Очень кратко в статье сообщалось о таинственном исчезновении мистера Джона Инглеса, возвращавшегося из Шанхая морским путем. Его исчезновение было обнаружено, только когда пароход отошел от Марселя. Высказывалось предположение, что он упал за борт. Статья завершалась выражением искреннего сожаления о случившемся и упоминалось, что Джон Инглес был блестящим знатоком Востока, особенно Китая, где он проработал много лет.
Эта новость подействовала на меня угнетающе. Я был уверен, что и тут не обошлось без Большой Четверки. Опять Большая Четверка…
Какое-то время я пребывал в полной прострации, раздумывая, что же мне следует предпринять, и вдруг увидел, что я не один. За моим столиком сидел худощавый темноволосый пожилой мужчина с болезненным цветом лица и маленькой острой бородкой. Он так тихо подошел, что я даже не заметил, как он уселся за мой стол.
Но повел он себя довольно странно. Неожиданно схватив солонку, он насыпал по краям моей тарелки четыре кучки.
— Прошу прощения, но говорят, что, предлагая соль за столом, вы тем самым выражаете человеку свои соболезнования. Сейчас как раз такой случай. Я надеюсь, что уж вы-то будете благоразумны.
Затем, не говоря ни слова, он взял солонку и насыпал такие же четыре кучки по краям своей тарелки. То, что их именно четыре, не могло не навести на соответствующие размышления. Я внимательно посмотрел на него. Нет, на молодого Темплтона он не был похож, и на лакея Джеймса тоже, словом, ни на одного из тех персонажей, с которыми мне пришлось встретиться раньше. Однако я был уверен, что передо мной — Номер Четыре, собственной персоной. Голос его немного напоминал голос незнакомца, некогда навестившего нас в парижской гостинице.
Я растерянно огляделся, не зная, что предпринять. Как бы прочитав мои мысли, он улыбнулся и покачал головой.
— Не советую вам торопиться. Вспомните ваше фиаско в Париже. Имейте в виду — я принял необходимые меры предосторожности. И позвольте заметить, капитан Гастингс, ваши методы несколько примитивны.
— Вы негодяй, — выдавил я, задыхаясь от гнева. — Форменный негодяй.
— Ну зачем же так — вы слишком возбуждены. Ваш покойный друг сказал бы вам, что умение сохранять спокойствие — залог успеха.
— Как вы смеете говорить о нем, — прошептал я, — о человеке, с которым вы так чудовищно расправились. А теперь вы явились сюда ко мне…
— Я явился сюда с абсолютно мирной целью, — перебил он меня. — Чтобы посоветовать вам немедленно вернуться в Южную Америку. Если вы уедете, то, даю вам честное слово. Большая Четверка вас больше не побеспокоит.
— А если, — я презрительно усмехнулся, — я откажусь следовать вашему приказу?
— Это не приказ. Это, если хотите, предупреждение. — В его голосе прозвучала угроза. — Первое предупреждение, — холодно добавил он. — И мой вам совет: не игнорируйте его.
Неожиданно он встал и быстро направился к двери. Я вскочил и устремился за ним. И тут, как назло, из-за соседнего столика поднялся какой-то толстяк и загородил мне дорогу. Когда я обошел его, мой противник уже подходил к двери, а на меня вдруг неожиданно налетел официант, который нес груду грязной посуды. Когда я наконец добрался до двери, этого типа и след простыл.
Официант стал извиняться передо мной, а толстяк снова уселся за свой столик и как ни в чем не бывало принялся за очередное блюдо. Вроде бы ничего не указывало, что все это было заранее спланировано. Но втайне я был уверен, что здесь не обошлось без Большой Четверки.
Само собой разумеется, я проигнорировал предупреждение и продолжил поиски. Я получил только два ответа на мое объявление, но они не принесли мне никакой дополнительной информации. Ответы были от двух актеров, которые в разное время играли на сцене вместе с Клодом Даррелом, но ни тот, ни другой не были его друзьями, а главное — они не имели ни малейшего представления о том, где их бывший коллега находится сейчас.
Десять дней все было тихо и спокойно, но на одиннадцатый, когда я выходил из Гайд-парка, весь погруженный в свои мысли, меня окликнул низкий женский голос:
— Капитан Гастингс, не так ли?
Меня сразу насторожил странный акцент. У тротуара притормозил большой лимузин, из которого выглянула какая-то дама, одетая во все черное. Это была графиня Росакова, которая каким-то образом несомненно была связана с Большой Четверкой. По какой-то особой причине Пуаро всегда был к ней неравнодушен. Его привлекала ее яркая индивидуальность. Пуаро как-то признался, что он считает ее особенной женщиной, «одной из тысяч», отличной от других. Тот факт, что графиня была на стороне врагов, ни в малейшей мере не убавлял его восхищения ею.
— Остановитесь, капитан! У меня есть кое-что важное для вас. И не пытайтесь задержать меня, потому что это бессмысленно и глупо. Вы никогда не отличались особым умом. Да, да, да. Не возмущайтесь, это так. Вы и теперь продолжаете вести себя как глупец, игнорируя наше предложение. Я приехала, чтобы передать вам второе предупреждение. Покиньте Англию — и немедленно. Вы все равно ничего не сможете сделать.
— В таком случае, — холодно заметил я, — почему вы все так упорно добиваетесь, чтобы я уехал?
Графиня пожала плечами. Обворожительный жест, и плечи — тоже обворожительные…
— Что касается меня, то я бы не обращала на вас никакого внимания — делайте что хотите. Но мои шефы опасаются, что вы можете подсказать нужную информацию — тем, кто умнее вас. Отсюда следует: вам необходимо убраться.
Хотя графиня наговорила мне множество обидных вещей, я не выдал своего негодования, так как считал, что она делала это преднамеренно, чтобы вывести меня из себя.
— Нам, конечно, было бы гораздо легче убрать вас, — спокойно продолжала она, — но я иногда очень сентиментальна и уговорила их не трогать вас. Ведь у вас где-то есть симпатичная жена. Да и вашему приятелю, будь он жив, было бы очень грустно, если бы вас убили. Он мне всегда нравился, ваш приятель. Он был очень умный, очень. Если бы борьба была равная, один на один, а не как сейчас, один против четверых, то он, я думаю, одержал бы победу. Признаюсь вам честно, он был моим кумиром. Я послала на его могилу громадный венок из живых роз в знак уважения. Красные розы — самые мои любимые цветы — они отражают мой темперамент.
Я слушал ее молча, со все возрастающим гневом и обидой.
— Вы напоминаете мне мула, — подвела итог нашей беседы графиня, — который все еще брыкается, хотя его уже обуздали. Ладно. Я вас предупредила. Помните — третье предупреждение последует от руки самого Экзекутора…
Она жестом велела шоферу трогать. Скорее машинально я запомнил номер лимузина, совершенно не надеясь, что мне это поможет. Большая Четверка очень предусмотрительна.
Из разговора с графиней я уяснил одно: моя жизнь в опасности. Прекращать борьбу против Большой Четверки я не собирался, но понял, что действовать надо с предельной осторожностью.
Дома я стал обдумывать все случившееся, пытаясь выбрать наилучший план действий. Зазвонил телефон, я поднял трубку.
— Да. Капитан Гастингс. Кто говорит?
— Говорят из больницы Святого Джилса, — ответил мне резкий голос. — К нам доставили китайца. Тяжело ранен ножом в спину. Долго не протянет. Мы позвонили вам, потому что в его кармане нашли записку, где были указаны ваше имя и адрес.
В первый момент я растерялся, но потом сказал, что приеду немедленно. Я знал, что больница находится в районе доков, и подумал, что, возможно, этот человек только что вернулся из Китая.
Уже на пути в больницу меня вдруг осенило: а что, если это западня? Этот китаец может быть и подчиненным Ли Чан-йена. Мне вспомнились мои приключения в подземелье. Неужели это снова ловушка?
Поразмыслив немного, я решил, что само посещение больницы мне ничем не грозит. Умирающий китаец, конечно, мог служить приманкой. Видимо, он должен был мне что-то сообщить. Я должен «клюнуть» на его информацию и отправиться прямиком в лапы банды. Ну что ж, надо быть начеку и действовать соответственно обстоятельствам.
Меня сразу же провели к нему. Он лежал совершенно неподвижно, глаза были закрыты, и только заметные колебания грудной клетки показывали, что человек жив. Доктор послушал пульс.
— Пульс почти не прощупывается, — сказал доктор. — Вы его знаете?
Я покачал головой.
— Никогда не видел.
— Тогда почему у него в кармане оказался ваш адрес? Вы ведь капитан Гастингс, не так ли?
— Да, это так, но я и сам ничего не понимаю.
— Странно… По документам, найденным при нем, он — слуга чиновника в отставке Джона Инглеса. Ага, так вы знаете его? — воскликнул доктор, увидев, как я вздрогнул, услыхав имя Инглеса.
Слуга Инглеса! Тогда, конечно, я его видел раньше. Но, сами понимаете, европейцу очень сложно отличить одного китайца от другого. Вероятно, Инглес брал его с собой в Китай, но, в отличие от погибшего хозяина, он все-таки добрался до Англии. Возможно, у него имеется какое-то важное известие. Надо во что бы то ни стало узнать, что он хотел сообщить.