Какое-то время он подробно излагал обстоятельства жизни и смерти Филиппа Бойза. Эр карт пил, ел и слушал, то и дело украдкой зевая.
Не сводя взгляда с часов, Уимзи перешел к истории с завещанием миссис Рейберн.
Мистер Эркарт с ошарашенным видом отставил в сторону чашку, вытер липкие пальцы носовым платком и уставился на Уимзи.
Через некоторое время он спросил:
— Позвольте узнать, откуда вы почерпнули эти удивительные сведения?
Уимзи махнул рукой.
— Это все полиция, — сказал он, — поразительная организация. Уж если они на чем сосредоточатся, такие вещи могут откопать — закачаешься. Полагаю, вы ничего не отрицаете?
— Я вас внимательно слушаю, — мрачно ответил Эркарт. — А когда вы завершите свое сенсационное выступление, я надеюсь понять, что именно я должен отрицать.
— О да, — отозвался Уимзи. — Постараюсь сформулировать это как можно яснее. Сам я, конечно, не юрист, но буду стремиться к максимальной четкости.
Еще некоторое время Уимзи что-то монотонно и немилосердно бубнил, а стрелки часов ползли вперед.
— Насколько я могу себе представить, — подытожил он сказанное по поводу мотива преступления, — отделаться от мистера Филиппа Бойза очень даже отвечало вашим интересам. По мне, он и правда был зануда и слизняк, так что на вашем месте я бы относился к нему примерно так же.
— То есть в этом и заключается ваше фантастическое обвинение? — спросил адвокат.
— Ну что вы. Я только подхожу к сути дела. «Тише едешь — дальше будешь» — вот девиз вашего покорного слуги. Понимаю, я украл семьдесят минут вашего драгоценного времени, но поверьте мне, этот час мы провели с пользой.
— Даже если предположить, что вся эта нелепица действительно имела место, — что я, кстати, категорически отрицаю, — заметил мистер Эркарт, — мне крайне любопытно узнать, как, по-вашему, я дал Бойзу мышьяк. Придумали какое-нибудь остроумное объяснение? Или попросту решили, что я подкупил кухарку и горничную, превратив их в соучастниц преступления? Согласитесь, последнее довольно безрассудно и к тому же открывает богатые возможности для шантажа.
— Настолько безрассудно, — ответил Уимзи, — что для такого предусмотрительного человека, как вы, это было бы совершенно неприемлемо. К примеру, запечатанная бутылка бургундского указывает на выдающиеся способности предугадывать последствия. Должен сказать, данное обстоятельство с самого начала привлекло мое внимание.
— Неужели?
— Вы спрашиваете, как и когда вы могли дать Бойзу яд. Точно не перед ужином. Заблаговременно опустошенная бутылка в спальне — ничто не осталось без внимания! — затем столько усилий, чтобы впервые встретиться с кузеном при свидетеле и ни в коем случае не оставаться с жертвой наедине, — полагаю, время до ужина можно исключить.
— Звучит убедительно.
— Херес, — задумчиво произнес Уимзи. — Бутылку откупоривают и тут же переливают херес в кувшин. Остатки куда-то исчезли, над этим можно бы поразмыслить. Но думаю, херес вне подозрений.
Мистер Эркарт иронично поклонился.
— Затем суп — его также пробовали кухарка с горничной и выжили. По мне, так и суп и рыбу можно пропустить. Порцию рыбы отравить гораздо проще, но для этого потребовалось бы содействие Ханны Вестлок, что уже противоречит моей теории. А теория для меня, мистер Эркарт, священна; вы бы, наверное, даже назвали ее догмой.
— Опасное умонастроение, — сказал мистер Эркарт, — но в данных обстоятельствах не стану с вами спорить.
— А кроме того, — продолжал Уимзи, — если бы яд содержался в супе или рыбе, то мог бы начать действовать еще до выхода Филиппа из дома — не возражаете, если я буду его так называть? Переходим к тушеной курице. Думаю, ей Ханна Вестлок с кухаркой могут выдать безукоризненный санитарный патент. И, кстати, судя по рассказам, курица удалась на славу. Говорю как человек в гастрономическом плане весьма искушенный, мистер Эр карт.
— Мне это хорошо известно, — учтиво отозвался тот.
— Остается только омлет. Чудесное блюдо, если его правильно приготовить и, что самое главное, немедленно съесть. А какая очаровательная идея — подать яйца и сахар прямо к столу, чтобы там же и приготовить омлет. К слову, от этого блюда прислуге ведь не досталось ни кусочка? Нет, конечно нет! Разве можно оставлять недоеденным такое чудное лакомство? Кухарка потом сама состряпает для себя и для горничной свежий омлет. Уверен, кроме вас с Филиппом последнее блюдо не попробовал никто.
