Фелисити заговорила с ним об убийстве Доусона, выражая свои соболезнования. Ей казалось, что раз этот человек проработал с дворецким несколько лет, то должен скорбеть о его кончине. И никак не ожидала нарваться на равнодушный ответ.
– Вы очень добры, мисс. Трагическое происшествие, как вы изволили выразиться. И, хотя я вовсе не желал ему такой смерти, должен сказать прямо: мы с Доусоном никогда не были дружны.
С этими словами временный дворецкий направился к одной из дверей в холле, и растерянная Фелисити последовала за ним, на ходу представив ему своего кузена. Коллинз на миг взглянул на Эмберли. Холодные, ничего не выражающие глаза, но одновременно какие-то тревожно беспощадные, они тут же снова скрылись под тяжелыми веками. Лакей распахнул дверь и объявил о прибытии гостей.
У камина расположились Джоан с женихом и крупный мужчина с красивым румяным лицом. Эмберли представили ему, рукопожатие у красавца оказалось на удивление крепким. Похоже, Бэзил Фонтейн был очень рад гостям. Во всяком случае, он так и излучал радушие. Фрэнк попытался понять причину неприязни своего друга Кокрейна к этому мужчине. Фонтейн определенно был человеком добросердечным, но по всей видимости, крайне раздражительным, и для того, чтобы вывести его из себя, достаточно было малейшего пустяка. Он ежеминутно предлагал всем напитки, передвигал для удобства присутствующих кресла, добродушно и весело подтрунивал над Фелисити, но, когда Джоан помедлила исполнить его распоряжение – пересадить подругу поближе к камину, заговорил с сестрой крайне грубо, и стало ясно, что характер у этого мужчины не сахар.
Но гнев быстро улетучился, и Бэзил снова заулыбался:
– Вы ведь знакомы с Кокрейном, не так ли? – обратился он к Фрэнку. – Скоро Энтони станет членом нашей семьи. Впрочем, не сомневаюсь, он уже об этом вам сообщил. – И Фонтейн дружеским жестом опустил руку на плечо Кокрейна, который воспринял это без особого восторга.
Бэзил предложил Фрэнку сигары и сигареты, потом принес подушку и подложил под спину Фелисити. И лишь убедившись, что все гости удобно устроились, он затронул тему, отчасти объяснявшую причину его обходительности. Посмотрев на Эмберли, Фонтейн без всяких обиняков заявил:
– Я особенно рад тому обстоятельству, что именно вы пожаловали к нам сегодня с кузиной. Ведь, насколько я понял, как раз вы нашли бедного Доусона.
– Да, нашел его я, но, боюсь, могу рассказать об этом происшествии не слишком много.
Фонтейн обрезал кончик сигары. Лицо у него было встревоженное; он вдруг стал похож на человека, пробудившегося от ночного кошмара, но еще находящегося под его впечатлением.
– Понимаю. Но его ведь застрелили, верно? И вы никого там не видели, ничего не нашли? Ну, я имею в виду, хоть какую-то зацепку?
– Нет. Ровным счетом ничего.
Джоан всем телом подалась вперед:
– Очень хотелось бы, чтобы вы рассказали нам все, что там видели. Полиция лишь оповестила нас об убийстве, никаких подробностей. А мы чувствуем свою ответственность, поскольку убитый был нашим слугой.
– Да, пожалуйста, расскажи все, что сможешь, и ни слова больше. – Энтони улыбнулся Джоан. – Не стоит так волноваться, дорогая. А лучше вообще не думать об этом.
– Нелегко, знаете ли, забыть об убийстве одного из своих слуг, – заметил Бэзил Кокрейну. – Вот вы воспринимаете это легко и просто, но Доусон не был вашим слугой. Более ужасного происшествия даже представить себе нельзя. – Он содрогнулся. – Никак не удается выбросить это из головы. Несчастного лишили жизни так… хладнокровно! – Фонтейн, похоже, почувствовал на себе взгляд Эмберли, поднял на него глаза. – Считаете, я воспринимаю это слишком близко к сердцу? Возможно. Не отрицаю, для меня это страшный удар. – Он чиркнул спичкой, поднес к кончику сигары; Эмберли увидел, как дрожит язычок пламени. – И вообще не понимаю, как и почему это произошло, – нервно продолжил Фонтейн. – Полиция толкует о каких-то разбойниках, орудующих на дорогах. Разве его ограбили?
Кокрейн, косясь на бледное встревоженное лицо невесты, решил немного снять напряжение и развеселить присутствующих:
– Ограбили? Ну конечно! Готов побиться об заклад: дворецкий решил удрать, прихватив с собой фамильное фарфоровое блюдо. Откуда это так дует, черт побери? – Он обернулся и увидел, что дверь распахнута настежь. Уже приподнялся было из кресла, но Фонтейн его опередил.
– Не беспокойтесь, я закрою. – Он встал и тяжело зашагал через комнату к двери. Но перед тем как затворить ее, выглянул в холл.
