– Да. По-моему, это перестраховка.
– Сэр Джон ничего не упускает. Он знал, что я сделал с помощью кольца с Лили. Простая логика подсказала ему, что я, возможно, попытаюсь повторить это с кем-нибудь еще – загипнотизировать и приказать отпустить меня. Может, и перестраховка – но именно поэтому он забрал у меня кольцо. Вот только он опоздал, Коппельстоун. Сильно опоздал. Я использовал кольцо на вас, когда вы напились. Вы отключились, как ребенок – а ведь вы не психопассивный тип. Психоактивные – замечательный объект, если сбрасывают защиту и готовы сотрудничать. А вы были готовы, потому что в душе хотели, чтобы я разделался с сэром Джоном и расчистил для вас верхнюю ступеньку лестницы.
– Не верю.
– Я могу доказать. Я не идиот, Коппельстоун. Думаете, я не сознавал, что, каким бы умником ни считал себя, получив доказательства убийства Вальды, начну подавать сигналы? Конечно, сознавал – и поэтому решил кое-что припрятать в рукаве. Просто на случай, если что-то пойдет не так. И не зря.
– Вы хотите сказать, что гипнотизировали меня?
– Да. Практически любого можно загипнотизировать. Мы все хотим отключиться и расслабиться. А зачем еще, черт побери, мы спим? Вы отключились, Коппельстоун, потому что хотели расслабиться. Для этого вы и пьете по вечерам.
Коппельстоун пожал плечами.
– Хорошо. Я уснул и сказал вам, что Вальду убили, и вы нацелились на сэра Джона. Но теперь вы сидите здесь, Джонни, – и уже ничего нельзя поделать.
– Можно. И здесь вступаете вы. Мы говорили не только о Вальде. Говорили еще кое о чем.
– О чем?
– О вашей связи с Гаррисоном.
– Ложь, черт подери!
– Ну нет. Вы сами мне сказали. Я рассматривал такую возможность, поэтому и спросил вас. Думаете, я не знаю, как работал и мыслил Гаррисон? Он всегда хотел завербовать кого-нибудь из верхушки Департамента. Его ждало большое вознаграждение в случае успеха, и много лет назад он выбрал на эту роль меня. Вообще-то он мог преуспеть. Но вы с сэром Джоном спутали ему карты. Вы убили Вальду. Гаррисон понимал, что будет со мной, когда я узнаю, и понимал, что я узнаю – рано или поздно. Он продолжал играть, дразнить меня, зная, что я обо всем докладываю сэру Джону. Но я его уже не интересовал. Он знал, что я нацелюсь на сэра Джона, а ему нужен был кто-то, кто останется в Департаменте, даст его людям все, что требуется, и, если повезет, долго будет вне подозрений. Продолжая делать вид, что обхаживает меня, он переключился на вас – и подсек очень быстро, правда? Потому что вы этого хотели. Вы хотели оказаться на вершине, когда я убью сэра Джона, чтобы тихо, тайно разодрать и уничтожить Департамент. Ради вашего же блага надеюсь, вы не солгали мне, говоря, что здесь нет «жучков».
– Не солгал. И у меня нет связи с Гаррисоном.
– Не спорьте. Есть.
– В любом случае сэр Джон сочтет ваши слова последней попыткой отчаявшегося человека.
– Это не просто мои слова. В ту ночь я хотел узнать только о Вальде. Потом я решил проверить свои мысли по поводу Гаррисона и спросил вас, потому что это могло стать козырем, – но мне нужны были реальные доказательства. Я принес из своей комнаты магнитофон, и мы прошли всю процедуру заново. Существует запись. Если хотите ее получить, вы должны помочь мне.
Коппельстоун помолчал.
– Я не помогу вам, Джонни. Мне плевать на запись, потому что мне плевать на себя. Можете вызвать сэра Джона и отдать запись ему. Но, закопав меня, себе вы не поможете. От него вы ничего не получите, только уничтожите меня, – а это вам ни к чему. Вам нужны свободные руки – добраться до сэра Джона, и в этом я вам не помогу, хоть и желаю ему смерти. Позвонить ему и сказать, что вы снова хотите его видеть?
Гримстер неожиданно рассмеялся.
– Не беспокойтесь, записи нет. Только мое слово.
– Рад слышать. Я подозревал, что вы блефуете.
– Попробовать стоило.
– В вашем положении стоило попробовать все. Но вам ничего не поможет. Надо было принять предложение сэра Джона. Он говорил мне. Не ожидал, что он так расщедрится.
Гримстер спросил:
– Как вы собираетесь это сделать… там?
– На вас снова наденут наручники, отвезут на место. Перед тем как снимать наручники, мы сделаем инъекцию. Вы знаете, она убивает мгновенно. Потом мы сбросим вас вниз. Один из наших докторов подпишет свидетельство. Смерть через утопление.
Гримстер прождал день и вечер. Какое-то время с ним сидел Крэнстон – он больше молчал, то и дело нервно трогая повязку на глазу. После дежурили два охранника. Гримстер смотрел на них без всякого интереса. Его глубокая одержимость не позволяла думать о гибели. Он спасется. Он пытался получить помощь от Коппельстоуна, но тот отказал. Гримстер и не рассчитывал на него особо, так что не был разочарован. Та же одержимость наполняла его гордостью – правильно, сам все сделает.
