Арсен выдвинул ящик маленького столика из светлого дерева, вместе с кроватью и табуреткой составлявшего всю обстановку в камере, достал оттуда два клочка бумаги и протянул их Ганимару.
— Черт знает что, — воскликнул тот, — я полагал, что с вас не спускают глаз и чуть что — тщательно обыскивают. А вы читаете газеты, получаете почтовые квитанции…
— Ну и что! Эти люди так глупы! Они отпарывают подкладку моего пиджака, осматривают подошвы моих туфель, простукивают стены этой комнаты, но ни одному из них не приходит в голову, что Арсен Люпен не так прост и не станет ничего прятать в столь незатейливые тайники. Именно на это я и рассчитывал.
Рассмеявшись, Ганимар воскликнул:
— Ну и забавный же вы человек! Просто поразительно. Ну хорошо, расскажите мне всю эту историю.
— О-о! Как вы стремительны! Приобщить вас ко всем моим тайнам… открыть вам все мои маленькие хитрости… Это очень серьезно.
— Так я напрасно рассчитывал на вашу любезность?
— Нет, Ганимар, и если вы настаиваете…
Арсен Люпен два-три раза прошелся по камере, затем остановился и спросил:
— Что вы думаете о моем письме к барону?
— Полагаю, вы хотели развлечься, слегка эпатировать публику.
— О! Какое там эпатировать публику! Честно говоря, Ганимар, вы мне казались более прозорливым. Стану я, Арсен Люпен, тратить время на такие детские шалости! Ну зачем мне было писать это письмо, если бы я мог обчистить барона без этого? Поймите же вы, и другие тоже, что это письмо — необходимая отправная точка, рычаг, пустивший в ход весь механизм. Давайте пойдем по порядку и подготовим вместе, если желаете, ограбление Малаки.
— Слушаю вас.
— Итак, предположим, существует накрепко запертый, забаррикадированный замок, подобный замку барона Каорна. Мог ли я выйти из игры и отказаться от сокровищ, которых страстно желаю, по той причине, что замок, где они находятся, неприступен?
— Конечно, нет.
— Стал бы я, как в прежние времена, штурмовать его, возглавив отряд авантюристов?
— Ребячество!
— Пытался бы я хитростью проникнуть внутрь?
— Невозможно.
— Остается один-единственный, на мой взгляд, способ: устроить так, чтобы хозяин упомянутого замка сам пригласил меня к себе.
— Способ оригинальный.
— И какой простой! Предположим, что в один прекрасный день хозяин получает письмо, предупреждающее его о том, какую сеть плетет вокруг него некий Арсен Люпен, знаменитый грабитель. Как поступит хозяин?
— Напишет письмо прокурору…
— …который посмеется над ним, потому что названный Люпен в настоящее время находится в тюрьме. Конечно, старикашка в панике, готов броситься за помощью к первому встречному, не так ли?
— Без сомнения.
— А если вдруг он прочтет в какой-нибудь захудалой газетенке, что знаменитый полицейский отдыхает от трудов где-то неподалеку…
— Он отправится к этому полицейскому.
— Ваша правда. Но с другой стороны, положим, что, предвидя этот неизбежный шаг, Арсен Люпен попросит одного из самых ловких своих друзей поселиться в Кодебеке, познакомиться с редактором «Ревей», газеты, которую выписывает барон, намекнет ему, что он такой-то, то есть знаменитый сыщик, как тогда будут развиваться события?
— Редактор сообщит через «Ревей» о том, что названный сыщик находится в Кодебеке.
— Прекрасно, далее из двух одно: либо рыбка — я хочу сказать, Каорн — не клюнет на крючок, и тогда ничего не произойдет; либо — и это наиболее вероятное предположение — он, весь дрожа, прибежит к сыщику. И вот уже Каорн умоляет одного из моих друзей спасти его от меня!
— Остроумнее некуда.
— Разумеется, псевдополицейский сначала отказывает в помощи. А тут — телеграмма Арсена Люпена. Барон в ужасе, он снова умоляет моего друга, предлагая ему большие деньги, лишь бы он позаботился о его спасении. Упомянутый друг соглашается, приводит двоих парней из нашей компании, и они ночью, пока за Каорном пристально следит его защитник, вытаскивают в окно ряд предметов и спускают их на веревках в маленькую лодочку, зафрахтованную на данный случай. Проще простого… как сам Люпен.
— И воистину великолепно, — воскликнул Ганимар, — дерзость самой идеи и изобретательность в деталях выше всяких похвал. Но я что-то не припомню достаточно знаменитого полицейского, чье имя было бы так притягательно и до такой степени воздействовало на барона.
— Есть такое имя, но только одно.
— Чье же?
— Имя знаменитейшего сыщика, личного врага Арсена Люпена, короче, это вы, инспектор Ганимар!
— Я?!
— Именно вы, Ганимар. И вся прелесть в том, что если вы отправитесь туда, а барон решится заговорить, то в конце концов вы поймете: ваш долг — арестовать самого себя, как вы арестовали меня в Америке. Ну как? Забавный реванш: я вынуждаю Ганимара арестовать самого себя!
Арсен Люпен смеялся от души. Несколько раздосадованный инспектор кусал губы. С его точки зрения, шутка не стоила такого взрыва веселья.
Появление надзирателя позволило Ганимару перевести дух. Тюремщик принес обед, который Арсен Люпен с особого разрешения заказывал в соседнем ресторане. Поставив поднос на стол, вошедший удалился. Арсен устроился поудобнее, разломил кусок хлеба, проглотил два-три кусочка и снова заговорил:
— Но будьте спокойны, мой дорогой Ганимар, вы туда не поедете. Я сейчас сообщу вам нечто для вас неожиданное: дело Каорна вот-вот закроют.
— Что-что?
— Дело скоро закроют, уверяю вас.
— Не может быть, я только что был у начальника полицейского управления.
— Ну и что? Неужели господину Дюдуи известно больше, чем мне, о том, что меня касается? Вы узнаете, что Ганимар — извините, пожалуйста, — псевдо-Ганимар сохранил прекрасные отношения с бароном. Последний, — и это основная причина, по которой он ничего не рассказал, — возложил на сыщика очень деликатную миссию: провести со мной переговоры о сделке, и в данный момент вполне вероятно, что барон посредством определенной суммы вновь обрел свои дорогие безделушки. В обмен на это он заберет свою жалобу. Таким образом, кражи больше нет. Поэтому прокуратуре придется закрыть…
Ганимар с удивлением смотрел на заключенного.
— Но откуда вам это известно?
— Я только что получил телеграмму, которую ждал.
— Вы только что получили телеграмму?
— Только сейчас, дорогой друг. Из вежливости я не хотел читать ее в вашем присутствии. Но если вы позволите…
— Вы смеетесь надо мной, Люпен.
— Соблаговолите, мой добрый друг, тихонечко расколоть это яйцо в мешочек. Вы сами убедитесь, что я над вами не насмехаюсь.
Ганимар машинально исполнил просьбу и лезвием ножа разбил яйцо. У него вырвался удивленный возглас. В скорлупе пустого яйца оказался клочок голубой бумаги. По просьбе Арсена он развернул его. Это была телеграмма или, скорее, часть телеграммы, от которой оторвали почтовые штемпели.
«Договор заключен. Сто тысяч монет уплачено. Все хорошо», — прочел Ганимар.
— Сто тысяч монет? — спросил он.
— Да, сто тысяч франков! Мало, но впрочем, времена тяжелые… А у меня так много общих расходов! Если бы вы знали, каков мой бюджет… бюджет большого города!
Ганимар встал. Плохое настроение улетучилось. Он задумался на несколько секунд, окинул одним взглядом все дело, чтобы отыскать в нем слабое место. Затем тоном, в который он, не скрывая, вложил все свое профессиональное восхищение, произнес:
— К счастью, таких, как вы, и дюжины не наберется, иначе пришлось бы закрыть нашу лавочку.
Арсен Люпен изобразил самую простодушную мину и ответил:
— Ну что вы! Просто хотелось немного развлечься, чем-то заполнить свободное время… тем более что операцию можно было с успехом осуществить лишь при условии, что я буду находиться в тюрьме.
— Как! — воскликнул Ганимар. — Ваш процесс, защита, следствие — разве этого недостаточно для вашего развлечения?
— Нет, ибо я решил не присутствовать на моем процессе.
— О! О!
Арсен Люпен, не спеша, повторил:
— Я не буду присутствовать на моем процессе.
— В самом деле?
— Ну подумайте, мой дорогой, неужели вы допускаете, что я буду гнить на сырой соломе? Вы меня обижаете. Арсен Люпен проводит в тюрьме столько времени, сколько ему нравится, и ни минутой больше.
— Может быть, разумнее начинать с того, чтобы не попадать сюда, — с иронией возразил инспектор.
— А! Месье насмехается? Месье вспоминает, что он имел честь арестовать меня? Так знайте же, мой уважаемый друг, что никому, в том числе и вам, не удалось бы задержать меня, если бы в этот критический момент мое внимание не было поглощено чем-то более важным.
— Интересно.
— На меня, Ганимар, тогда смотрела женщина, а я любил ее. Понимаете ли вы глубокий смысл этого факта: на вас смотрит женщина, которую вы любите? Остальное для меня почти не имело значения, клянусь вам. Именно поэтому я и нахожусь здесь.
— И довольно давно, разрешите вам заметить.
