Лири засмеялся:
— Говорят, худа без добра не бывает. В газетах вы об этом не прочтете, они предпочитают дурные вести, но как раз в то время у нас произошли два чудесных исцеления.
— А именно? — спросил Холмс.
— Мэри Камминс, дочка хозяина «Козла», ей тогда было семнадцать. Очаровательная девчушка. Вдруг у нее начались страшные головные боли, головокружения, обмороки. Это было еще до того, как вскрыли курган, так что никто не думал о какой-то неведомой хвори. Я не сумел облегчить ее страдания. Вскоре дело дошло до кратких помрачений рассудка. Я уже опасался, что у нее в мозгу опухоль, но, представьте себе, когда многие другие заболели, она внезапно выздоровела. Все симптомы исчезли, и она по сей день чувствует себя великолепно. Второй случай — старая миссис Хенти, она живет рядом с той самой гостиницей. Ее невестка родила одного из этих несчастных уродцев, а у самой миссис Хенти была застарелая экзема на обоих предплечьях — всю жизнь, как она мне сообщила. Но в считаные дни экзема исчезла.
— Поразительно, — изрек Холмс. — Ну что ж, доктор, мы и так отняли у вас много времени. Еще раз заверяю, мне кажется, что я напал на след этой штуки. Я уведомлю вас о своих выводах.
В тот вечер мы ужинали в гостинице. Большое везение: прислуживала нам та самая Мэри Камминс, о которой говорил доктор Лири. Чем бы она ни болела десять лет назад, теперь это была пышная деревенская бабенка, с черными как смоль волосами, энергичная и веселая.
После трапезы мы устроились у камина в дальнем зале, куда Мэри принесла нам напитки.
— Мисс Камминс, — обратился к ней Холмс, — позвольте спросить, знаете ли вы, для чего мы с доктором Ватсоном приехали в Эддлтон?
Она улыбнулась.
— Не мое это дело, но я слыхала, будто вы насчет Черного кургана.
— Может быть, немного посидите с нами? — предложил он. — Вы правы, нас интересует необычное заболевание, которое разразилось в этой деревне, когда вскрыли курган.
Женщина села, и Холмс продолжал:
— Насколько я понимаю, вы тогда не заболели, а вылечились от какого-то недуга, которым страдали. Вам не будет неприятно об этом рассказать?
— Чего ж тут неприятного, сэр, — отозвалась она. — Я тогда уж два года хворала, и делалось мне все хуже. Сперва голова кружилась, потом обмороки, потом страшные боли в голове, а иногда я почти что с ума сходила, так-то. Уж доктор Лири и то пробовал, и это, а все без толку. Он говорил, мне надо бы сделать операцию на голове, и я порядком напугалась, а потом вдруг хворь как рукой сняло. И пришло быстро, и прошло быстро. И с тех пор, вот как бог свят, я больше ни единого денечка не болела, так-то.
— Удивительно, — заметил Холмс. — А как вы объясняете свое исцеление?
— Ну, знаете, говорят, вся эта зараза явилась из старого кургана. А меня он вылечил, этот курган, так-то.
Некоторое время Холмс задумчиво разглядывал ее.
— Вы помните молодого мистера Льюиса? — спросил он.
— Как не помнить, — ответила она. — Бедняжечка. Все ссорился с папашей, а потом так ужасно помер.
— Вы хорошо его знали?
Она залилась очаровательным румянцем.
— Ну, сэр, когда он был еще здоров, он ко мне подкатывался. Но ничего такого дурного себе не позволял. Понятное дело, я тогда была помоложе и обслуживала его чуть повнимательнее, чем других постояльцев.
— А он вам никогда не показывал то, что у него есть? Не рассказывал об этом? — осведомился Холмс.
— Откуда вы знаете? — удивилась она. — Он говорил, больше никто не знает и я должна хранить тайну.
— Вам незачем бояться моей осведомленности, Мэри, — произнес Холмс. — Позвольте спросить, что это было такое?
— Ну, как-то раз я, знаете, прибиралась у него в комнате, и тут он вдруг вошел. А папаша всегда мне строго-настрого запрещал торчать у постояльцев, когда они дома. Так что я уж хотела уйти, но тут мистер Льюис и говорит: «Дай-ка я тебе кое-что покажу». Вытащил из-под кровати свой сундучок и вынул оттуда здоровенный старый горшок, круглый, глиняный и с крышкой. Я его спрашиваю: «Это что такое?» А он улыбнулся и отвечает: «Самая странная штука на свете. В ней все мое будущее». И приложил мою руку к этому горшку. А он теплый, будто кирпич, который достали из печки, так-то. Я руку-то отдернула, но тут он погасил лампу и говорит: «Смотри-ка, Мэри». Поднял крышку этого горшка, и я вижу — внутри сияет красивый голубой свет, играет, ровно вода на солнце. У меня так дух и перехватило. Спрашиваю его: «Что это там такое?» А он опять улыбнулся и говорит: «Мое богатство, Мэри. И пусть отец делает что хочет». И крышку опустил обратно.
