Суперинтендант производил какие-то подсчеты в уме.
— Из тех, кто мог тогда взять нож, — сказал он наконец, — следующие лица находились на расстоянии вытянутой руки от судьи, когда он был убит: Маршалл, Петтигрю и леди Барбер.
— И Бимиш, — добавил Моллет.
— Нет, — поправил его Браф. — Все свидетели утверждают, что в тот момент, когда судья упал, Бимиш был уже далеко. И вообще он не подходил к судье на расстояние вытянутой руки. Он ведь был, как вы помните, первым, и констебль бросился к нему сразу же, как только он вынырнул из толпы.
— Совершенно верно, — согласился инспектор. — Он сбежал, когда констебли переключили внимание на двух других нарушителей, и, судя по всему, больше к судье не приближался. Так что, похоже… Он запнулся и вдруг победно воскликнул: — Дротики!
— Что?
— Вспомнил наконец. Клуб «Корки» славился именно этим. Там висело множество мишеней для дротиков. Он фактически был клубом любителей этого спорта, если это можно назвать спортом. Там даже проводился лондонский чемпионат по метанию дротиков. А теперь представим себе, что Корки и сам мастер. Что могло быть легче, чем метнуть маленький нож с расстояния в несколько футов, пока полиция растаскивала нарушителей порядка? Если помните, когда они это делали, в середине тротуара образовалось свободное пространство, в центре которого находился судья, перед тем как упасть.
Суперинтендант Браф был сдержан в проявлении эмоций. Если высказанное Моллетом предположение и взволновало его, то он этого ничем не выдал.
— Отлично, — сказал он. — Тогда включаем в список и Бимиша. Итого четыре. Думаю, о Маршалле и Бимише мы знаем на настоящий момент более-менее все, что нам нужно. А как насчет двух остальных?
— Известно, что Петтигрю с судьей уже много лет на ножах, — коротко ответил Моллет. — Леди Барбер была… ну, она ведь была его женой. Полагаю, вы слышали, что Барбер балансировал на грани отставки из-за скандала в Маркхэмптоне. Подробности этого скандала я вам сообщу. Леди Барбер вполне могла решить, что теперь, когда он вот-вот потеряет свое положение, быть его женой мало радости. А с Петтигрю они старые друзья и могли войти в сговор.
В том, как бегло и неохотно он излагал эти факты, было нечто, заставившее суперинтенданта посмотреть на него с немым вопросом.
— Но?.. — сказал он.
— Но… Кто бы мне сказал: если это так, то зачем ее светлость прилагала такие неимоверные усилия, чтобы спасти ему жизнь, когда он всего несколько недель назад предпринял попытку самоубийства?
— Самоубийства? — переспросил Браф. — Это для меня новость. Как вы думаете, каков был мотив?
— У меня есть все основания предполагать, что перспектива потерять судейский статус и сделаться объектом пересудов в связи со скандалом, о котором я только что упомянул, стала для него невыносима.
— Вы уверены, что он действительно хотел убить себя? Если его жена задумала избавиться от него, она могла сфальсифицировать попытку самоубийства…
— Нет, он на самом деле хотел покончить собой. Видите ли… Впрочем, я ставлю телегу впереди лошади. Все это имеет непосредственное отношение к очень странным событиям, имевшим место прошлой осенью, во время Южного турне. Полагаю, именно ради этого вы меня позвали?
— Совершенно верно, — подтвердил суперинтендант. — Давайте послушаем, что вы можете рассказать.
То, что мог рассказать Моллет, заняло немало времени. Его коллегу чрезвычайно заинтересовало сообщение о бедах, преследовавших судью в процессе турне. А выводы, к которым все это вело, заинтересовали его еще больше. А также очень удивили.
— Честно признаться, — сказал он, — я не совсем улавливаю, к чему вы клоните.
— Так же честно скажу, — ответил Моллет, — что я и сам не знаю. Я изложил вам факты, насколько они мне известны, и думаю, что они весьма точны. Я также совершенно уверен, что правильно толкую их. Но я по-прежнему не понимаю, к чему они меня ведут все вместе, — вернее, если я позволяю им завести меня туда, куда они, казалось бы, указывают, то наталкиваюсь на совершеннейший абсурд. И что теперь делать?
— Я начинаю сомневаться, — высказал предположение Браф, — не ведет ли путь, по которому мы все время следуем, в тупик? Что мы имеем? Мы имеем признание Маршалла. Предположим, оно правдиво и ни девушка, ни Петтигрю, ни кто бы то ни было другой не имеют ко всему этому никакого отношения. В таком случае преступление совершено абсолютно непреднамеренно и все, что случилось между октябрем и днем накануне убийства, между собой никак не связано.