Энтони, заметив это, тотчас прошелся по поводу Коллинза: мол, тот наверняка шастает где-то рядом и подслушивает, что вполне в его духе.
Фонтейн недовольно покачал головой:
– Я так не думаю. Но нам лучше говорить потише. Слуги сгорают от любопытства, это вполне естественно. – Он покосился на Эмберли. – Трудно винить их в этом, не правда ли?
– Думаю, – с расстановкой произнес Фрэнк, – я не испытывал бы особого сочувствия к слуге, которого застукал подсматривающим в замочную скважину.
– Да все это выдумки Кокрейна! – сердито произнес Фонтейн. – Бредовые фантазии! Нет, я ни в коем случае не оправдываю Коллинза, но… – Тут он резко оборвал фразу и вдруг в присущей ему оживленной манере заговорил о предстоящем бале.
Дверь тихо отворилась, вошел Коллинз с подносом, на котором стояли напитки. Казалось, вместе с ним в комнату ворвался холодок, чувство тревоги. И голос у Фонтейна зазвучал как-то вымученно; и в смехе Джоан ощущалась нервозность. Коллинз бесшумно подошел по ковру к столу у стены, поставил на него поднос. А затем удалился – так же тихо, как вошел. От внимания Эмберли не укрылось, как он демонстративным жестом затворил за собой дверь.
Фрэнк взглянул на Фонтейна:
– Вам не нравится Коллинз?
Всех присутствующих удивил этот прямой и неожиданный вопрос. Улыбавшийся до того Бэзил нахмурился, затем покачал головой:
– Нет. Не слишком. Жалею, что взял его в дом; не следовало бы, но дядя очень настаивал.
– А между ним и Доусоном существовала неприязнь?
– Не скажу, что они как-то особенно ладили между собой, но и неприязни не замечал.
– Но не думаете же вы, что Коллинз мог иметь к убийству какое-то отношение? – встревожилась Джоан.
– Нет, я просто хотел уточнить отношения между слугами, мисс Фонтейн.
– В таком случае ответственно заявляю, – вмешался Бэзил, – во время совершения убийства Коллинз был дома, это мне точно известно.
– Вы совершенно уверены? – спросил Эмберли.
– Совершенно. Хотя с виду типичный злодей, верно? – усмехнулся Фонтейн. – Но это еще не повод, знаете ли, обвинять человека в убийстве. Ладно, лучше расскажите-ка нам, как вы нашли тело Доусона.
Отчет Эмберли был очень короток, даже скуп. Фрэнк никаких обстоятельств не подчеркивал, версий не выдвигал. А когда говорил, заметил, как по-разному воспринимают его рассказ слушатели. Фелисити сидела, округлив от страха глаза. С губ Кокрейна не сходила снисходительная усмешка. На лице Джоан застыло какое-то загнанное выражение. Фонтейн слушал очень внимательно, зажав между пальцами сигару, и не заметил, как образовавшийся длинный столбик пепла упал на ковер. То, что смерть дворецкого страшно удручала Бэзила, не оставляло сомнений, достаточно было взглянуть на его лицо. Он хотел знать все в мельчайших подробностях и, когда Эмберли закончил, повторил ранее заданный вопрос:
– Так вы уверены, что никого не было на дороге?
После ответа Фрэнка в комнате воцарилось молчание. Первым нарушил его Кокрейн. Он весело предложил Фонтейну и Эмберли сыграть с ним партию в гольф завтра днем, чтобы хоть как-то поднять настроение.
Бэзил замотал головой:
– Играйте вы вдвоем. Мне нужно съездить в город.
– Зачем? – спросила его сводная сестра.
– Хочу нанять нового дворецкого. Уже переговорил сегодня по телефону с агентством по найму Финча. Боюсь, найти подходящего человека будет непросто. Слуги не слишком-то жалуют глухие удаленные места. А потом еще эта ужасная история. Она их всех отпугнет, можете не сомневаться.
– О Боже! – простонал Кокрейн. – Так, значит, мы должны и дальше терпеть этого противного Коллинза, шныряющего по всему дому?
– Кого-нибудь да найду. Придется. Коллинз не справляется с этой работой, она ему просто не по душе. – Только тут Фонтейн заметил, что сигара его погасла, и раздавил ее в пепельнице. Затем сделал над собой усилие, видно, вспомнив, что хозяин должен развлекать гостей, и предложил сыграть партию в снукер.
Он проводил их в бильярдную, был снова весел и гостеприимен и больше ни словом не обмолвился об убийстве. Однако, несмотря на его радушие и легкомысленные подшучивания Кокрейна, Эмберли постоянно испытывал ощущение тревоги и дискомфорта, витающие в этом доме. А потому он не слишком огорчился, когда вечер подошел к концу. Хотя сам визит, не доставивший ему особого удовольствия, заставил кое о чем задуматься. И он в очередной раз пожалел, что умолчал о девушке, оказавшейся возле машины убитого, хотя почему так поступил, сам до сих пор не понимал.
