— Позови хозяина, — сказал я. — Хочу поговорить.
Он молча кивнул головой, но не сдвинулся с места.
А от особняка уже шел к воротам сам Намцевич, приветливо помахивая мне рукой.
— Дорогой гость, — сказал он, широко улыбаясь. — Если бы вы только знали, как я рад! А что это у вас за палка с тряпкой? Никак, в парламентера играете? Так мы же с вами вроде бы и не ссорились?
— Ага, дружки неразлучные, — согласился я. Ворота открылись, и меня впустили внутрь. — Поговорим здесь, Александр Генрихович?
— Зачем же тут? На балконе, там нам и кофейку подадут.
Мы поднялись с ним на второй этаж. В особняке его было как-то безлюдно, я заметил только четырех охранников. Где остальные? Где пленники?
— Вас, очевидно, интересуют ваши друзья? Одного из них вы сейчас увидите, — усмехнулся Намцевич.
Так и произошло. Буквально минут через пять на балкон, где мы сидели за столиком, вышел Сеня Барсуков с подносом, на котором стоял кофейник, чашки, сахар и все прочее. Выглядел он как прибитая собака, виляющая хвостом. Поставив поднос на столик, он выпрямился, смущенно кашлянул.
— Много тебе здесь платят, Сеня? — спросил я. — Или жратвой берешь?
— В отличие от вас, он разумный человек и сделал правильный выбор, — отозвался Намцевич. — Вам бы последовать его примеру, а не тягаться со мной силой. Вы еще не знаете, на что я способен. Идите, Сеня, вы свободны.
— Как там Маша? — спросил Барсуков, не глядя на меня.
— Считает, что ты умер. И я не буду разуверять ее в этом.
— Ну и… катитесь! — Он повернулся и торопливо пошел прочь. А Намцевич, взяв кофейник, налил мне чашку, но я к ней даже не притронулся.
— Давайте о деле, — сказал я. — У вас находятся дочь священника и Марков. Предлагаю вам обменять их.
— Это на что же? На мыльные пузыри?
— На вашего сына Максима. Я спрятал его в надежном месте.
Впервые я увидел, как перекосилось лицо Намцевича. Одним уголком губ он продолжал улыбаться, а другой пополз вниз. С минуту он находился в замешательстве.
— Я должен был это предусмотреть, — произнес он наконец. — Значит, учитель решил подписать себе смертный приговор? Его воля. Где Макс?
— Я же говорю: у меня. Но вам его не достать. Будете меняться?
— Двоих на одного? Не многовато ли будет? Давайте так: девочку на мальчика. Это справедливо.
— Вам ли толковать о справедливости, Александр Генрихович? Не гневите Бога.
— Довольно. А вы, оказывается, умелый игрок. Где состоится обмен? — деловито спросил он.
— Возле моего дома. Но с вами должно быть не больше двух человек. Если же вы захотите напасть на нас, то погибнем и мы, и ваш сын.
— Хорошо, это меня устраивает.
— Через час, — сказал я.
— Чем больше я на вас смотрю, — произнес вдруг Намцевич, — тем больше вспоминаю вашего деда, Арсения Прохоровича. Такой же был уверенный в себе человек. И тоже предложил мне как-то обменяться… Думал, выиграет.
— Я знаю. Вы продали ему Валерию.
Намцевич удивленно вскинул брови.
— Вот как? Какой же вы все-таки проныра, Вадим Евгеньевич. И с Валерией уже успели переболтать. Я так и знал, что это вы пролезли ночью в мой особняк. Как вор.
— Вор — это вы. Вы же украли старинные рецепты деда?
— Нет, мы честно договорились.
— А потом вы его убили.
— Да кто вам вообще сказал, что он мертв? — усмехнулся Намцевич. — А если он уехал в Америку и зарабатывает там сейчас большие деньги, ведь он умница.
— Вряд ли бы вы выпустили его живым, — покачал я головой.
— Вы меня переоцениваете. Мне нужны только рецепты, а не ваш дед. А для этих рецептов нужны живые люди.
— Зачем?
— Много будете знать, Вадим Евгеньевич, быстро состаритесь. Вон и так уже поседели.
— Зачем вам живые люди? — повторил я, начиная кое о чем догадываться. Неужели некоторые рецепты деда были основаны на использовании человеческих органов? Если это так, то тогда понятно, почему Намцевич хочет превратить Полынью в большую лабораторию с живыми донорами. Я вспомнил, что в средние века маги и алхимики также использовали людей для своих опытов, для приготовления колдовских мазей и лекарств. Им требовалась еще теплая кровь, дымящееся сердце, печень, семенники, почки. И все это ради того, чтобы продлить свою жизнь, вернуть молодость, обрести силу, заглянуть в бессмертие…
— По глазам вижу, что вы уже догадались, — улыбнулся Намцевич. — А смышленость — большой порок. Прямой путь к могиле.
