Допустим, с Пайрсом что-то случится… Против воли он вновь и вновь возвращался к этой мысли. Проблем-то не будет, успокаивал он себя. Никто не знает, что он проявляет интерес к Клоду Пайрсу. Если как следует подготовиться, все будет шито-крыто. Полиция никогда его не заподозрит. Он же не знаком с Пайрсом, и вроде бы ему нет смысла убивать его, так что…
Я не смогу, сказал себе Крафт. Просто не смогу. Я не убийца. Вот так безжалостно убить ни в чем не повинного человека… Никогда в жизни.
Он решил, что перебьется без тысячи долларов. Мог же он раньше жить без денег, что внезапно посыпались с неба.
На следующее утро Клод Пайрс попал на первые полосы газет. Ночью кто-то ворвался в его дом на Хонидейл-драйв и зарезал его в собственной постели. Убийца ушел незамеченным. Никто не мог сказать, что послужило мотивом убийства. Полиция терялась в догадках.
Когда Крафт читал эту статью, к горлу подкатила тошнота. Всесокрушающее чувство вины охватило его, будто он сам той ночью ворвался к Пайрсу, чтобы зарезать его. И чувство это не уходило. Он прекрасно знал, что не сделал ничего плохого, никого не убивал. Но думал об этом, желал Пайрсу смерти и не мог отделаться от мысли, что он и есть настоящий убийца.
Деньги поступили на следующий день. Одна тысяча долларов, десять хрустящих купюр по сто долларов каждая. И лист бумаги. С одной фразой:
«БЛАГОДАРЮ ВАС».
Не надо меня благодарить, думал Крафт, крепко сжимая купюры. Незачем меня благодарить.
* * *
«МИСТЕР ЛЕОН ДЕННИСОН.
КОГДА УМРЕТ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК,
ВЫ ПОЛУЧИТЕ 1500 ДОЛЛАРОВ».
Крафт не сохранил это письмо. Он тяжело дышал, распечатывая его, сердце билось, как барабан. Перечитал дважды, потом взял его, конверт, другие письма и конверты, все изорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз.
У него разболелась голова. Он принял таблетку аспирина, но голова продолжала болеть. До обеда Крафт просидел на работе, не ударив пальцем о палец. В перерыве зашел в кафетерий, перекусил, не чувствуя вкуса еды. Вернувшись на работу, попытался разобраться с вечерними бегами в Саратоге. Но строчки плыли перед глазами, и он ничего не мог сообразить. Ушел с работы пораньше и отправился на долгую пешую прогулку.
Мистер Леон Деннисон…
Деннисон жил в квартире на Кэдбери-авеню. Трубку никто не брал. Деннисон был адвокатом, так что в справочнике значился и рабочий телефон. Когда Крафт позвонил, секретарь ответила, что мистер Деннисон на совещании. Не затруднит ли его назвать свою фамилию.
Когда умрет этот человек…
Но Деннисон не собирался умирать, думал Крафт. Во всяком случае, на больничной койке. Деннисон прекрасно себя чувствовал, работал, и человек, который писал все эти письма, об этом знал.
Полторы тысячи долларов…
Но как? Пистолета у него не было, где его взять, он не знал. Нож? Он вспомнил, что Клода Пайрса убили ножом. И достать нож можно было без труда. Но… не хотелось.
Тогда как? Автомобиль? Почему нет? Он мог бы подождать, пока Деннисон выйдет на мостовую, а затем наехать на него. Это ему вполне по силам, но полиция обычно ловит таких водителей. По частичкам краски, оставшейся на убитом, по его крови на бампере автомобиля. Подробностей он не знал, но автоубийцы слишком часто оказывались за решеткой.
Забудь об этом, сказал он себе. Ты не убийца.
Не забыл. Два дня старался думать о чем-то другом, но ничего у него не вышло. Мысли возвращались к Деннисону и обещанным деньгам. Полторы тысячи долларов. Он думал об убийстве.
Когда умрет этот человек…
Как-то он поднялся ранним утром и поехал на Кэдбери-авеню. Долго наблюдал за квартирой Леона Деннисона, увидел, как тот вышел из дома. Когда же Деннисон пересекал улицу, направляясь к своему автомобилю, Крафт поставил ногу на педаль газа и едва не вдавил ее в пол, чтобы бросить свою машину на Деннисона и покончить с ним. Но удержался. Подождал, пока Деннисон уедет.
Потом похвалил себя. Допустим, его поймают? Ничто не связывало его с человеком, который писал письма. Он ведь их уничтожил, а если б и сохранил, на отправителя выйти бы не удалось.