За ним пришли сразу после восьми. В этот час после ужина любой может отправиться рыбачить в надежде на большой улов – до темноты. Пришли два охранника, Коппельстоун и Крэнстон. Руки Гримстеру сковали наручниками спереди, потом охранник снял с него ботинки и надел высокие болотные сапоги. Пленника провели в холл и на улицу. Гравий еще не высох после недавнего дождя, небо на востоке оделось серым перламутром. На западе солнце только коснулось края дальних холмов за Тау, затенив склоны. Где-то пел жаворонок. В лужах прыгали воробьи. Гримстер вспомнил Лили – и тут же забыл о ней. Кто-то уже закрепил удилище в специальных захватах на крыше его собственной машины. Гримстер вспомнил, как, приехав домой из Веллингтона, обнаружил удилище «Папа» – мать купила его в магазине подержанных товаров. Мысль о матери не вызвала никаких чувств. Он не должен ей ничего, кроме доброты. Нынешние моменты родились из моментов, которые она провела с младшим сыном какого-то знатного семейства. Мать Гримстера была одержима стыдом своей любви. Он одержим смертью своей любви.
Гримстер сел на заднее сиденье между охранниками. Крэнстон сидел рядом с Коппельстоуном, который был за рулем.
Два охранника остались на ферме у машины. Чтобы Гримстер не вздумал убежать по пути через лес, Коппельстоун привязал веревку ему на запястья – выше наручников – и, сделав на втором конце петлю, надел ее себе на руку. Крэнстон взял удочку и рыбацкий мешок. Охранники у машины закурили, молча глядя им вслед.
Они шли мимо пасущегося скота по тропинке к лесу. Свободные голенища высоких сапог хлопали Гримстера по бедрам; он задумался, что сейчас делает сэр Джон в отеле «Лис и гончие». Он приезжал каждый год в это время и всегда останавливался в одном и том же номере. Возможно, ужинает в одиночестве; в последнюю неделю отпуска к нему присоединяется жена – пухлая, добрая женщина, которая любит спокойно читать газеты, посадив на колени йоркширского терьера. Трудно представить сэра Джона в домашней обстановке, с двумя взрослыми сыновьями – один военный, другой служит в Сити.
У края леса Коппельстоун остановился и повернулся к Гримстеру.
– Сэр Джон велел передать, что его предложение еще в силе.
Гримстер покачал головой.
– Не будьте дураком, Джонни, – сказал Крэнстон. – Ради бога, никто из нас этого не хочет.
Гримстер снова покачал головой.
Крутая узкая тропинка вела к вершине утеса над прудом и поворачивала под прямым углом вдоль реки, опускаясь к воде у самого устья пруда. Остановились за четыре шага до поворота – Гримстер уже видел и слышал реку. Коричневая вода стояла высоко и заливала противоположный берег, где Гримстер на глазах у Гаррисона играл с лососем. Вот бы Гаррисон порадовался, если бы увидел, подумал Гримстер. На мгновение стужа в душе дрогнула – интересно, неужели и на долю других приходится лишь несколько моментов любви, как у него… Прежде всего – любовь Вальды; извращенная и язвительная привязанность Гаррисона; любовь Лили – хрупкая и мимолетная… Неожиданно ему ужасно захотелось, чтобы именно Гаррисон был здесь. Затем все чувства вновь угасли, оставив только твердость.
Стоящий сзади Крэнстон внезапно сбил Гримстера с ног, и он оказался сидящим на земле.
– Извините, Джонни, нам не нужны фокусы.
Коппельстоун передал свой конец веревки Крэнстону.
– Держите, я все сделаю.
Крэнстон опустился на колени позади Гримстера, дернул веревку на запястьях вверх, подтянув руки к горлу и начал оборачивать петлю вокруг шеи. Почувствовав веревку на коже, Гримстер понял, что осталось мгновение до того, как Крэнстон завалит его, полупридушенного, на спину, чтобы Коппельстоун сел ему на ноги, не давая двинуться, и достанет шприц. Гримстер не планировал этот момент; его одержимая уверенность в себе, неумолимая ясность, что он убьет сэра Джона, говорили, что в нужный момент сработают инстинкты. Гримстер просто ждал. Он превратился в смертельного зверя.
Прежде чем Крэнстон успел обернуть веревку вокруг его шеи, Гримстер резко ударил головой назад и почувствовал, как затылок врезался в лицо Крэнстона. Потом Гримстер рванулся вперед – веревка выскользнула из рук Крэнстона – и вскочил на ноги. На мгновение они с Коппельстоуном оказались лицом к лицу – Гримстер ощущал его дыхание и видел прожилки в широко раскрытых глазах. Он вцепился в пиджак Коппельстоуна и толкнул к краю утеса. Коппельстоун споткнулся и начал падать. Гримстер упал сверху, продолжая держаться скованными руками за пиджак, и перекатился, увлекая противника по скату к краю обрыва.
