Он с удивлением ее перебил:
— У нас не работает телефон? Нет, он в полном порядке. А почему вы так подумали?
— Наверное, ошиблась, — сказала миссис Бэнтри. — У меня иногда бывает плохо со слухом, — без смущения пояснила она.
Она положила трубку, подумала минутку, потом снова набрала номер.
— Джейн? Это Долли.
— Да, Долли? Что-нибудь случилось?
— Какая-то странная вещь. Секретарша Марины Грегг звонила из телефона-автомата на дороге. И без всяких причин принялась объяснять мне, что звонит с улицы, потому что в Госсингтон-Холле не работает телефон. Но я только что туда позвонила, и телефон в полном порядке…
Она смолкла, ожидая проявления интеллекта на другом конце провода.
— Интересно… — задумчиво произнесла мисс Марпл. — Весьма интересно.
— С чего бы это ей вздумалось, как считаете?
— Наверное, хотела знать наверняка, что ее никто не подслушает.
— Именно.
— А причины для этого могут быть разные.
— Да.
— Интересно, — повторила мисс Марпл.
Дональд Макнейл жаждал пообщаться. Это был дружелюбный рыжеволосый парень. Он встретил Дермота с улыбкой и нескрываемым любопытством.
— Ну, что-нибудь уже раскопали? — весело начал он разговор. — Припасли для меня какую-нибудь пикантную новость?
— Нет пока. Чуть позже.
— Как всегда, увиливаете. Молчим как рыбы. Еще не дошли до стадии, когда нужно кого-то пригласить «помочь в расследовании»?
— Я дошел до вас, — ухмыльнувшись, сказал Дермот Крэддок.
— Тут что, кроется какая-то double-entendre?[11] Вы и вправду подозреваете, что я убил Хитер Бэдкок по ошибке, намереваясь убить Марину Грегг, или так-таки и целил в бедную Хитер Бэдкок?
— Я, кажется, ни на что не намекал, — заметил Крэддок.
— Нет-нет, и не будете. У вас все с подходом, корректно. Ну, хорошо. Займемся делом. Да, я был на месте преступления. Я мог его совершить, но как насчет мотива? Вот что вам хочется узнать. Какой у меня был мотив?
— Пока я этого не выяснил, — признался Крэддок.
— Приятно слышать. Мне сразу стало как-то спокойнее.
— Расскажите, что вы в тот день видели.
— Я уже все рассказал. Местная полиция допросила меня тут же, не откладывая в долгий ящик. Я был готов от стыда сквозь землю провалиться. Ведь убийство совершилось, можно сказать, у меня на глазах. Я должен бы знать, кто убийца, а я и представления не имею. Я ведь обо всем догадался, только когда увидел, что эта несчастная сидит на стуле и хватает ртом воздух, не раньше… а потом ба-бах — и нет человека. Конечно, я был очевидцем, все видел своими глазами. И дал в газету классный материал. Но, признаюсь, мне жуть как стыдно, что я не знаю больше. Я должен знать больше. И не говорите мне, что смертельная доза предназначалась для Хитер Бэдкок. Она была милая женщина, пусть болтливая, но за это не убивают — если, конечно, ты не выбалтываешь чьи-то тайны. Но едва ли кто-то мог доверить Хитер Бэдкок свою тайну. Таких, как она, не интересуют чужие тайны. Насколько я понимаю, такие говорят исключительно о себе.
— Это мнение высказывали и другие, — заметил Крэддок.
— Стало быть, отравить хотели знаменитую Марину Грегг. Не сомневаюсь, есть множество замечательных мотивов, чтобы убить Марину. Зависть, ревность, любовные связи — все, что полагается для драмы. Но кто мог это сделать? Наверное, кто-то, у кого не все винтики на месте. Вот вам, пожалуйста, мое ценное мнение! Вы ведь это хотели услышать?
— Не только. Насколько я знаю, вы поднимались по лестнице вместе с викарием и мэром.
— Совершенно верно. Но до этого я уже был в доме.
— Я этого не знал.
— Так знайте. Я был наделен эдакими особыми полномочиями, бегал взад и вперед. При мне был фотограф. Я спустился вниз снять прибытие мэра и немножко развеяться — побросать кольца, воткнуть колышек туда, где закопано сокровище, и так далее и тому подобное. Потом я снова поднялся наверх, уже не работать, а просто чего-нибудь выпить. Выпивка была что надо.
— Понятно. А помните, кто еще был на лестнице, когда вы поднимались?
— Марго Бенс из Лондона щелкала своей фотокамерой.
— Вы хорошо ее знаете?
