— А почему мистер Джонсон не переходит на другой маршрут? — недоумевала я. — Или он мог бы не ездить здесь в пятницу вечером, раз уж девочка появляется только в это время.
— Я уверена, что компания пошла бы ему навстречу. Но никто и подумать не мог, что отец девочки будет так долго упорствовать. А теперь, похоже, дело пошло на принцип. Джонсон знает, что он невиновен, и, попросившись на другой маршрут, позволит Барлоу взять верх, косвенно признает свою вину. Называй это гордостью, упрямством или как-то еще, но ни один из мужчин не хочет уступать.
— Но это же кошмар для обоих.
— Ты сказала родителям, что видела призрак девочки?
— Нет, решила, что глупо говорить об этом.
Мисс Уайли одобрительно кивнула:
— Лучше об этом не упоминать. Даже миссис Райн понимает, что распространение подобных слухов может принести только вред, особенно мистеру Джонсону. Этим рейсом ездят лишь несколько человек, и все помалкивают. Надеюсь, ты поступишь так же.
— Конечно, — пообещала я.
После этого разговора я по пятницам брала на работу книгу и читала ее по дороге домой. Тем не менее, даже увлекшись сюжетом, всякий раз чувствовала, как автобус прибавлял скорость, выходя из этого чёртова поворота, и знала, не отрывая глаз от книги, что мы вновь столкнулись со странным явлением.
Неделя проходила за неделей, и я, как и мои попутчики, к этому привыкла. Но я не могла выкинуть из головы двоих мужчин, не желавших уступать. Отца, возможно, потерявшего рассудок после смерти дочери, сидящего где-то в холмах и прислушивающегося к шуму автобуса, чтобы в нужный момент нажать кнопку и привести в действие таинственный механизм, дабы вновь поиграть на нервах человека, которого он считал убийцей дочери. И водителя, ставшего, пусть и не по своей вине, причиной смерти ребенка, каждую неделю приближавшегося к повороту, зная, что ждет его впереди, отчего руки его сильнее сжимали руль, а нога вдавливала в пол педаль газа, чтобы побыстрее покончить с этим кошмаром. Но не может же это длиться вечно? Когда-нибудь мистер Барлоу размонтирует свое оборудование и даст им обоим возможность все забыть.
Как-то вечером я, как обычно, поднялась в салон и села в первых рядах. Стояла весна, аромат цветов пропитал воздух. Сидевшая рядом женщина обложилась пакетами и сияла от счастья: очень уж удачными получились покупки. Начало трехдневной распродажи вызвало небывалый наплыв покупателей, и я совершенно вымоталась. Я облегченно откинулась на спинку сиденья. Назавтра предстоял не менее трудный день, а о субботе не хотелось и думать.
Я подняла руку, чтобы прикрыть зевок, в тот самый момент, когда автобус проходил, как я его теперь называла, Барлоуский поворот. Фары, как обычно, выхватили из темноты ребенка на велосипеде. И опять же, как обычно, автобус увеличил скорость.
Да только на этом сходство и закончилось. Светлые косички уступили место черным, коротко стриженным волосам. И сегодня, осознала я за мгновение до скрежещущего удара и звона разбитого стекла, четверг. Другой день. Другой ребенок.
Совершенно СЕКРЕТНО № 3/109 от 03/1998
Перевод с английского: Автор перевода не указан
Рисунок: Игорь Гончарук
Моя жена — Дорогая Дори. Естественно, не столько для меня, сколько для миллионов читателей колонки, в которой она рассказывает, как вести домашнее хозяйство. Газетный синдикат рассылает ее в сотню ведущих изданий. Вы знаете, какого рода колонки я имею в виду — те, что обычно печатаются на шестой странице раздела «Моды» и объясняют вам, как поставить новые подметки на старые туфли или превратить износившийся насос для ванной в прекрасную садовую поливалку. Или же знакомят со ста одним способом использования яичной скорлупы. Моя Дори, которой минуло тридцать пять, была автором самой популярной из таких колонок и с неподдельной страстью и преданностью изыскивала все новые способы экономичного ведения хозяйства, которые отличались на редкость свежим подходом. Беда заключалась в том, что многие из ее предложений были более умны, чем практичны, и именно поэтому я больше не мог даже в мыслях называть Дори дорогой.
Классическая метаморфоза, можете вы сказать, — от любви до ненависти.