— И что же вы подумали об этой вещи? — осведомился мой друг.
— По чести говоря, я решила, что это какое-то колдовство. Никогда такого не видала, ни прежде, ни после. — Она встала из-за стола. — И вот я еще что вам скажу, мистер Холмс, раньше-то я никому не говорила… Иногда мне сдается, что та штука, которую он держал в том дурацком старом горшке, как раз и вылечила мне мозги. Ну не дурость, а?
— Очень может быть, что вы совершенно правы, Мэри, — промолвил Холмс. — Нельзя ли попросить вас еще об одной услуге… Бывшая комната мистера Льюиса сейчас занята?
— Нет, сэр, — ответила она. — Желаете в нее перебраться?
— Вовсе нет, — возразил Холмс. — Но я бы хотел на нее взглянуть.
Она предложила тут же нам ее показать и провела нас в боковую комнатку. Холмс встал посреди небольшой спаленки с низким потолком, затем подошел к окну.
— Отсюда видна Эддлтонская пустошь, — заметил он. — А чей это домик рядом?
— Старушки миссис Хенти, — ответила Мэри. — Она тоже вылечилась. Кожа у нее стала совсем здоровая, так-то. Бедный мистер Льюис, и Джорджи, наш коридорный, и старик Максвини — все они померли, и еще столько народу заболело, а вот нам с миссис Хенти эта штука, похоже, принесла добро. Смех и грех, а?
— Да, это поразительно, — произнес Холмс и первым вышел из комнаты.
Утром он спустился рано и уже сидел за завтраком, когда я к нему присоединился. Похоже, он пребывал в отличном расположении духа, хотя из-за ночного похолодания Эддлтон слегка присыпало снегом.
— Что дальше? — спросил я, почти оставив попытки постичь ход его мыслей.
— Я уже вам говорил, Ватсон. Мы явились сюда осмотреть locus in quo, и, как только прибудет деревенский фотограф, мы отправимся к пресловутому кургану, который пользуется столь дурной славой.
Когда мы окончили завтрак, Мэри сообщила нам, что в большой гостиной нас ждет мистер Свейн, местный фотограф. Он радушно приветствовал нас и заявил, что припорошенная снегом вересковая пустошь наверняка выглядит очень живописно.
Мы уселись в гостиничную двуколку и, после того как в нее погрузили снаряжение мистера Свейна, тронулись в путь. Хотя Эддлтонская вересковая пустошь расположена на плато, возвышающемся над уровнем моря примерно на 1100 футов, от деревни к ней ведет по склону хорошо наезженная дорожка, и мы без труда туда поднялись.
На плоской вершине плато снег лежал толстым слоем, его белое одеяло сверкало под утренним солнцем. Повсюду вокруг нас вздымались бугорки заснеженных погребальных курганов. Холмс встал в коляске и огляделся.
— Ага! Вот он! — И он указал пальцем.
Слева, чуть впереди, на фоне слепящей белизны резко выделялось темное пятно. Приблизившись, мы увидели еще одно, только совершенно голое, не покрытое ни снегом, ни растительностью всхолмие.
— Вы когда-нибудь снимали Черный курган? — спросил Холмс у фотографа.
— Нет, сэр. Только пластинку бы зря извел. Никто в наших краях не станет платить деньги за снимок этой штуки, — ответил он с пылом.
Мы остановили коляску поблизости от Черного кургана, и мистер Смит привел свой аппарат в готовность, следуя указаниям Холмса. Обойдя курган вокруг, я обнаружил, что это просто куча слежавшейся земли, нигде не оживляемая ни единой травинкой и окаймленная рядом плоских камней. Приглядевшись к ее поверхности, я различил следы бывшего здесь некогда раскопа. Если что и отличало этот курган от любого из сорока или пятидесяти соседних курганов, то только его нагота. Однако не обязательно было верить в сверхъестественное, чтобы ощутить нечто тревожное в этой груде мертвой, черной почвы.
Я отошел подальше. За это время мистер Свейн успел сделать с полдюжины снимков. Мы уселись в коляску и возвратились в деревню.
За обедом Холмс по-прежнему находился в отличном расположении духа, так что я даже спросил, почему у него столь веселое настроение.
— Для веселья у меня есть все основания, Ватсон. Сегодняшняя экскурсия предоставила мне последние недостающие улики. Моим изысканиям посодействовала сама природа, но я решил подстраховаться и привлек к делу мистера Свейна.
Мистер Свейн, с взволнованно-виноватым видом, присоединился к нам, когда мы пили кофе.
