— Естественно. Думаю, надо мне зайти повидать фермера Ньюкомба. А мисс Вэйн тем временем побьется над шифром — попробует все отмеченные слова. Хорошо?
— Как скажете.
— Благородная женщина! Будет здорово, если мы обскачем профессионального шифровальщика. Полагаю, Уэлдоны не выказывают намерения уезжать?
— Ни малейшего. Но я их после похорон почти не видела. Генри держится холодно — видимо, никак не может простить мне змею. А его мать…
— Что?
— Да так. Она, кажется, пытается что-то выведать у Антуана.
— В самом деле?
— Да. Антуан ей очень сочувствует.
— Что ж, удачи ему. Ну, счастливо!
Уимзи поехал в Дарли, побеседовал с фермером и попросил одолжить ему гнедую кобылу с уздечкой. Мистер Ньюкомб не только сразу согласился, но и выразил желание сопровождать Уимзи и наблюдать эксперимент. Сначала Уимзи не слишком этому обрадовался: гнать чужую лошадь четыре мили во весь опор проще, если хозяин этого не видит. Однако, поразмыслив, придумал, как извлечь пользу из мистера Ньюкомба. Он попросил этого джентльмена о любезности: отправиться на Утюг вперед него и заметить точное время, когда сам Уимзи покажется в поле зрения, а затем засечь, сколько займет путь до скалы. Фермер охотно согласился, при этом подмигнул и высказал догадку, что пропажа кобылы как-то связана с трагедией на Утюге. Оседлав коренастую белую лошадку, он отбыл вдоль берега, а Уимзи, поглядывая на часы, принялся ловить гнедую.
Она с готовностью явилась и позволила себя поймать — несомненно, в ее маленьком конском умишке образ Уимзи был прочно связан с овсом. Дыру в ограде с разрешения хозяина открыли заново. Уимзи взнуздал лошадь, выехал с поля, а затем дал шенкелей и пустил галопом.
Кобыла, хотя побежала послушно, оказалась, как он и ожидал, не особенно быстрой. К тому же скакать ей пришлось прямо по воде, что было труднее и сопровождалось изрядным шумом. По пути Уимзи не сводил глаз с гряды утесов, но не заметил никого и ничего, кроме нескольких пасущихся животных. Дороги видно не было. Он быстро доехал до коттеджей, а потом стал искать глазами Ормондов провал в скале, узнал его по упавшим камням и остаткам забора наверху и посмотрел на часы. Время еще оставалось. Если смотреть вдоль берега, уже хорошо был виден Утюг, на котором сидел фермер Ньюкомб, выглядевший с расстояния в милю маленьким темным комочком. Уимзи решил, что исследует провал на обратном пути, и погнал кобылу во весь опор. Та отреагировала бодро, и последнюю милю они проскакали хорошим аллюром в облаке мелких брызг. Теперь фермера можно было разглядеть как следует. Он привязал белую лошадь к знаменитому кольцу, а сам стоял на скале, добросовестно держа в руке часы для замера времени.
До скалы оставалось меньше сотни шагов, но тут лошадь словно почуяла, что что-то происходит. Она дернулась, как подстреленная, мотнула головой и так резко свернула в сторону, что Уимзи нагнулся к самой ее шее и чуть вовсе не вылетел из седла. Он сжал коленями бока кобылы и сильно натянул повод, но у нее, как у многих фермерских лошадок, рот был железный, и трензель не произвел особого впечатления. Она летела назад по своим следам, будто за ней гнался сам дьявол. Уимзи иронически отметил, что недооценил ее быстроту, с силой вцепился в холку и постарался натянуть левый повод так, чтобы повернуть голову лошади к морю. Вскоре она поняла, что не может сопротивляться столь упорному наезднику, сбавила шаг и пошла, косясь из стороны в сторону.
— Господи, девочка моя, — мягко проговорил Уимзи. — Что с тобой такое?
Кобыла тяжело дышала и вздрагивала.
— Но так не пойдет. — Уимзи ободряюще похлопал ее по потному плечу. — Никто тебя не обидит, никто.
Она встала довольно спокойно, однако ее била дрожь.
— Ну все, все, — сказал Уимзи.
Он снова повернул голову лошади в сторону Утюга и увидел, что к ним на белом коне спешит взволнованный мистер Ньюкомб.
— Господи всемогущий! — воскликнул фермер. — Что стряслось с кобылой? Думал, она вас точно сбросит. Ничего себе покатались, а?
— Должно быть, ее что-то напугало. Она бывала тут раньше?
— Ни разу, насколько я знаю.
— Вы ведь не махали руками и тому подобное?
— Нет. Я смотрел на часы — и бац! Пес меня возьми, если я не забыл, что там было на часах. Просто остолбенел, когда она ни с того ни с сего перепугалась.
— Она вообще пугливая?
— Никогда раньше таких фокусов не выкидывала.
— Странно, — сказал Уимзи. — Я еще раз попробую. Держитесь сзади нас — так мы будем уверены, что это не вас она пугается.
Он пустил кобылу легкой рысью в сторону скалы. Та неохотно двинулась вперед, пригибая голову. Но вдруг снова встала как вкопанная и вся затряслась.
Они пробовали и так и этак, и упрашивали ее, и понукали, но все впустую. Лошадь так и не пошла к Утюгу, даже когда Уимзи спешился и повел ее шаг за шагом. Она наотрез отказалась трогаться с места, трясущимися ногами будто вросла в песок и только вращала белыми, полными ужаса глазами. Они сжалились и оставили попытки.
— Черт меня возьми, — высказался мистер Ньюкомб.
— И меня, — добавил Уимзи.
