тайга сплошная, ни троп, ни людей. Не дай бог заблудишься – пиши, пропало! Он усмехнулся небрежно так. Думаю, опытного таёжника из себя воображает. Раз хочешь, поехали! Вот и перевёз….
– Да….
Подошли Нефёдов со Старостиным.
– Мужики, – обратился к промысловикам следователь, – Вы люди таёжные, места эти знаете. Мог Холодов уйти по тому берегу до Тумбенчи?
Черкашин вспомнил, что с вопросом по поводу рюкзака, обращался к завхозу Зубову. Тот недолго подумал и отвёл глаза:
– Дал ему банки три тушёнки, сигарет десять пачек.
– Только ли? Не договариваете что-то, товарищ завхоз! Говорите, всё-равно ведь узнаю!
– Ну, спирта ещё фляжку…. Спиртом у нас начальник отряда распоряжается, так, на всякие нужды. А его не было как раз, сами знаете. Вот я и выделил ему немного….
– И всё?
– Да! – Зубов сделал задумчивое лицо, – Да, всё, вроде.
Вопрос о том, зачем к нему заходила в тот день Уварова, Черкашин задавать не стал. Решил каким-нибудь образом свести их вместе, посмотреть на реакцию внезапной встречи.
Охотники стояли на берегу, то поглядывая на небо, то на Черкашина:
– Выходить пора, товарищ следователь!
– Так мог или не мог? – повторил вопрос Черкашин.
– Если мест этих не знает, то вряд ли! – Старостин повернулся к Нефёдову, – Так, Саня?
– Да, не мог! Мы-то, бывает, плутаем иногда, а уж пришлый….
– Значит, заблудился? А если вдоль берега пошёл?
– Не пройдёт, Иваныч! – подтвердил Сорокин,– Никак не пройдёт! Здесь до шиверы столбы да быки, так что берегом не получится. А чуть в тайгу свернул, считай, плутать без тропы начнёт, как пить дать!
– Что за столбы, что за быки?
– Столбами у нас большие камни зовут. Ветер ли, дожди – всё со временем оседает, водой уносится, а столбы остаются. А быками скалы по берегу называются. Уж извините, объяснил, как мог! – поправил винтовку Нефёдов.
– Ясно. Выходим, мужики!
На противоположном берегу, действительно, начиналась непроходимая тайга. Зачем сюда пошёл Холодов, что ему здесь нужно было? Черкашину даже стало неуютно.
Они на сколько смогли, вытянули лодку на берег. На всякий случай Сорокин ещё и привязал её бечевкой к стволу упавшей лиственницы.
– Откуда начнём? – уточнил следователь.
– Отсюда и начнём. Я с Иванычем, а вы, парни, давайте по округе. У тебя, Антоха, кажется зимовье в этих краях? – спросил Сорокин Старостина.
– Есть, года три как поставил. Километрах в десяти, – подтвердил тот.
– Что ж, в таком радиусе и действуем! – решил следователь.
– Встречаемся завтра вечером у лодки. Без опозданий, мужики. Да, если найдёте что – выстрел! – Сорокин пожал руки охотникам, – Пошли, Иваныч!
Они пробирались через завалы валежника. Черкашин спотыкался, на чём свет костерил цепляющиеся ветки, то и дело смахивая липкий пот, который вперемежку с комарами и мошкой, непременно попадал то в глаза, то на пересохшие губы. «Дета» не помогала, даже усиливала жжение на краснеющей коже. Что это за средство такое, на которое насекомые не обращают внимание?! Ненужный накомарник, в котором невозможно было дышать, покоился в рюкзаке, среди двух банок тушёнки, пачки индийского чая и тетрадки, в которую Черкашин заносил все свои мысли и версии расследования.
– Не заблудимся? – зачем-то спросил он Сорокина.
– Обижаешь, Иваныч! – тот остановился, – Знаешь, как отец учил меня в тайге выживать? Присядь, отдохнём немного!
