– Я видела ее, – прошептала Софи. – Чем угодно клянусь.
– Да, вы ее видели, – согласился Пуаро. – В том же зеленом платье, что и за обедом, n’est-ce pas? Однако вы помнили, что, когда она вновь появилась внизу, вместе со всеми, кто сбежался на крик, на ней был белый пеньюар. Вы не понимали, когда она успела сходить наверх, переодеться, спрятать испачканное зеленое платье и вновь спуститься. И решили солгать, на всякий случай.
– У меня просто в голове не укладывалось! – воскликнула Софи. – Как Клаудия могла быть в утренней гостиной в платье, а уже через минуту-другую стоять в холле в пеньюаре? Прошло ведь совсем немного времени – я визжала, да, но недолго: двери наверху захлопали почти сразу. У нее просто не было времени, чтобы переодеться. Я сразу поняла, что мне никто не поверит, если я скажу, что видела ее внизу в зеленом.
– И вы, чтобы не показаться лгуньей, солгали, – сказал Пуаро. – Я не раз сталкивался с этим удивительным феноменом. Но это не страшно. Вы просто прибавили к расследованию лишнюю деталь, вот и всё. Теперь, когда она устранена, вся картина предстала перед нами в своем изначальном варианте. И она очень напоминает вашу историю, сержант О’Двайер, ту, где «закрой ящик без ящика», помните? Но стоит убрать ящик – эту маленькую деталь, которую вы с братом придумали для того, чтобы избежать неприятностей, и остается простое и ясное – «заткнись».
– Пуаро, что вы такое несете? – не выдержала леди Плейфорд. – При чем тут какой-то ящик и какое отношение брат О’Двайера имеет к убийству в моем доме?
– Никакого – совершенно никакого. Я лишь хотел сказать, что стоит убрать из рассказа Софи Бурлет одну крохотную, незначительную деталь, как сразу становится ясно, что именно она так настойчиво пыталась нам сообщить: она своими глазами видела две вещи, которые, взятые вместе, исключают одна другую.
– Прошу меня простить, – громко сказала Клаудия. – Но, может быть, кто-нибудь объяснит мне наконец, зачем мне понадобилось разбивать голову трупу? Все, что нам тут рассказывают, конечно, безумно интересно, но надо же время от времени добавлять в эту мешанину хоть каплю здравого смысла.
– Простите меня за ложь, – продолжала Софи Бурлет. – Если б я только знала… но ведь это было еще до эксперимента.
– Что все-таки за эксперимент такой? – сказал Кимптон. – Боюсь, что мое терпение лопнет с минуты на минуту. Пуаро, если Софи не убивала Скотчера, то кто же тогда убил?
– Всё в свое время, доктор Кимптон. Майкл Гатеркол. – Пуаро повернулся к юристу. – Вы завидовали Джозефу Скотчеру с тех пор, как леди Плейфорд назначила его своим секретарем. Вы тоже хотели получить эту должность, но вас обошли. Хуже того, Скотчер воспользовался вашими знаниями, чтобы завоевать расположение романистки. Так что и вы могли убить из ревности. Точнее, из других, альтруистических побуждений, ведь вы по природе добрый человек и искренне беспокоитесь за других. Вы могли убить Джозефа Скотчера из-за леди Плейфорд, чтобы защитить ее от него. Вы прекрасно видели, что он за человек, но считали, что она этого не видит. Вам казалось, что она, не замечая опасности, которую представляет собой Скотчер, опрометчиво позволяет ему оставаться в своем доме, в лоне своей семьи.
Гатеркол вздохнул.
– Он был опасен, – сказал он. – Простите меня, леди… Эти. Но таково мое мнение о нем. И я отдал бы что угодно, лишь бы увидеть, как он пакует чемоданы.
Леди Плейфорд побледнела:
– Что ты говоришь, Майкл? Это ты его убил?
– Что? – Гатеркол смутился. – Нет! Конечно же нет. Ничего такого я не делал. Месье Пуаро…
– Не волнуйтесь, месье. Это правда: месье Гатеркол не убивал Джозефа Скотчера.
– Что ж, я рада это слышать! – сказала леди Плейфорд. – Но, Пуаро, единственный человек, о котором вы еще не говорили, – это я. – Голос ее прозвучал разочарованно, как у человека, который купил билеты на новую пьесу, а те оказались подделкой.
– Вы правы, леди Плейфорд. Остались только вы, покровительница Джозефа Скотчера, поднимающая свой голос в его защиту, даже когда все остальные молчат.
Эти Плейфорд вздохнула:
– Какой же вы ловкач, Пуаро. Настоящий фокусник. Но я вас раскусила. Сейчас вы будете долго говорить обо мне и Джозефе – о том, как я его обожала, о горе, которое мне причинила его кончина, – и все это таким тоном, что все будут ждать неумолимого «но», которое грянет, точно гром, за всем этим. «Но это она убила его, потому что…» Только никакого «потому что» не будет, верно? Вы прекрасно знаете, что я не убийца. По крайней мере, я на это надеюсь.
Она посмотрела на него с сомнением.
– Я пригласила сюда вас – и Кэтчпула, – потому что читала, как блестяще вы распутали убийство в отеле «Блоксхэм». Я слышала, что вы – лучший из лучших. Как вам известно, я боялась покушения на свою жизнь…
– Вашу жизнь? – встряла Дорро. – Но ведь это Скотчера…
– Не надо повторять мне, Дорро, что Джозефа убили, а меня – нет. Я и так прекрасно это знаю. – Леди Плейфорд сделала глубокий вдох. Мне и Пуаро она сказала: – Я надеялась, что Джозеф использует свой шанс и придет ко мне с повинной, вместо того чтобы убивать меня в присутствии двух лучших детективов Англии. Майкл за портьерой в моей спальне был далеко не единственной мерой безопасности; второй моей предосторожностью были вы.
– Эти, я требую, объяснитесь! – не унималась Дорро. – Какая портьера? Какой Майкл? Мистер Гатеркол?
– Ой, да заткнись ты, Дорро, – бросила ей свекровь. И, слабо улыбнувшись, добавила: – Хоть с ящиком, хоть без ящика, как знаешь.
– Леди Плейфорд, вы ведь обожали Джозефа Скотчера, – сказал Пуаро. – И, вне всякого сомнения, отдали бы за него жизнь. Вы любили его больше, чем родных детей, больше, чем преданного друга мистера Гатеркола…
Я едва сдержал раздражение. Скотчер мертв, лесть и хула ему одинаково безразличны; но почему Пуаро совершенно не думает о живых – как после этого будут они дальше смотреть друг другу в глаза, строить свои отношения? Распутывать убийства – дело, конечно, похвальное, но зачем объяснять членам и без того несчастной семьи, насколько они все безразличны друг другу?
– Леди Плейфорд, если б вам предстояло провести всю жизнь в далекой ссылке, куда за вами мог последовать лишь один человек, я уверен, что вы избрали бы Джозефа Скотчера, – продолжал неумолимый Пуаро. – Но при этом вы умная женщина. И не могли не видеть, как он лгал вам каждый день своей жизни, как бессовестно пользовался вашей добротой. Неужели такая женщина, как вы – гордая, властная, привыкшая полной мерой воздавать каждому негодяю и проходимцу за его грехи в своих романах… неужели вы могли оставить без наказания бесконечную ложь Скотчера?
Эти Плейфорд вяло взмахнула рукой.
– Будет вам, Пуаро, – сказала она. – Вам ли объяснять мне, что в жизни концы порой сходятся с концами далеко не так красиво, как в книгах. В настоящей жизни та самая гордая женщина, которая на бумаге регулярно бросает негодяев в тюрьму, где оставляет их гнить до скончания могилы – дважды в год, без осечки! – любила блестящего молодого человека, который беззастенчиво лгал ей изо дня в день, и все ему прощала! Такую историю в роман не вставишь. Концовка неудовлетворительная.
– Вы хотите сказать, что в жизни не все так логично и понятно, как в романах. Обычно это действительно так, – поддержал ее Пуаро. – Но только не в нашем случае. Убийство Джозефа Скотчера – по крайней мере, его изначальный замысел – отличается такой кристальной чистотой и ясностью мысли, какая не всякому романисту по плечу.
– Bon. Теперь я расскажу вам о точности, с которой было задумано убийство Джозефа Скотчера, чтобы вы могли разделить мое восхищение.
Скотчер совершил убийство: он убил Айрис Гиллоу. Какой у него был мотив? Совершенно очевидный: она заподозрила его в том, что он выдумал свою болезнь. Не надо говорить мне, доктор Кимптон, что у меня нет доказательств ни того, что Скотчер действительно убил Айрис Гиллоу, ни того, почему он это сделал. Я еще не все сказал. Подождите, когда я доберусь до улик, хотя вы, без сомнения, сочтете их косвенными и ничего не доказывающими.
Долгое время о преступлении Скотчера никто не знал. Никто не мог доказать, что это он толкнул Айрис Гиллоу под поезд. И все же расплата настигла его, причем с удивительной точностью. Дело в том, что Джозеф Скотчер был убит по той же самой причине, что и Айрис Гиллоу. И снова я повторю: Айрис Гиллоу была убита потому, что заподозрила – Скотчер вовсе не умирает. То же и Джозеф Скотчер: его убийца подозревал, что он вовсе не умирает. Столь абсолютное совпадение трудно даже представить! Скотчера убили потому же, почему сам он много лет назад вынужден был убить. То есть мотив все время оставался один, менялось лишь отношение Скотчера к нему: в одном случае он был субъектом, а в другом – объектом.
