– Да разве вспомнишь, – с сомнением откликнулся Палмер.
– Видите ли, я приложил некоторые старания, чтобы выяснить, какой дорогой вы шли. Правильно ли я понимаю, что с Риверсайд-роуд вы свернули на Харрингей-роуд?
– Да.
– А оттуда – на Персиммон-роуд?
– Д-да. – Палмер метнул взгляд в надзирателя.
– И на Персиммон-роуд вы сели в автобус. Следовательно, забросить эти часы в сад вы могли либо на Риверсайд-роуд, либо на Харрингей-роуд. Не помните, где именно?.. Ну конечно, нет, – поспешил ответить на свой вопрос мистер Читтервик. – Вы же были расстроены. Прямо-таки не ведали, что творите. Иначе не позабыли бы про этот казус с часами. А может, вы сочли его пустяком? Ну, не важно… Важно, видите ли, другое: при падении часы могли удариться о что-нибудь твердое и разбиться. Вы меня понимаете?.. Предположим, они показывали точное время, но от удара перестали ходить, и, таким образом, на циферблате зафиксирован в точности тот момент, когда вы там проходили. Если вы невиновны, на часах будет меньше девяти вечера, если виновны – больше. Теперь вам ясно?
– Еще бы, – с легкой усмешкой ответил Палмер.
На усмешку мистер Читтервик отозвался, неодобрительно покачав головой. Не до усмешек: задача предстоит непростая и щекотливая.
– Значит, вы готовы пойти на риск? – спросил мистер Читтервик, острейшим образом сознавая, что надзиратель не пропускает ни слова.
– Какой еще риск?
– Ну, попытаться найти часы. Понимаете, они вполне еще могут лежать где упали.
– Да, конечно! Вполне готов.
– Потому что если мы их найдем и они разбиты, то ваша невиновность таким образом подтвердится. Верно?
– Иначе и быть не может: я невиновен.
Мистер Читтервик издал еще один вздох облегчения.
– Вот и славно. Это очень важные сведения о часах. Не представляю, почему вы о них раньше не вспомнили. Но ничего, вот сейчас рассказали, и хорошо. К счастью, все еще можно исправить. Я займусь поисками – и приму все меры предосторожности.
– Да, пожалуйста! – слабо улыбаясь, попросил Палмер. – Я буду чрезвычайно признателен. Возможно, это обернется удачей – то, что я наконец вспомнил. Но, знаете, в тот вечер я был просто как во сне.
– Конечно, конечно! – засиял мистер Читтервик. – Именно так. Абсолютно. Кстати, жена передает вам привет и ждет вас домой в самом ближайшем времени. Да, именно так.
Повернувшись к надзирателю, мистер Читтервик сообщил тому, что готов на выход, но по дороге еще заглянет к мистеру Тодхантеру.
В тот же день, отобедав, мистер Читтервик, сэр Эрнест Приттибой (как всегда, уверенный, что без него не обойдется), сержант и констебль приступили к поиску в тех садах, которые примыкали к Риверсайд-роуд и Харрингей-роуд. Операция, носившая подготовительный, черновой характер, началась в четверть третьего и закончились к пяти. Часы не нашлись.
– Он говорит, что швырнул их в какой-то сад, – произнес крайне расстроенный на вид мистер Читтервик. – Он совершенно в этом уверен.
– Да, но в какой? – напористо поинтересовался сэр Эрнест.
– Он не может вспомнить. Говорит, был как во сне. А может, мы их проглядели? Но с другой стороны…
– Да?
– Ну, он говорит, что сел в автобус на Персиммон-роуд. Автобусная остановка – вон она, в сотне ярдов от этого угла. Там перед домами тоже сады. Что, если?..
– Вполне, – согласился сэр Эрнест. – Послушайте, сержант! Как вы думаете, не осмотреть ли нам сады и на Персиммон-роуд?
– Как скажете, сэр, – без энтузиазма откликнулся сержант.
Часы нашлись в третьем саду от угла, под слежавшейся прошлогодней листвой, – страшно грязные, с плесенью на ремешке. То, что это именно те часы, которые они ищут, сомнений не оставалось, поскольку на внутренней стороне крышки было вкривь и вкось нацарапано: «В. от Дж.». Отыскал их сержант, и мистер Читтервик от души расхвалил его профессиональное чутье.
Стрелки часов показывали без двух минут девять.
– Вы были правы, сэр, – с уважением сказал сержант мистеру Читтервику. – Теперь мистера Палмера освободят, это факт. Просто беда, что он не вспомнил про них раньше.
