— Еще бы! Конечно, помню!
— Так вот! Я вспоминаю ту воронку, в которой мы сидели, согнувшись в три погибели, и она по сравнению с Касл-Хоумом кажется мне довольно надежным местечком. Там я хоть знал, с какой стороны мне грозит опасность и когда она приблизительно кончится, а здесь… — Он посмотрел в окно на тихий, освещенный лучами солнца, сад. — Здесь мной владеет такое чувство, будто я должен опасаться каждой пчелы, которая с жужжанием пролетает мимо.
Чэд не спешил возвращаться в Касл-Хоум. Он медленно прошел по узким переулкам, по неровной, с выбоинами улице, тянувшейся вдоль Оук-ривер, вышел на шоссе, вдоль которого стояли одиночные виллы, и лишь затем повернул к дому. Совершенно неожиданно перед ним выросла каменная стена, он поднял глаза и в нескольких десятках метров от себя увидел часовню. Он вышел к крайстчерчскому кладбищу.
Скорее машинально, чем с какой-то определенной целью, Чэд открыл калитку. Неподалеку от часовни стояли пятеро мужчин. Одетые в черные костюмы, они со скучающим видом смотрели куда-то перед собой. Чэд обратился к одному из них с вопросом, не знает ли он, где похоронена миссис Шекли. Мужчина объяснил, и Чэд, пройдя меж рядами могил, вскоре очутился в южной части кладбища.
Семейный склеп Шекли — дешевая миниатюрная копия греческого храма с двумя колоннами — был построен лишь в 1940 году и находился в той части кладбища, где не было больше никаких могил и которая скорее напоминала парк. Не далее чем в ста метрах виднелась черепичная крыша Касл-Хоума.
Вход в склеп закрывала ржавая решетчатая дверь. Чэд уже собрался было повернуться и уйти, но толкнул дверь, не ожидая, что она отворится. Однако дверь отворилась. Бросая взгляд на замок и петли двери, Чэд увидел, что их недавно смазывали. Полный любопытства, он спустился вниз. Маленькая сводчатая дверь в глубине склепа была заперта. Чэд предположил, что эта дверь ведет в другое помещение, вероятно, находящееся под склепом. Он в задумчивости отправился обратно, к выходу с кладбища.
Пятеро одетых в черное мужчин, стоявших ранее неподалеку от часовни, уже исчезли. Из отдаленного конца кладбища доносились звуки церковных песнопений. Потом в конце аллеи появились люди, одетые в траур. Они спешили покинуть кладбище по возможности быстрее, так как все небо заволокли дождевые тучи и было видно, что с минуты на минуту хлынет проливной дождь. Плотной толпой они шли к выходу, где их ждали несколько экипажей и три автомашины.
Пастор Стерджен, естественно, должен был показать, что он считает непристойной ту поспешность, с которой прихожане покидали кладбище, и шествовал последним. Когда он проходил мимо Чэда, тот заговорил с ним. Обратив на пастора простодушный взор, он сказал ему, что имеет намерение поселиться в Крайстчерче, но так как он человек верующий, то не хотел бы жить без благословения церкви. Он хочет принимать деятельное участие в жизни общины и постоянно встречаться с людьми, которые не могут жить без веры в эти грешные времена.
У пастора Стерджена было узкое лицо. Седые жидкие волосы свисали почти до воротничка. В общем Стерджен производил впечатление добропорядочного человека.
Пастор Стерджен захотел подробно ознакомиться с жизнью и общественным положением своего нового опекаемого, и Чэд рассказал ему о Касл-Хоуме, о миссис Порджес и о покойной Шекли, которую он в мгновение ока превратил в свою дальнюю родственницу. Тут же, не сходя с места, он познакомил пастора с целым рядом несуществующих братьев и сестер, дядюшек и тетушек и наворотил еще целый ворох небылиц относительно своих благочестивых деяний, которые он якобы совершил во славу святой церкви. Большую службу сослужил ему в этом репортаж о фарисействе в англиканской церкви, написанный им два года назад и позволивший ему познакомиться и с самой церковью, и с ее организацией.
Но на Стерджена самое большое впечатление произвели слова Чэда о том, что миссис Шекли приходится ему якобы двоюродной тетушкой и что он в будущем намерен окончательно обосноваться в Касл-Хоуме. Его невеста, дочь состоятельного купца, торгующего импортным табаком и кофе, спит и видит, чтобы жить на лоне шотландской природы. Она, так же как и он, Чэд, твердо убеждена, что старые добрые британские обычаи можно теперь найти только в таких местечках, как Крайстчерч. Поэтому в ближайшие дни он намерен нанести визит и адвокату Хаббарду, чтобы договориться с ним о покупке дома.