— Так и есть, — ответил мистер Эркарт, — мне незачем это отрицать. Не забудьте только, что сам я этот омлет пробовал и не ощутил никакого недомогания. А кроме того, его собственноручно приготовил мой кузен.
— Именно так. Четыре яйца, если не ошибаюсь, с добавлением сахара и джема из общих запасов, так сказать. Нет, я не думаю, что стоит подозревать сахар или джем. Э… насколько мне известно, одно из яиц, принесенных к столу, было треснутое?
— Возможно. Я уже не помню.
— Нет? Ну, не страшно, вы же не под присягой говорите. А вот Ханна Вестлок помнит, как вы принесли яйца — вы ведь, кстати, сами их и купили, — заметили, что одно из них треснуло, и потому настоятельно рекомендовали его для омлета. Точнее говоря, вы сами и положили яйцо в миску.
— И что с того? — спросил мистер Эркарт уже не так небрежно.
— В треснутое яйцо проще простого ввести порошок мышьяка, — ответил Уимзи. — Я даже провел эксперимент с маленькой стеклянной трубкой. Хотя еще удобнее, наверное, использовать небольшую воронку. Мышьяк — вещество довольно тяжелое: в чайной ложке помещается целых семь или восемь гран. Так что он собирается на дне яйца, а если на поверхности и останутся какие-то следы, их легко стереть. Конечно, еще проще было бы влить мышьяк в жидком виде, но по некоторым причинам я поставил опыт с обыкновенным белым порошком. Он прекрасно растворяется.
Мистер Эркарт достал из портфеля сигару и принялся увлеченно ее раскуривать.
— Вы хотите сказать, что, после того как четыре яйца разбили, отравленное при перемешивании каким-то чудесным образом удержали в стороне и вместе с мышьяком поместили на одном конце сковороды? — поинтересовался он. — Или, может, мой кузен сам положил себе отравленную часть омлета и любезно оставил мне безвредную?
— Конечно нет, — ответил Уимзи. — Я только утверждаю, что яд содержался в омлете и попал туда через яйцо.
Мистер Эркарт бросил в камин спичку.
— Сдается мне, в вашей теории есть трещина — как и в том яйце.
— Но я еще ее не изложил. Следующая часть моей теории строится на самых пустяковых обстоятельствах. Позвольте их перечислить. Ваше нежелание пить за ужином, цвет лица, пара-тройка ногтей, несколько состриженных волос, за которыми вы так тщательно ухаживаете, — и вот, сложив все вместе и прибавив пакетик с белым мышьяком из секретного шкафчика в вашем кабинете, остается лишь перемешать — и опля! — пенька, мистер Эр карт, получается пенька.
Уимзи изобразил в воздухе петлю.
— Я вас не понимаю, — хрипло ответил адвокат.
— Ну как же, пенька — из которой плетут веревки, — пояснил Уимзи. — Пенька — превосходный материал. Ладно, вернемся к мышьяку. Вообще-то, как вы знаете, мышьяк людям противопоказан, однако в этой пресловутой Штирии[125] какие-то дремучие крестьяне вроде бы лопают его за милую душу. Сами они говорят, что мышьяк облегчает дыхание, благотворно влияет на цвет лица и делает гладкими волосы, поэтому его даже лошадям дают; не то чтобы у лошадей был какой-то особенный цвет лица, но вы меня поняли, надеюсь. Был еще ужасный господин по имени Мейбрик, который, по слухам, тоже принимал мышьяк. В любом случае хорошо известно, что некоторым людям после определенной тренировки удается съедать такие дозы, которые бы обычного человека прикончили. Хотя что я вам рассказываю, вы и так знаете.
— Впервые слышу.
— Вот как? Ну да ладно. Сделаем вид, будто вам все это в новинку. В общем, жил да был один господин — забыл, как его звали, но про это написано у Диксона Манна, — так вот, захотел он разобраться, в чем же фокус: долго ставил опыты на собаках и другом зверье, скармливал им мышьяк, многих уморил и наконец выяснил, что раствор мышьяка сразу действует на почки и потому чрезвычайно вреден для организма, а вот порошок можно давать день за днем, постепенно увеличивая дозу, и в конце концов человеческое нутро (знавал я одну даму в Норфолке, которая называла внутренности трубочками) приучается гонять мышьяк туда-сюда так, что вы даже глазом не моргнете. Я где-то читал, что это все благодаря лейкоцитам — знаете, такие маленькие белые штуковины, они как бы окружают попавший в кровь яд и вмиг его обезвреживают. Как бы там ни было, если принимать мышьяк достаточно долго — скажем, год, — у вас развивается что-то вроде иммунитета и от шести-семи гран порошка у вас даже живот не прихватит.