— Если преступление совершено непреднамеренно, зачем он стащил нож в Истбери? — возразил Моллет.
— Может, просто в качестве сувенира. В любом случае кто бы ни взял тогда нож, едва ли он намеревался совершить при его помощи преступление четыре месяца спустя. А в тот день, когда решил убить судью, он вспомнил, что у него есть нож, пошел и взял его…
— Где?
— Дома, наверное. Мы постараемся это выяснить, разумеется.
— Сделайте одолжение. Он ведь, кажется, живет в Кенсингтоне? Надо установить, возвращался ли он туда в течение дня. Только не забудьте показать ему нож и посмотреть, какое впечатление это на него произведет.
— Это мы сделаем сегодня же вечером. А куда вы направите свои стопы?
— Я свои стопы направлю в контору мистера Петтигрю, — ответил Моллет. — Хочу обсудить с ним несколько вопросов. У меня есть сильное подозрение, что именно он является ключом к разгадке всего дела. Позвоните мне в Ярд вечером, когда повидаетесь с Маршаллом, это поможет мне выбрать правильную линию поведения с Петтигрю.
На этом детективы распрощались.
Глава 23
РАССЛЕДОВАНИЕ В ТЕМПЛЕ
В конторе Петтигрю Моллет появился на следующее утро и был принят со сдержанной учтивостью, не без подозрительности, Джоном, пожилым секретарем адвоката, сообщившим, что его начальник еще не пришел. Инспектор дружелюбно сказал, что обождет, и решил скоротать время беседой с Джоном.
— У нас здесь вчера уже был молодой человек из столичной полиции, — сказал последний несколько обиженным тоном. — Знаете, нам весьма неприятно оказаться причастными к подобному делу.
— Прекрасно вас понимаю, — с готовностью согласился Моллет.
— Как будто нас это и без того не шокировало, — продолжал Джон. — Мы ведь такие старые друзья с ее светлостью и вообще… Всегда неприятно выступать в качестве свидетеля.
— Да, конечно, — снова поддакнул инспектор. — Но иногда приходится, вам ли не знать. Мистеру Петтигрю просто не повезло оказаться возле Олд-Бейли в тот день и час. Наверное, он ведет там дело?
Джон подозрительно посмотрел на него.
— Полагаю, если я отвечу «да», вы захотите заглянуть в нашу регистрационную книгу, — сказал он. — Я избавлю вас от лишних хлопот. Нет, не ведет. Вчера днем он выступал в арбитраже неподалеку, через дорогу. Мы надеялись, что все закончится к половине четвертого или даже раньше, но он вернулся только вскоре после четырех.
— После четырех? Значит, едва вернувшись, он, должно быть, отправился в Олд-Бейли?
— Не мое дело рассказывать вам, куда он пошел. А кроме того, я этого не знаю, поскольку не интересовался.
— Но куда-то он все же ушел, сразу же как вернулся?
— Я бы не сказал, что сразу же. Мы успели немного поговорить. Об арбитраже, о расписании на следующий день, о том, кто заходил в его отсутствие, и тому подобном.
— А кто-то заходил? — небрежно спросил Моллет.
— В тот день был только один посетитель. Мистер Петтигрю с ним разминулся всего на несколько минут. Молодой джентльмен, который и прежде здесь бывал. Его фамилия Маршалл.
— Маршалл. И что он здесь делал?
— Ничего не могу сказать, кроме того, что он зашел повидаться с мистером Петтигрю. Зачем — не мое дело.
— Но это может быть важно, — напирал инспектор. — Вы знаете, что этот Маршалл находится сейчас под стражей за нападение на полицейского возле Олд-Бейли в момент убийства судьи?
— Что вы говорите? — искренне удивился Джон. — Нет, это для меня новость. Видите ли, я не особо читаю полицейские репортажи в газетах, если мы профессионально не заинтересованы в каком-то конкретном деле. На мой вкус, они слишком вульгарны, если позволите так выразиться. Но то, что вы сказали, интересно, действительно интересно.
— Что он делал, пока ждал мистера Петтигрю?
— Да в общем-то ничего особенного. Просто проторчал здесь большую часть дня. А как раз перед четырьмя часами поспешно убежал. Задержись он еще на пять минут, и мистер Петтигрю его бы застал.
— Он входил в кабинет мистера Петтигрю?
— Разумеется, там я его и усадил — в конторе больше нигде нет удобного кресла.
— После его ухода вы никакой пропажи не заметили?
— Пропажи? Конечно, нет! Мистер Маршалл не из тех джентльменов, после визита которых пропадают вещи. В противном случае я бы не допустил его в кабинет мистера Петтигрю.