Потом, словно невзначай, Чэд перевел разговор на завещание умершей. Он лично сомневается в том, что таковое существует, так как в последние годы старая дама стала очень забывчивой. Разумеется, он не питает никаких надежд получить что-либо в наследство — ни в коем случае! — но ведь у старой миссис Шекли были и другие более близкие родственники, а они-то не так легко смирятся с отсутствием завещания.
— Вы говорите — стала забывчивой? — глаза Стерджена с нависшими над ними густыми бровями сверкнули. — Если у кого в возрасте семидесяти лет и была безупречная память, так это у вашей тетушки, можете мне поверить.
— Лично я не могу сказать ничего определенного по этому поводу, — заметил Чэд. — Но мой дядюшка Ричард, навестивший ее последний раз четыре года назад, нашел ее несколько рассеянной. Семьдесят лет — это в конце концов возраст!
— Возможно, по какой-нибудь причине она специально хотела вызвать в вашем дядюшке такое чувство, — нетерпеливо возразил Стерджен. — А я могу лишь повторить: в памяти вашей покойной тетушки все запечатлевалось не хуже, чем на кинопленке.
Стерджен собрался было идти, но потом вспомнил:
— Вы, кажется, говорили, что собираетесь купить и привести в порядок Касл-Хоум?
— Да, да, — подтвердил Чэд. — Моя невеста хочет обзавестись кучей ребятишек, а Касл-Хоум в теперешнем состоянии не сможет вместить большую семью. Знаете, я — человек, который все делает фундаментально. И уж если я поселюсь в Касл-Хоуме, то хотел бы иметь покой, а не наблюдать, как по моему дому постоянно разгуливают мастеровые.
— Я полностью с вами согласен, — заверил Стерджен. — К тому же и мастеровые сегодня — проблема. Я знаю лишь одно исключение — наш строительный подрядчик Фенвик. Он начал с самых низов, работал сперва простым каменщиком. И уж если он берет заказ, то выполняет его так добротно, что никто не имеет к нему никаких претензий. Не так давно он ремонтировал находящийся под опекой церкви дом для престарелых, и я остался очень доволен.
— У вас в Крайстчерче есть дом для престарелых?
— Когда вы узнаете, что наша община вообще делает для людей, чтобы спасти их души от разложения, вы еще не так удивитесь, мистер Оливье. Мы содержим не только дом для престарелых — у нас есть и молодежный клуб, и собственная библиотека. Кто хочет завоевать души человеческие, тот должен идти в ногу со временем. Мы не можем позволить, чтоб нас опутали всякими пережитками и предрассудками.
«Если б твоя воля, ты пообрывал бы у школьников все уши и бил бы их по пальцам линейкой», — подумал Чэд, но вслух произнес:
— Я навещу вас в самом скором времени, ваше преподобие. Меня чрезвычайно радует, что я буду иметь возможность принимать деятельное участие в такой образцовой общине.
— Да сохранит тебя господь, сын мой! — зычным голосом распрощался пастор и направился к своему дому, расположенному напротив кладбища.
Крашеный забор приусадебного участка имел такой свежий вид, словно его каждое утро обтирали мокрой тряпкой. Автомашина, стоящая перед гаражом, блестела безупречной полировкой. На усыпанной гравием дорожке, ведущей к дому, не было видно ни одной травинки, кусты роз были подвязаны к лакированным деревянным палочкам, а по внешнему виду сарая никак нельзя было предположить, что там хранятся асбестовые плиты, черепица и мешки с цементом. Кирпичи, сложенные у сарая, были накрыты брезентом.
Под миндальным деревом стояла скамейка, на ней сидел человек. Волосы его были взлохмачены, щеки покрыты густой щетиной. У него было узкое симпатичное лицо, с уголка рта свисала сигарета. Вытянув вперед ноги и подставив лицо солнечным лучам, он, казалось, был доволен и собой, и окружавшим его миром.
На приветствие Чэда человек протяжно зевнул, потом кивнул головой и лишь затем по-настоящему раскрыл глаза, чтобы получше рассмотреть посетителя.
— Вот те раз! Откуда вы взялись? Разве вы не…
— Ну, ну, договаривайте!
Ах, нет, я просто обознался, — он выплюнул окурок прямо на дорожку, то есть совершил поступок, казавшийся богохульным по отношению к чистоте, в которой содержался сад. По виду незнакомца было заметно, что появление Чэда произвело на него большое впечатление.
Когда Чэд осведомился, не сможет ли он переговорить с мистером Фенвиком, человек жестом указал на дом и язвительно заметил:
