– У Кобба был тяжёлый характер.
– У Флагштока – тоже, судя по тому, что я слышал.
– Чем меньше говорить об этом ничтожестве, тем лучше, – нахмурившись, сказал Квиллер. – Вы не хотите поесть? Можем остановиться у какого-нибудь ресторана. В Пикаксе есть пара неплохих мест.
– В Миннеаполисе я съел мясо под соусом «чили», пока ждал рейса, но от гамбургера с пивом не откажусь.
Они свернули к «Старой мельнице», настоящей столетней мельнице, переделанной под ресторан. Там до сих пор вращалось, поскрипывая, водяное колесо. Деннис выпил пива, а Квиллер заказал минеральной воды «Скуунк» с лимоном.
– Вкус у неё лучше, чем название, – объяснил он. – Это минеральная вода из местного артезианского колодца в Скуунк-корнерз. – Он помолчал. – Жаль, что Айрис не дожила до открытия магазина «Эксбридж и Кобб». Это вам не лавочка на Цвингер-стрит. И её квартира в музее тоже полна редких старинных вещей. Возможно, по наследству они перейдут к вам.
– Вряд ли, – сказал Деннис. – Она знала, что я не увлекаюсь старой мебелью и тому подобным. Шерил и я любим стекло, сталь и итальянскую пластмассу. Но мне бы хотелось посмотреть музей. Я когда-то работал в фирме, которая реставрировала исторические здания.
– Дом на ферме Гудвинтер – тоже замечательное историческое здание, и всей реставрацией руководила она. Это милях в тридцати от Пикакса, и я всё время думал, безопасно ли ей жить там одной.
– Я тоже. Я советовал ей завести добермана или немецкую овчарку, но она сразу это отвергла. Она вряд ли любила собак – разве что тех, у которых лапы напоминали чиппендейловские стулья.
– Вы часто с ней общались?
– Да, мы были в хороших отношениях. Я звонил ей каждое воскресенье, а она писала один или два раза в неделю. Вы знаете её почерк? Это что-то невозможное!
– Его мог прочесть только опытный дешифровщик.
– Поэтому я подарил ей пишущую машинку. Она её так любила! И музей любила. И любила Пикакс. Она была очень счастливой женщиной… и вдруг… Такой удар!
– Что вы имеете в виду?
– Она пошла к врачу с расстройством желудка, а обнаружилось, что у неё начинался тромбоз коронарных сосудов. Холестерин выше некуда, сахар в крови на грани и фунтов пятьдесят лишнего веса. Психологически она была просто раздавлена!
– Но на вид она всегда казалась здоровой.
– Вот почему это было таким ударом. Она впала в депрессию и тогда стала отвлекаться работой в музее… Вы верите в привидения?
– Боюсь, что нет.
– Я тоже нет, но мама всегда интересовалась духами – добрыми духами, конечно.
– Об этом я знаю прекрасно, – сказал Квиллер. – Когда мы жили на Цвингер-стрит, она заявляла, что в доме поселился веселый призрак, но я случайно узнал, что это были шутки С. С. Кобба. Каждую ночь он осторожно, чтобы не потревожить её, вставал с постели, клал ей в тапки солонку или вешал панталоны на люстру. Ему, должно быть, нелегко было каждую ночь придумывать новую проделку.
– Наверное, это и есть любовь, – сказал Деннис.
– Если честно, по-моему, она догадывалась, но не хотела, чтобы С. С. знал, что она догадывается. Вот это действительно любовь!
Принесли гамбургеры, и собеседники несколько минут молчали, занявшись едой. Потом Квиллер сказал:
– Вы упомянули, что Айрис начала разочаровываться в музее. Я об этом не знал.
Деннис слегка кивнул.
– Ей стало казаться, что в доме водятся привидения. Поначалу ей это понравилось, но потом она испугалась. Мы с Шерил убеждали её приехать в Сент-Луис погостить. Мы думали, что смена обстановки пойдёт ей на пользу, но она не хотела уезжать до официального открытия магазина. Может быть, это от лекарств, я не знаю, но она продолжала слышать какие-то звуки, которые не могла объяснить. Такое, знаете ли, бывает в старых домах – трещит дерево, мыши скребутся, или ветер гудит в трубе…
– Подробнее она ничего вам не рассказывала?
– Я захватил некоторые из её писем, – сказал Деннис. – Они у меня в чемодане. Я подумал, что вам будет интересно их прочитать. Вдруг что-нибудь прояснится. Мне всё это кажется ерундой. Я хочу спросить об этом у её врача, когда увижу его.
– Доктор Галифакс – милейший человек, он всегда выслушает и поможет. Он вам понравится.
Они ехали в «Нью-Пикакс Отель», так он назывался, но Квиллер предупредил Денниса, чтобы на суперсовременные апартаменты тот не рассчитывал.
– Этот отель был «новым» в тридцатые годы, но там уютно, расположен он в самом центре и неподалеку от Траурного зала. Ларри Ланспик свяжется с вами завтра – или даже сегодня вечером. Он президент Исторического общества и отличный парень.
– О да, мама Ланспиков очень любила.
Они оставили машину перед отелем, и Квиллер проводил Денниса к портье, где присутствие знаменитых усов обеспечивало роскошное обслуживание. Ночной дежурный был одним из тех рослых блондинов приятной наружности, которыми так богат Мускаунти.
– Митч, – сказал ему Квиллер, – я заказывал номер для Денниса Гафа, пишется «х-а-у-ф», произносится «Гаф». Он приехал на похороны миссис Кобб. Посмотрите там что-нибудь получше… Деннис, это Митч Огилви, член Исторического общества. Он был знаком с вашей матерью.
– Мне очень жаль, мистер Гаф, – сказал портье. – Она была восхитительным человеком и очень любила свой музей.
Деннис пробормотал какие-то благодарности и расписался в книге постояльцев.
– Спокойной ночи, Деннис, – сказал Квиллер. – Увидимся завтра вечером в Траурном зале.
– Спасибо за всё, Квилл… Возьмите! – Он вытащил из сумки конверт и протянул Квиллеру. – Это ксерокопии. Возвращать не надо. Здесь несколько последних писем. Последнее пришло в субботу. Может быть, вы сможете понять, что творилось в музее… Если это не… – Он постучал себе по лбу.
Отвезя Денниса в отель, Квиллер поехал в Норд-Миддл-Хаммок. Дорога была окутана призрачной голубой дымкой – это лунный свет смешивался с обрывками тумана, оседавшего в долинах. Когда он приехал домой и выключил фары, то увидел, что дом и двор утопают в таинственной голубизне.
Он вошёл в дом и включил люстру с четырьмя свечами. Загорелось только три. И тут из тёмной гостиной крадучись появились две тени и сверкнули на него глазами.
– Что у нас со светом? – спросил он у них. – Вчера вечером все четыре работали.
Коты зевнули и потянулись.
– Что вы можете сообщить? Вы слышали какие-нибудь необычные звуки?
Коко стал длинным розовым языком приводить в порядок свою грудку, а Юм-Юм потерлась об ноги Квиллера, намекая, что неплохо бы перекусить. Они в первый раз оставались здесь одни, и Квиллер обвёл взглядом комнату в поисках криво висящих картин, разбросанных по полу книг, сдвинутых абажуров и разодранной туалетной бумаги. Никогда не угадаешь, чем они могут ответить на то, что их бросили в новой обстановке. К счастью, их присутствие выдавали лишь несколько волосков кошачьей шерсти на синем бархатном кресле и несколько сухих цветов на полу гостиной; это значит, они облюбовали себе любимое кресло миссис Кобб и один из них, а может, оба вспрыгивали наверх семифутового шифоньера, чтобы изучить зимний букет, стоявший корзине – одной из таких, какие когда-то делали квакеры.
Квиллер сварил себе кофе и сел читать последние письма Айрис Кобб, мысленно поблагодарив Денниса за то, что он подарил ей пишущую машинку. Первое письмо было датировано 22 сентября и начиналось вопросами заботливой бабушки о Деннисе-младшем, далее шли замечания о хорошей погоде, восторги по поводу нового антикварного магазина, открытие которого намечено на 17 октября, и длинный рецепт какого-то нового очень калорийного десерта, который она изобрела, а далее шли такие строки:
В музее происходит столько интересного! На днях мне пришла в голову мысль, что хорошо бы было выставить в одной из музейных спален постельную грелку с длинной ручкой, и я вспомнила, что кто-то отдавал нам грелку в плохом состоянии. Я посмотрела по компьютеру. (Фонд Клингеншоенов оплатил нам приобретение компьютера для составления каталога нашей коллекции. Правда, как замечательно?) Конечно, там было сказано, что на корпусе вмятины, а ручка болтается, но стоит отреставрировать. И я пошла вниз её искать.
В подвале у меня свалены всякие поломанные вещи, и я шарила в поисках грелки, когда услышала таинственные (два «н», правильно?) постукивания по стене. И я сказала себе: как славно! У нас поселилось привидение! Я прислушалась и попыталась понять, от какой стены идут звуки, а потом подобрала старую деревянную толкушку для пюре и сама постучала в стену. После этого звуки прекратились. Если это было привидение, то я, наверное, его испугала.
Жаль, что вы не можете приехать на торжественное открытие магазина. Всё должно быть очень пышно. Сьюзан организует и шампанское для крюшона, и цветы, и всё такое.
С любовью, мама
Цветы, подумал Квиллер. Разумеется, ржаво-жёлтые хризантемы. Он взял следующее письмо, датированное 30 сентября, и обнаружил резкую смену настроения. Миссис Кобб писала:
