— Конечно! — Торп поспешил добавить: — Как и все мы. Но если я кажусь виновным, то такова человеческая натура.
— В том-то и беда или одна из бед, — улыбнулся Эллери. — Я не раз видел, как ни в чем не повинные люди при очной ставке выглядели виновными. Но я здесь не для этого, так что перестаньте беспокоиться. Музей для меня все равно что цирк для мальчишек. У вас есть время показать мне его?
— О да! — Торп просиял.
— Меня интересует то же, что и вас. Западная Африка, не так ли?
Сияние стало ярче.
— Пойдемте со мной, друг мой! — воскликнул Вулкотт Торп. — Нет, не сюда…
В течение следующего часа Эллери пользовался необъятной эрудицией Вулкотта. Его интерес отнюдь не был притворным. Эллери всегда тянуло к древностям и к антропологии (разве она не являлась своего рода расследованием?), поэтому он был искренне очарован артефактами из Западного Судана и района Кайеса на Сенегале — идолами, фетишами, масками, амулетами, головными уборами, состоящими из помпонов, которыми пользовались племена мандинго, отгоняя силы зла.
Осыпаемый информацией Эллери наконец прервал куратора, попросив у него лист бумаги для заметок. Торп принес ему музейный бланк, и Эллери, готовясь записывать, с усилием оторвался от мрачных африканских трайбализмов.[16]
Надпись, шедшая по верхней кромке музейного бланка, занимала две строчки. На нижней было полное название учреждения: Музей университета Мерримака, а на верхней — аббревиатура «MUM».
Торп извинился и отошел на минуту. Сложив бланк вдвое, Эллери достал из кармана анонимное письмо, которое утром взял с подноса. Он собирался положить музейный бланк в конверт, когда его внимание привлекла надпись каракулями.
«Для Эллери».
Нет, неправильно!
Последняя буква обладала длинным хвостиком, который явился причиной ошибки при чтении. При внимательном обследовании «ри» оказалось хвостатой «н».
«Для Эллен».
Это Эллен знала нечто опасное для убийцы. Это ей угрожали.
Вернувшись, Вулкотт Торп с удивлением увидел, как его посетитель стукнул себя кулаком по лбу, сунул конверт в карман и, не попрощавшись, метнулся к выходу.
* * *
Сидя за рулем многоместного автомобиля, Эллери мчался назад в Райтсвилл, проклиная каждое препятствие, вынуждавшее его снижать скорость. Оставив машину на подъездной аллее, он пронесся мимо встревоженной Маргарет Кэсуэлл и вверх по лестнице самыми длинными прыжками, какие только могли совершать его длинные ноги, после чего ворвался в комнату Эллен.
Женщина сидела у окна в шезлонге в ниспадающем свободными складками одеянии, словно предназначенном для позирования Гейнсборо,[17] потягивая горячий шоколад из полупрозрачной фарфоровой чашки.
— Очевидно, мистер Квин, — осведомилась Эллен тоном знатной леди, пребывающей не в лучшем расположении духа, — я должна быть польщена вашим бесцеремонным вторжением?
— Прошу прощения, — пропыхтел Эллери. — Я боялся, что вы мертвы.
Веджвудские[18] глаза стали пронзительно-голубыми. Эллен поставила на столик антикварную чашку.
— Вы сказали — мертва?
Он протянул ей анонимное письмо:
— Прочтите.
— Что это?
— Письмо для вас. Я нашел его утром на подносе и вскрыл по ошибке, думая, что оно адресовано мне. В итоге я очень этому рад. Возможно, вы тоже будете благодарны.
Эллен взяла письмо и быстро прочла его. Бумага выскользнула у нее из руки, задела край шезлонга и упала на пол.
— Что это значит? — прошептала она. — Не понимаю.
— Думаю, что понимаете. — Эллери склонился над ней. — Вы знаете нечто опасное для убийцы вашего отца, и убийце это известно. Расскажите мне об этом ради вашей же безопасности, Эллен! Подумайте — что может объяснить такую угрозу?
Страх в ее взгляде внезапно сменился хитростью. Она опустила веки, полуприкрыв глаза.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Скрывать это просто глупо. Рядом с нами убийца, готовый на все. Говорите, Эллен.
— Мне не о чем говорить. Я ничего не знаю. — Она отвернулась. — Не будете ли вы любезны удалиться? Я не вполне одета для приема.
Эллери спрятал записку и вышел, проклиная всех упрямых идиотов. В добавление к прочим обязанностям ему теперь предстоит неблагодарная работа быть сторожевым псом при Эллен.
Что же она скрывает?