Полторы тысячи долларов…
* * *
В четверг, во второй половине дня, он позвонил жене и сказал, что после работы сразу поедет в Саратогу. Жена по привычке выразила свое неудовольствие, но особо спорить не стала. Крафт поехал на Кэдбери-авеню, припарковал автомобиль. Дождался, пока швейцар уйдет в соседнее кафе, чтобы выпить чашечку кофе, и проскользнул в дом. Нашел квартиру Леона Деннисона, открыл замок с помощью перочинного ножа. Он вспотел, как мышь, возясь с замком, ожидая, что тяжелая рука полицейского ляжет ему на плечо. Но все обошлось: он справился с замком, вошел в квартиру, закрыл за собой дверь.
Что-то с ним произошло, когда он переступал порог. Страх, тревога, озабоченность исчезли. В квартиру Деннисона проник другой Эдгар Крафт. Все предопределено, сказал он себе. Джозеф Г. Найманн был обречен. И Раймонд Андерсен, и Клод Пайрс. Все они умерли. Теперь на смерть обречен Леон Деннисон, и он умрет при любом раскладе.
Все ясно и понятно. Он, Эдгар Крафт, лишь пешка в большой игре, винтик гигантской машины. Он исполнит отведенную ему роль. Все должно идти согласно намеченному плану.
Все и пошло. Три часа дожидался он Леона Деннисона. Когда в замке повернулся ключ, Крафт бесшумно скользнул к стене у двери, занеся над головой железную подставку для дров в камине. Дверь открылась, вошел Деннисон. Один.
Подставка опустилась.
Леон Деннисон упал, не вскрикнув. Застыл на полу. Еще дважды поднималась и опускалась подставка, а Леон Деннисон не шевельнулся, не издал ни звука. Крафту осталось только стереть с подставки, с дверной ручки и еще с нескольких вещей, к которым прикасался, отпечатки пальцев. Из дома он вышел через черный ход. Его никто не видел.
Всю ночь Эдгар Крафт ждал, когда же появится чувство вины. К его изумлению, не появилось. Уже давно он стал убийцей: желая смерти Андерсену, планируя убийство Пайрса. И переход от убийства в мыслях к убийству в реальности прошел абсолютно безболезненно.
Наутро письма не было. Оно пришло на следующий день. Довольно-таки толстое: из конверта высыпались пятнадцать стодолларовых купюр.
Текст изменился. К привычному «БЛАГОДАРЮ ВАС» добавилась новая фраза:
«КАК ВАМ ПОНРАВИЛАСЬ ВАША НОВАЯ РАБОТА?»
Ричард Лаймон
ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ
Совершенно СЕКРЕТНО № 3/142 от 03/2001
Перевод с английского: Автор перевода не указан
Рисунок: Игорь Гончарук
Вот говорят: все течет, все меняется. А на самом деле ничего подобного. Я прожил в Виндвилле всю свою жизнь, а «Бар и гриль Джо» каким был тридцать лет назад, таким и остался.
Тот же массивный стальной гриль, та же стойка, те же вращающиеся табуреты на высоких ножках… Разве что столики у стены в дальнем конце зала стали пообшарпаннее. Да еще скамейки в кабинках лет семь назад обтянули по-новой, но, поскольку Джо заказал тот же красный винил, что и прежде, никакой разницы не видно.
Изменилось другое — люди. Кое-кто из старых клиентов продолжает регулярно к нам наведываться, но некоторых из них просто не узнать. Например, Лестер Кихо после смерти жены сильно сдал и запил. А Хромой Седж, как получил инвалидность, потерял работу стрелочника и теперь каждый день таскается на станцию — смотреть на поезда, уносящиеся вдаль. Постоит немного на платформе — и стрелой к нам: пропустить по стаканчику на пару с Лестером и поплакаться на судьбу. Совсем плохой стал.
Сам же Джо отошел от дел и бывает здесь редко, все больше пропадает в горах, охотится, так что последние три года заведением заправляю я — с тех самых пор, как мне стукнул двадцать один год. Впрочем, когда Джо в городе, то иногда по утрам заходит на чашечку кофе с пончиками.
Но в то утро, когда сюда заявилась Элси Томпсон, он по своему обыкновению гонялся за оленями. Повезло старине Джо, ничего не скажешь!
В баре никого не было, кроме меня и Лестера, — я протирал стаканы, а он сидел на своем обычном месте за стойкой, собираясь опрокинуть первую стопку за день.
И тут на стоянку напротив входа въехала машина — старый, раздолбанный «форд», выглядевший так, словно пережил по меньшей мере десяток аварий. После того как водитель выключил мотор, он трясся и дребезжал, наверное, еще целую минуту.
Я позабыл обо всем на свете, просто стоял и смотрел. На пожилую тетку, выпрыгнувшую из «форда», посмотреть стоило: маленького роста, круглая, как колобок, вся в хаки, с короткой стрижкой и в круглых очках в металлической оправе. Она жевала резинку, причем с таким остервенением, словно грызла орех. В руке у нее была потертая кожаная сумка.
— Нет, ты только глянь! — сказал я Лестеру, но он и ухом не повел.