— Да, мы сталкиваемся частенько. Она девушка толковая, свое дело хорошо знает. Она фотографирует всякие светские дела: премьеры, приемы, концерты, причем специализируется на снимках под необычным углом зрения. С претензией! Она стояла в углу площадки посреди лестницы, оттуда было очень удобно снимать гостей, когда они здоровались с хозяевами. Впереди меня шла Лола Брюстер. Я ее сначала не узнал. Новая прическа и выкрасилась в огненно-рыжую. Последняя мода острова Фиджи. Когда я видел ее в прошлый раз, золотисто-каштановые локоны спадали вниз до самого подбородка. С ней был высокий темноволосый мужчина, американец. Его я не знаю, но с виду — важная птица.
— А вы, когда поднимались, на саму Марину Грегг смотрели?
— Да, конечно.
— Вам не показалось, что она чем-то расстроена, будто ее что-то шокировало или испугало?
— Странно, что вы об этом спрашиваете. Секунду-другую мне и вправду казалось, что она вот-вот бухнется в обморок.
— Понятно, — задумчиво произнес Крэддок. — Спасибо. Больше ничего не хотите мне сказать?
Макнейл широко раскрыл глаза, изображая невинность.
— Что же еще?
— Я вам не доверяю, — заявил Крэддок.
— Но вы, похоже, убедились, что отравление — не моих рук дело. Понимаю, обидно. Вы, наверное, ждали, вдруг я окажусь ее первым мужем? Ведь никто даже не знает, кто он, даже имени никто не помнит, такой он был мелкотравчатый.
Дермот ухмыльнулся.
— Вы на ней женились сразу после детского садика? — спросил он. — Или непосредственно в ползунках? Ладно, я спешу. Надо успеть на поезд.
На столе Крэддока в Нью-Скотленд-Ярде лежала аккуратная стопка бумаг. Быстро проглядев их, он бросил через плечо:
— Где остановилась Лола Брюстер?
— В «Савое», сэр. Номер тысяча восемьсот. Она вас ждет.
— А где Ардуик Фенн?
— В «Дорчестере». Первый этаж, номер сто девяносто.
— Прекрасно.
Он взял со стола несколько телеграмм, еще раз пробежал их глазами и запихнул в карман. Читая последнюю, он не сдержал довольную улыбку.
— И не говорите, тетушка Джейн, что я плохо делаю свое дело, — пробурчал он себе под нос.
Выйдя на улицу, Дермот Крэддок направился к «Савою».
Лола Брюстер приняла его в номере, всем своим поведением давая понять, что безумно ему рада. Крэддок внимательно разглядывал ее, сопоставляя увиденное со строчками недавно прочитанного отчета. Еще вполне красивая и даже роскошная женщина, может быть, слегка пышновата, но такие вполне пользуются успехом. С Мариной Грегг, разумеется, ничего общего, совершенно другой тип. Когда обмен любезностями был закончен, Лола отбросила со лба волосы — прическа жительницы острова Фиджи, — игриво надула щедро напомаженные губки, над карими глазами порхнули голубые веки.
— Вы пришли, чтобы опять задавать мне эти кошмарные вопросы? Как местный инспектор?
— Надеюсь, мисс Брюстер, они не будут уж очень кошмарными.
— Будут, как же не будут, и вообще вся эта история — жуткая ошибка.
— Вы действительно так считаете?
— Да. Такая нелепость. Неужели вы всерьез считаете, что кто-то пытался отравить Марину? Да кому такое придет в голову? Это же милейшая женщина. Все ее обожают.
— Включая вас?
— Я всегда относилась к Марине с нежностью.
— Мисс Брюстер, а разве одиннадцать или двенадцать лет назад между вами не возник некий конфликт?
— Ах это! — Лола махнула рукой — мол, какие пустяки. — Я тогда была в растрепанных чувствах, сильно нервничала, мы с Робом жутко цеплялись друг к другу. И он, и я были на себя не похожи. Марина страстно влюбилась в него и смела этого беднягу вихрем своей страсти.
— Вы ведь были сильно против?
— Тогда мне казалось, что да, инспектор. Но сейчас могу сказать: какое счастье, что мы разошлись! Если что меня и беспокоило, так это дети. Что рушится наш дом. Боюсь, к тому времени я уже поняла — у нас с Робом несовместимость. Вы, наверное, знаете, что, едва мы развелись, я вышла за Эдди Гроувза. В общем, я любила его давно, но не хотела разводиться из-за детей. Важно, чтобы у детей был дом, правда же?
— Но от людей мне известно, что вы были очень расстроены.
— Ну, люди вам расскажут, — туманно заметила Лола.
— Вы ведь тогда наговорили много, да, мисс Брюстер? Даже, я слышал, угрожали застрелить Марину Грегг.
— Ну и что, мало ли кто чего говорит. От меня ведь ждали чего-нибудь подобного. Ни в кого я стрелять не собиралась, это же ясно.
— А кто пальнул в Эдди Гроувза несколько лет спустя?