— Что ж такое на нее нашло? — недоумевал мистер Ньюкомб.
— Я отлично знаю что, — сказал Уимзи. — Но ладно, нам пора назад.
Они медленно поехали домой. Уимзи передумал исследовать пролом в скалах. Это было уже не нужно. Теперь он точно знал, что произошло между Дар-ли и скалой Утюг. По пути он собрал свои теории в единую замысловатую систему, строчка за строчкой, и, как Евклид, написал подо всем этим:
ЧТО НЕВОЗМОЖНО.
Тем временем констебль Ормонд тоже предавался унынию. Ему внезапно пришло в голову, что в Дарли есть один человек, который, весьма вероятно, вел наблюдение за мистером Перкинсом. Старый дедуля Гандер каждый день и в дождь, и в вёдро сидел в беседке под большим дубом посреди луга. Накануне Ормонд нечаянно позабыл про дедулю Гандера — а все потому, что не увидел его на привычном месте, когда опрашивал людей. Оказалось, мистер Гандер был в Уилверкомбе на свадьбе своего младшего внука с юной жительницей этого города. Но теперь он вернулся и был готов отвечать на вопросы. Старый джентльмен находился в прекрасном расположении духа. На святого Мартина ему исполнялось восемьдесят пять, а он был здоров, крепок и хвастал, что, хоть слышать стал похуже, но глаза-то, слава богу, видят как раньше.
А? Да, он прекрасно помнит четверг, 18-е, — это тот самый день, когда того беднягу нашли мертвым на Утюге. Прекрасный денек был, только к вечеру ветер поднялся. Мистер Гандер всегда замечает, когда тут чужаки появляются. Помнится, в десять утра мимо проехала большая открытая машина. Красная такая, и он даже запомнил номер, потому что правнук, малыш Джонни, — до чего смышленый мальчонка! — заметил, что номер странный. OI 0101 — как будто говоришь: «Ой-ой-ой!» Мистер Гандер помнит деньки, когда этих штук вовсе не было ни одной, а людям вроде как жилось ничуть не хуже. Не то чтобы мистер Гандер против прогресса. В молодости он всегда голосовал за радикалов[185], но эти ваши социалисты перегибают палку, на его взгляд. Норовят запустить руку в чужой карман, да и все. А вот мистер Ллойд Джордж дал мистеру Гандеру пенсию по старости [186], и правильно сделал, ведь он всю жизнь усердно работал, но за что платить пособие восемнадцатилетним мальчишкам[187], мистер Гандер никак не возьмет в толк. Сам он в восемнадцать лет вставал в четыре и до заката, а то и дольше, спины не разгибал за пять шиллингов в неделю, и никакого вреда от этого не приключилось. В девятнадцать женился, десятеро детишек, семеро до сих пор живы-здоровы. А? Да, машина вернулась в час дня. Мистер Гандер только вышел из «Перьев», пропустил пинту перед обедом, как увидел, что машина остановилась и из нее вылезает тот джентльмен, который палатку на Хинкс-лейн поставил. В машине сидела леди, расфуфыренная вся, но, ежели спросите мистера Гандера, овца в ягнячьей шкуре. В его время женщины не стыдились своих лет. Нет, он не против, когда женщина старается выглядеть получше, он целиком на стороне прогресса, только думает, что нынче они в этом слегка перегибают палку. Мистер Мартин — так звали того джентльмена — поздоровался и зашел в «Перья», а машина поехала в сторону Хитбери. А? Да, он видел, как мистер Мартин ушел. Полвторого по церковным часам. Хорошие часы. Викарий два года тому назад их починил за свой счет, и теперь, когда работает радио, слышно, что Биг-Бен и часы на нашей церкви бьют в унисон. Во времена мистера Гандера радио-то не было, но он думает, что это отличная штука и замечательный прогресс. Его внук Вилли, который женился да в Тонтон уехал, подарил ему прекрасный приемник. Такой громкий, что мистер Гандер все разбирает, хотя слух у него уже не тот. Говорят, скоро по радио картинки будут показывать, так дай Господь дожить и поглядеть на это. Нет, против радио он ничего не имеет, хотя некоторые считают, что включать воскресную службу прямо у себя дома, словно газ, так сказать, — это уж слишком. Все же для тех, кто болеет, это хорошо, но сам он думает, что так молодежь совсем разленится и никого уважать не будет. Сам он за двадцать лет ни одного воскресенья не пропустил, с тех пор как ногу сломал, упавши со стога, и покуда Бог силы дает, будет приходить слушать проповедь. А? Да, он помнит странного молодого человека, который проходил в тот день через деревню. Он может его описать, а как же, с глазами у него все в порядке, и с памятью тоже, спасибо. Только слышит уже не очень, но, как мистер Ормонд мог заметить, надо просто понятно говорить, без каши во рту, как у теперешней молодежи, и мистер Гандер вас отлично поймет. Городской рахитик это был — очки большие, на спине мешочек привязан и длинная палка для ходьбы, как у них у всех. Туристами их называют. Все они ходят с длинными палками, что твои бойскауты, хотя любой опытный человек им скажет, что нет ничего лучше доброго ясеневого костыля, чтобы опираться при ходьбе. Потому что, само собой, его ухватить удобней, чем эти ваши длинные трости. Но разве молодежь когда слушала голос разума? Особенно девушки, они-то точно перегибают палку со своими голыми ногами и короткими штанами, как у футболистов. Хотя мистер Гандер не настолько стар, чтоб ему неинтересно было взглянуть на пару стройных женских ножек. В его время женщины своих ног не показывали, но он знавал мужчин, готовых хоть милю отшагать, только чтоб взглянуть на хорошенькую лодыжку.