– Ну, и как? – Черкашин даже обрадовался этой короткой минуте отдыха.
– Выводил меня в тайгу, давал в руки «мелкашку», винтовочку такую с маленькими пульками, а потом вдруг исчезал, как и не было его! Я, естественно, в крик, потом в рёв, а что толку? Тишина в ответ, только гнус вокруг гудит. Вот потом и начинаешь соображать, как к дому выходить, вспоминать, что старики меж собой говорили. Это я потом начал все услышанные полезные советы в голову свою откладывать!
– А что отец?
– А отец всегда рядом находился, кружил вокруг меня, да не показывался. Испытывал, значит! Ну, и охранял, естественно. Только я всего этого не знал! Доходило до того, что по трое суток плутал, а ведь лет-то было! Десять, одиннадцать….
– Выходил?
– Выходил, а как же! Вот с тех пор и охотничаю!
– Да, воспитание тут у вас! – Черкашин даже поёжился, представив одинокого мальчонку в этих дебрях.
– Так что, Николай Иваныч, если человек этих мест не знает – не выживет! Даже если на зимовье какое наткнется, то сколько он там проживёт? Запасов дня на три, четыре, а потом? Ну, ягода ещё…. Сколько на ягоде протянешь? А вода? Если не знаешь где родник, кранты! Нет, не думаю…. Две недели прошло. У меня зимовье в стороне от перекатов, дня четыре ходу отсюда. Вряд ли он на него вышел. У Сашки Нефёдова и того дальше. Вот и получается, если нет его в Антохином зимовье, то всё, крышка! Будем труп искать, ты уж извини за прямоту!
– Да, уж…. – вздохнул Черкашин, – Как думаешь, друзья твои всё как надо осмотрят?
– Не обижай, они охотники от бога! Соринку найдут, если надо. Это я так, к слову, чтоб не сомневался.
– Извини, если обидел!
Солнце садилось за пихтовые макушки, а они всё шли. Сорокин шёл одному ему известным маршрутом, то сворачивая влево, то забирая вправо, и Черкашин чувствовал, что давно уже потерял ориентир и совсем не понимал, где находится река с привязанной на берегу лодкой. Иногда промысловик припадал на колено и, подняв вверх руку, долго вслушивался в шелест тайги. Потом поднимался, снова слушал, вглядываясь сквозь кустарник.
Где-то закричала птица, и понеслось эхо по таёжной шири – от дерева к дереву, от сопки к сопке, потом между ними, а там и до самого берега реки Нидукан.
– Знаешь, Иваныч, есть такая птица в тайге, сойкой называется. Так вот, на любое движение она крик поднимает, и как бы далеко ты не находился, всё равно поймёшь – идёт кто-то! Человек ли, зверь какой….
Слышал сейчас?
Черкашин не ответил. Измождённый духотой и бесконечной ходьбой, он только кивнул головой и прислонился к дереву.
– Э, да ты совсем сдал, товарищ следователь! – Сорокин потрогал пальцами лицо Черкашина, – Вон и лицо в кровь разодрал, как это я не заметил! Всё, здесь ночуем, потому что пара непройденных километров, думаю, погоды не сделают!
Черкашин лежал на лапнике, повернувшись лицом к костру, и наблюдал, как Сорокин готовил бесхитростный ужин, пристроив к огню две банки тушёнки. На наскоро смастерённом таганке закипал чай, но совсем не хотелось шевелиться. Долго бы ты протянул, следователь, окажись один в такой ситуации? Ведь даже воды с собой неудосужился взять, а вот он взял, и не на себя одного! Понятно – он охотник, у него каждый день на такой же похож, как сегодня. А всё-таки, смог бы? Нет, не смог бы, потому что будь за плечами пятнадцатикилограммовый рюкзак, выдохся бы ты, Николай Иванович, после первых же километров, как пить дать! А Холодов? Да, он моложе, и опыт у него