– Да, это многих избавило бы от хлопот, затрат и горя, – объявил сэр Эрнест.
Мистер Читтервик промолчал. У него были свои сомнения на этот счет.
Справедливость требовала того, чтобы привилегия сообщить узнику важное известие досталась мистеру Читтервику, и он воспользовался ею уже наутро. Кроме того, он смог поделиться с мистером Тодхантером еще одной свежей новостью, которую услышал от сэра Эрнеста перед тем, как выйти из дому.
Мистер Тодхантер новости воспринял спокойно.
– Вот же чертов болван, не мог вспомнить раньше! – с презрением уронил он. – Гулял бы я сейчас в Японии, а не сидел в этой чертовой дыре.
Принимая во внимание благопристойность и даже чопорность мистера Тодхантера, страсть его к этому резкому эпитету была просто необъяснима.
– И, как говорит сэр Эрнест, – бурлил мистер Читтервик, – освобождение Палмера – вопрос нескольких часов. Вы еще не видели сегодняшних утренних газет. Там все подробно изложено. Я… хм… я подумал, что будет правильно ввести их в курс дела. И они не сплоховали, да. Такой бури никакое правительство не снесет.
– Ну, слава Богу, хоть теперь я могу вздохнуть свободно! – не без яда пробормотал мистер Тодхантер, но тут же одумался и благодушно прибавил: – Вы прекрасно поработали, Читтервик!
Мистер Читтервик стал похож на спаниеля, которого погладили по голове, и, маленький, пухлый, так заерзал на стуле, что, казалось, почти что виляет хвостом.
К вечеру Палмера освободили, сняв с него все обвинения. В выпущенном по этому поводу заявлении министерства внутренних дел говорилось, что новообретенной уликой полностью развеяны последние сомнения касательно его причастности к убийству. (Одно лишь какое-то второстепенное изданьице не поленилось заметить, что ничего эта улика не развеивает и, больше того, не исключено, что сам Палмер хитроумно подбросил ее, чтобы обеспечить себе алиби; но это никого не заинтересовало.)
Министр внутренних дел в тот же вечер сдался и вышел в отставку. В кратком обращении к парламенту премьер-министр, про себя-то вполне одобрявший непоколебимость коллеги, тем не менее не преминул на прощание публично дать пинка ему в спину.
Услышав обо всем этом, мистер Тодхантер не выразил никаких чувств.
– Так ему и надо, – вынес он свой приговор. – Чертов болван.
Так и случилось, что последняя неделя мистера Тодхантера прошла в мире и покое. За стенами тюрьмы движение в его поддержку понемногу теряло напор, и правительство, уловив эту перемену, получило возможность во всей красе продемонстрировать свою железную волю.
В стенах тюрьмы мистер Тодхантер выразил желание не принимать более посетителей и со словами благодарности распрощался с сэром Эрнестом, мистером Читтервиком и мистером Фуллером. Наконец-то он мог принимать мир таким, каков он есть, и намерен был так впредь и поступать.
Что будет с ним, теперь казалось не важным. Пользуясь своими правами, он даже пару раз, поднявшись с одра, вышел в халате и пижаме во двор на апрельское солнышко и несколько раз самым медленным шагом, опираясь на руку служителя, обошел внутренний дворик тюрьмы. Там, разумеется, в этот момент не было ни единого заключенного. Мистер Тодхантер был парией.
Он много писательствовал и сумел закончить серию статей, которую задумал, еще сидя на скамье подсудимых, и подробно, с точки зрения подсудимого и приговоренного к смерти, описал весь судебный процесс, вынесение приговора и бытование в камере. Сожалел он только о том, что не сможет с той же точки зрения рассказать про казнь. Наполнив свои статьи множеством красочных, емких и содержательных наблюдений по поводу работы британского правосудия, он счел, что в целом неплохо справился с поставленной перед собой задачей. Записка от Феррерса, сообщающего, что, опубликованные в «Лондонском обозрении», эти статьи вызвали интерес по всему миру, заставила автора не без удовольствия хмыкнуть.
Оставшееся время он проводил, главным образом беседуя с надзирателями. Мистера Тодхантера забавляло, что все, что он им рассказывает, если оно хоть сколько-то касается его преступления, один из тюремщиков старательно записывает в блокнот; зато Бёрчман, когда Фокс выходил из камеры, делился с ним забавными байками из жизни выдающихся узников прошлых лет. Мистер Тодхантер и Бёрчман оба очень жалели о том, что их знакомство вынужденно окажется таким кратким.