— Не надоело пугать? Я вас не боюсь.
— А зря. Вы знаете, ваш покровитель отступился от вас. Теперь вы обречены. У меня развязаны руки.
— Прощайте. Мне пора, — произнес я и поднялся. — Встретимся через час.
— А не хотите ли поговорить напоследок с Валерией? — коварно спросил Намцевич. — Я же чувствую, что она вам нравится. И в этом вы тоже не отстаете от деда. Просто гены какие-то…
— Не откажусь, — согласился я, хотя сначала хотел произнести совсем иное.
— Пойдемте.
Он повел меня по коридору, потом открыл дверь в одну из комнат. Там друг напротив друга сидели Монк и Валерия. Проповедник что-то монотонно бубнил, не спуская с девушки пронзительного взгляда, а та пребывала в каком-то сомнамбулическом состоянии, даже не обратив на нас никакого внимания. Складывалось такое впечатление, что своим голосом Монк поразил ее сознание.
— Валерия! — тревожно позвал я.
Она посмотрела на меня, но… узнала ли? В этом я не был уверен.
— Не мешайте им, — насмешливо произнес Намцевич. — Монк свое дело хорошо знает. Через пару дней Валерия пойдет за ним куда угодно. А что, Вадим Евгеньевич, не выдать ли мне ее за него замуж? Хорошая бы получилась парочка.
Я рванулся к Монку и, потеряв над собой контроль, ухватил его за бороду, накручивая ее на кулак. Но в то же мгновение выскочивший из-за спины Намцевича охранник вывернул мою вторую руку.
— Ай-яй-яй! — невозмутимо произнес Намцевич. — Вы же парламентер. Ведите себя прилично.
Меня вывели из комнаты, но, обернувшись, я успел увидеть вспыхнувшие живым разумом глаза Валерии: она словно молила меня о чем-то… Потом я оказался за воротами особняка.
Прежде чем возвратиться домой, я пошел в кузницу — форпост Ермольника и его людей. Там я сообщил о своем визите к Намцевичу и сказал, что операцию можно начинать через час. Более ждать нельзя. Дальнейшее промедление уже невозможно. Или — или. Противостояние заканчивалось. И кузнец, выслушав мои доводы, согласился. Они начали подготовку к нападению на особняк, а я вернулся к себе и стал ждать ответного визита Намцевича.
Джип подъехал в назначенное время. Маша и Милена с мальчиком находились на кухне, готовые в любой момент скрыться через люк в подвал, Клемент Морисович с автоматом прикрывал меня из окна соседней комнаты. Я открыл дверь и вышел на крыльцо. В машине, кроме шофера, сидели сам Намцевич, двое охранников, Аленушка и Марков — боком ко мне. Я сунул пистолет за пояс и пошел к ним. А Намцевич вышел из джипа и встал возле калитки.
— Где Максим? — крикнул он.
— Сейчас выйдет. — Я махнул рукой: — Отпускайте Алену и Егора.
Мне почему-то показалось, что Намцевич задумал какой-то подвох. Марков сидел неподвижно, и это начинало меня беспокоить. Неужели он не может повернуться ко мне? Что с ним? Аленушка уже спрыгнула на землю, а из дверей дома вышел мальчик, и они пошли навстречу друг другу. Два ребенка, которых взрослые втянули в свои игры, встретились возле меня и переглянулись.
— Егор! — крикнул я. — Слезай.
Но он не шевелился.
— Сейчас дойдет очередь и до него, — усмехнулся Намцевич. — Не все сразу.
По его сигналу охранники приподняли Маркова за плечи и буквально вынесли из машины, положив на землю. Намцевич с мальчиком уже садились в джип. Я стоял в полной растерянности. Мотор взревел, и джип, сразу набрав скорость, понесся по улице. Открыв калитку, я подошел к Маркову, перевернул его на спину. Мне сразу все стало ясно. Они убили его совсем недавно, выстрелом в висок… Может быть, это произошло всего полчаса назад. Опустившись рядом с ним на колени, я взвыл, и мой отчаянный вопль разнесся над всей Полыньей.
А джип возвращался, но я не слышал этого. Высадив на перекрестке Максима, они мчались к дому, и двое охранников палили в мою сторону из автоматов.
— Назад! — закричала Милена, махая мне рукой с крыльца. — В дом! Быстрей!..
Оторвав взгляд от мертвого лица Маркова, я наконец-то начал соображать, что вокруг происходит. Перекувырнувшись через плечо, я влетел в калитку и побежал к дому. Пули щелкали прямо над головой. Ворвавшись в дом, я запер дверь на засов и занял позицию у окна шестой комнаты, откуда хорошо просматривался весь двор.
— Уходите в укрытие! — крикнул я Милене. — Спрячьтесь там вместе с Аленушкой.