* * *
Джон, глядя на бледное солнце над верхушками сосен, декламировал начальные строки «Снегопада».
— Уиттиер,[19] — объяснил он. — Я все еще испытываю к старику детскую привязанность.
Джоанн звонко рассмеялась:
— Ты читаешь как профессионал. Браво!
— Не совсем. Профессионалы имеют постоянную работу.
— Ты тоже мог бы ее иметь, если бы постарался.
— Думаешь?
— Уверена.
— Я тоже уверен, но только когда я с тобой.
— Очень рада.
— Достаточно, чтобы припасть к моей груди?
— Я не совсем понимаю, как это следует воспринимать, — осторожно сказала Джоанн.
— Воспринимай как ступень к предложению руки и сердца. Не хочу связывать тебя обещанием, пока не буду твердо стоять на ногах. Полагаю, Джо, я пытаюсь сказать, что нуждаюсь в тебе.
Джо улыбнулась, но про себя. Она вложила маленькую ручку в ладонь Криса, и они зашагали к соснам и бледному солнцу.
* * *
После обеда из университета приехал Вулкотт Торп, а из полицейского управления шеф Ньюби — оба по приглашению Эллери.
— В чем дело? — спросил Ньюби, отведя Эллери в сторону. — Что-нибудь обнаружили?
— А вы? — осведомился Эллери.
— Ничего. Я ведь не волшебник из страны Оз, каким считаетесь вы. Пока никаких чудес?
— Боюсь, что нет.
— Тогда что готовится на этот вечер?
— Грязь. Я собираюсь плеснуть ею в них и посмотреть, кто побежит за шваброй — если кто-нибудь побежит.
Они присоединились к остальным в гостиной.
— Я взял на себя смелость пригласить шефа Ньюби, — начал Эллери, — так как нам нужно пересмотреть ситуацию. Особенно в связи с предсмертным сообщением. Когда шеф Ньюби и я впервые обнаружили записку с буквами «MUM» на месте преступления, мы, естественно, предположили, что Годфри Мамфорд оставил ее в качестве ключа к личности убийцы. Дальнейшие размышления сделали эту теорию несостоятельной — во всяком случае, для меня. Ключ имел столько возможных интерпретаций, что я решил, будто он означает комбинацию шифра сейфа. Теория сработала отлично, но ни к чему не привела. Я открыл сейф, который оказался пустым.
Эллери сделал паузу, но не увидел на лицах слушающих ничего, кроме внимания и озадаченности.
— Теперь, подумав еще раз, я вновь изменил мнение, — продолжал он. — Если бы Годфри хотел оставить цифровую комбинацию сейфа, он бы написал «13-21-13». Это почти так же легко, как написать «MUM», но исключает возможность неправильного толкования. Поэтому я вернулся к первоначальной теории, которую Ньюби никогда не отвергал, а именно: что сообщение указывает на личность убийцы. Если так, то на кого?
Эллери снова умолк — слушатели застыли, ожидая откровений с различной степенью нервозности.
— Шеф, — Эллери покосился на миссис Кэсуэлл, которая одна казалась невозмутимой, — не питает на этот счет никаких сомнений. Со строго логической точки зрения это, безусловно, возможно.
— Это, безусловно, чепуха, — заявила мам и втянула голову в плечи, как черепаха.
— Если это чепуха, миссис Кэсуэлл, — улыбнулся Эллери, — то другой вариант — чистая фантастика. Но кто знает? Я не собираюсь поворачиваться спиной к теории только потому, что она звучит как фрагмент из Льюиса Кэрролла. Потерпите еще немного.
С самого начала это дело представляло собой весьма примечательную серию того, что я, за неимением более элегантного термина, буду именовать «дублями». Например, было минимум четыре «дубля», связанных с убитым. Годфри вывел знаменитый сорт хризантемы с двумя цветками на одном стебле; вечеринка, которую он устроил, была посвящена двум событиям — Новому году и его семидесятилетию; стенной сейф обошелся ему вдвое больше настоящей стоимости; наконец, его дети, Эллен и Кристофер, близнецы — еще один «дубль».
Далее, не будем упускать самый многозначительный «дубль» в деле — двойную тайну того, кто убил Годфри и что произошло с императорским кулоном.
Но этим число «дублей» далеко не исчерпывается. Если интерпретировать предсмертное сообщение как указатель на убийцу, то каждый из вас имеет минимум две связи с MUM.
Например, Эллен. — Женщина вздрогнула. — Во-первых, ее девичья фамилия Мамфорд — первый слог «Мам». Во-вторых, она замужем за египтологом, а египтологи занимаются пирамидами, Сфинксом и мумиями.[20]