Через год после нашей свадьбы я с отвращением ел сандвичи из черствого хлеба, который можно было покупать за половину цены, спал под лоскутным одеялом, в квадратиках которого узнал свою любимую старую спортивную куртку, в гостиной ходил по ковру, составленному из уродливых образцов, бесплатно поставляемых магазинами ткани, и таращился в покрытый снежной рябью экран телевизора, потому что на сооружение гигантской телеантенны пошли бракованные водопроводные трубы. Поклонники Дорис были бы счастливы убедиться, что она сама живет в окружении своих же предложений по рационализации быта. Что же до меня, я мечтал оказаться в компании естественной блондинки, которая осветляет волосы не при помощи лимонной кислоты, а нормальной, пусть и дорогой, парфюмерии.
С другой стороны, Дорис зарабатывала кучу денег. Я был достаточно практичен, чтобы не настаивать на разводе и разделе имущества. Дорис не могла этого не понимать. Так что из этого мучительного, но выгодного брака не было иного выхода, как только через труп Дорогой Дори. Если бы еще она придумала, как из кухонной утвари сделать что-то вроде пистолета.
Но я прекрасно понимал, что не имеет смысла полагаться на что-то подобное. Тут не сработает ни нож, ни револьвер, ни колун, ни электропровода в ванне. Придется поломать себе голову над ситуацией, которая будет выглядеть как несчастный случай, и полиция не сможет в ней разобраться, пусть даже кого-то и будет подозревать. Как правило, они подозревают мужа, так что мне нужно будет сконструировать что-то уж здорово умное. И побыстрее. Потому что от жизни с Дорис я медленно, но верно сходил с ума.
— Посмотри, Хью, — сказала она, демонстрируя свою невзрачную фигуру, словно манекенщица в новом платье. — Последнее, что я придумала. Ну, не гениально ли, когда приходится иметь дело с подтекающими кранами и крошками на столе? — На талии у нее красовался рулон туалетной бумаги, висящий на обрывке веревки, обмотанном вокруг пояса. — Молоко пролилось или у ребенка нос течет, — вдохновенно декламировала она, — но вам стоит только потянуть и оторвать — и в вашем распоряжении отличное полотенце, в любое время, в любом месте!
В самом деле потрясающее, если вас устраивает весь день ходить с рулоном туалетной бумаги, подпрыгивающим на заднице.
— Умно, — оценил я, возвращаясь к своему журналу. Я не так глуп, чтобы злить Дори. В своей мстительности она могла быть очень изобретательной. Я помню, как-то мы поссорились, и она переклеила этикетку с лосьона для волос на точно такой же флакон с суперклеем — как гласила телевизионная реклама, он мог выдержать вес автомобиля. Я провел пять предельно неудобных часов и выдал не меньше дюжины ни с чем не сообразных обещаний, прежде чем она выдала мне формулу простого состава, который растворяет клей. И больше мне не хотелось таких испытаний.
— Я вроде кое-что придумал, — пробормотал я, рассеянно почесывая левую руку.
— Что именно, Хью? — поинтересовалась Дори.
— Я просто разговариваю сам с собой, дорогая, — сказал я, переворачивая очередную страницу журнала для гурманов, который заставлял меня захлебываться слюной.
— Тебе надо носить с собой диктофон и прокручивать его в конце дня, чтобы убедиться, как смешно ты разговариваешь, — посоветовала она.
Днем мне был предложен ланч из несъеденных остатков, из которых можно приготовить хоть и безвкусное, но питательное блюдо, и я в который уж раз не мог не подумать, почему мы должны существовать, как нищие побирушки. Денег у нас хватало. И мы обитали в прекрасной квартире на десятом этаже дома в одном из самых спокойных и престижных районов города. Но в стенах квартиры все было самодельным, уродливым, сколоченным из мусора или вытащенным из подвалов.
По завершении ланча я стал чистить пластиковые моющиеся тарелки, а Дорис, оторвав клочок от своего украшения на поясе, протирала стол. Укладывая тарелки в раковину, я провел пальцем по одной из них и выругался: под ногтем собралась полоска грязи, и, кроме того, я его чуть не сорвал.
— Ай-ай-ай, — посочувствовала мне Дори. — Но никаких проблем.
И, прежде чем я понял, что она делает, Дори залепила мне палец своим дьявольски быстро сохнущим клеем, напоминающим цемент.
— Он сохранит ноготь, пока тот не окрепнет, — весело сообщила она.
Может, и так. Но при взгляде на палец я почему-то почувствовал себя в роли доктора Джекила, превращающегося в мистера Хайда.
Настало время отправляться по магазинам. Я сопровождал Дори во время ее визита в местную лавчонку подержанной одежды, где она потратила целых четыре доллара, приобретя на них форменную юбку женского персонала морской пехоты, а для меня — потертый на локтях великоватый костюм.
