождя. Не о чем беспокоиться.
Когда я вернулась, бродяга смотрел на меня. Несмотря на то, что он явно был испуган, взгляд его маленьких глазок казался острым и проницательным.
— И почему же мне не позволяют постоять здесь, возле огня? — спросил он. — Я только что вышел из больницы.
По нему это было заметно. Выглядел он бледным и изнуренным, и после недолгих пререканий с Тейтом ему было разрешено погреться в библиотеке, до тех пор пока не прибудет отправленная за ним машина, которая его заберет. Когда машина появилась, он так и сидел на уголке кресла, покорный, но несчастный.
Происшествие это показалось мне досадным и незначительным, я лишь понадеялась про себя, что в местной тюрьме по крайней мере сухо. К тому же его продержали там ночь и на следующее утро отпустили, строго предписав немедленно покинуть городок и остров. Но, как выяснилось, это было ошибкой. Теперь-то я знаю, что приходил он не в поисках укрытия от дождя. Он приходил с вполне определенным поручением. Но в тот вечер я с облегчением наблюдала, как его уводят прочь, и только на следующее утро все поняла.
Заснуть мне удалось лишь ближе к рассвету, а потому я, к сожалению, проспала допоздна. Когда появилась Мэгги с недовольным лицом и с моим завтраком, поначалу я подумала, что ее недовольство адресовано мне. Оказалось, нет. К кофейнику был прислонен запачканный конверт— сухой, но с явными признаками того, что недавно он промок насквозь; на конверте значилось мое имя и адрес, почти что стершиеся, ибо были надписаны карандашом, причем печатными буквами.
— Судя по всему, его оставил тот бродяга, — чопорно заявила Мэгги. — Уильям привел его в порядок— счистил грязь, ну и все такое. Оно лежало под подушкой на кушетке в библиотеке.
Она стояла надо мной, сгорая от любопытства, и была явно возмущена, когда я отослала ее прочь, прежде чем вскрыть конверт. Как и все личные горничные, долгое время прослужившие на одном месте, она всецело жила моей жизнью, и обычно у меня не было от нее секретов; Но письмо это вызвало у меня какое-то странное ощущение, хотя, вскрыв конверт, я не сразу поняла, что означает его содержимое. Внутри находилась одна-единственная полоска бумаги, без даты и места, а на нем— всего лишь несколько слов, также выведенные печатными буквами карандашом, к тому же дрожащей рукой. Там было написано: «Вашего человека зовут Джонас Трипп, он из Клинтона».
Но в отношении подписи ошибиться было нельзя. Там было нарисовано нечто напоминающее автобус, но это вполне мог оказаться и трейлер.
Моя первая реакция была чисто нервного свойства. Столь велико было мое облегчение, что я откинулась на подушки и почувствовала, что вся дрожу. Аллен жив! Что бы с ним ни случилось, он все-таки жив!
Прошло какое-то время, прежде чем я вспомнила о записке и снова посмотрела на нее. Что еще за человек? Бродяга? В окрестностях было множество Триппов, но я никогда не слышала ни о каком Джонасе. «Вашего человека зовут Джонас Трипп, он из Клинтона». И тут наконец до меня дошло. Джонас Трипп— это свидетель, способный подтвердить алиби Артура, тот самый, которого нашел Аллен Пелл. Значит, Артур спасен. Я почувствовал, что меня захлестнула волна облегчения и тут же вновь бросило в дрожь.
На все это ушло какое-то время, так что, когда я кинулась к телефону в гостиной, выяснилось, что бродяга тот уже предупрежден и отпущен. Тогда я попыталась связаться с Расселом Шендом, но его не оказалось на месте: таким образом, большую часть утра я провела в собственном автомобиле, пытаясь отыскать своего бродягу на одной из дорог, ведущих к мосту и далее на материк. Однако, в свойственной подобным типам манере, он, очевидно, избегал оживленных магистралей. Мне так и не удалось отыскать его, и больше никогда в жизни я его не видела.
Тот день мне запомнился навсегда, он был соткан из надежды, перемежающейся с тревогой. Я позвонила Артуру в Мидлбанк и сообщила ему имя Джрнаса Триппа, но у меня не хватило духу поведать ему о первом браке Джульетты. Казалось, он отнесся к моему сообщению довольно скептически, правда, сказал, что попытается отыскать этого человека. Но на смену первоначально испытанному мною облегчению по поводу участи Аллена Пелла явился страх. Он лежал где-то больной или раненый. Тот бродяга сказал, что сам только вышел из больницы, и я была уверена: именно там Аллен и передал ему эту записку. Но почему бы так и не сказать? Почему было не сообщить мне, где он находится? Возможно, все эти подробности мне должен был сообщить посыльный. И все же, к чему такие предосторожности с этой запиской, написанной печатными буквами и без подписи?
Тогда-то меня вдруг осенило, что, где бы Аллен ни находился, он не желал быть обнаруженным, что он скрывается намеренно. Но почему? От кого? От полиции? Или от того, кто побывал в его трейлере?
Тяжелое это было время, и его ничуть не скрасил короткий визит шерифа собственной персоной ближе к вечеру. Он очень торопился. Заходить в дом не стал, и я разговаривала с ним прямо на подъездной аллее, рядом с его старой колымагой.
— Что это за тип забрел к вам вчера вечером? — поинтересовался он. — Как-то это странно, вы не находите, Марша?
— Не знаю. Время от времени к нам забредают подобные типы, — уклончиво отозвалась я.
— А в доме горел свет и все такое?
— Кажется, да. И Уильям еще находился внизу.
Он повертел в руках свою шляпу.
— Свет горит и слуги не спят, — рассуждал он. — И все-таки этот парень направляется прямиком к парадному входу. К тому же на острове не больно-то жалуют бродяг, и им это известно, но он заявляется прямо в этот дом. Похоже, что у него была на то какая-то причина, а?
Должно быть, я заметно смутилась, ибо он смерил меня жестким и холодным взглядом.
— Я не интересовалась его причинами, — ответила я. — Видно было, что он замерз и промок до нитки. Наверное, он заметил с дороги, что в доме горит свет, и завернул сюда.
— Он ведь миновал множество других домов, прежде чем добрался до этого.
Но больше шериф не стал задавать никаких вопросов, хотя и высказал несколько нелицеприятных замечаний в адрес местной полиции за то, что те отпустили бродягу, прежде чем сам он успел о нем узнать. Я испытала неловкое ощущение, потому что
он не сводил с меня испытующего взгляда. В конце концов он забрался в свою машину и устроился поудобнее.
— Не удивляйтесь, что бы вы ни услышали, — изрек он напоследок, чуть ли не весело. — По крайней мере Буллард теперь доволен, а это уже кое-что.
