Веер в ее руке замер. В темных глазах таилось что-то загадочное. Она сидела, гордо откинув голову, как бы осознавая силу своих женских чар.
— Ты дьявольское отродье… — произнес Симеон.
— Но я же нравлюсь вам, дедушка? — мило возразила она. — Вы любите, когда я сижу здесь, возле вас.
— Да, люблю, — согласился Симеон. — Уже давно я не видел такое юное и красивое существо… Это идет мне на пользу, греет мои старые кости… И ты моя плоть и кровь… Молодец Дженнифер, она оказалась самой достойной из всех моих детей!
Пилар молча улыбалась.
— Меня не обманешь, запомни, — продолжал Симеон. — Я знаю, почему ты так терпеливо высиживаешь здесь, слушая мои россказни. Это все из-за денег. Или ты хочешь сказать, что любишь своего старого дедушку?
— Нет, я не люблю вас, — ответила Пилар. — Но вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Это чистая правда, поверьте. Я знаю, что вы были злым человеком, но это мне тоже правится. Вы более живой, настоящий, в отличие от всех остальных в этом доме. И рассказываете интересно. Вы много путешествовали и жизнь прожили полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже была такой.
— Да, наверное… — кивнул Симеон. — Говорят, в нас есть и цыганская кровь. Правда, ни в ком из моих детей, кроме Гарри, она не чувствуется, но в тебе она видна. И знай, когда нужно, я умею быть и терпеливым. Один раз я прождал целых пятнадцать лет, чтобы расправиться с человеком, который нанес мне обиду. Это еще одна фамильная черта Ли. Мы не забываем! Мы мстим за нанесенное нам оскорбление и через много лет. Этот человек обманул меня. Я прождал целых пятнадцать лет и только тогда нанес удар. Я разорил его! Обчистил до последнего пенни! — Старый Ли тихо рассмеялся.
— Это было в Южной Африке? — спросила Пилар.
— Да. Потрясающая страна!
— Вы туда возвращались, да?
— В последний раз я был там через пять лет после женитьбы.
— А перед этим? Вы много лет прожили там?
— Да.
— Расскажите.
Он принялся рассказывать. Пилар, прикрыв лицо веером, молча слушала.
Устав, он заговорил медленнее…
— Подожди, я тебе кое-что покажу, — сказал он.
С трудом поднявшись и опираясь на палку, он, хромая, прошел по комнате, открыл большой сейф и, обернувшись, подозвал ее к себе:
— Вот, смотри. Потрогай их и высыпь себе в ладонь.
Взглянув на ее недоумевающее лицо, он за- . смеялся:
— Знаешь ли ты, что это такое? Алмазы, дитя мое, — настоящие алмазы.
Глаза Пилар расширились. Она нагнулась, чтобы рассмотреть получше.
— Но ведь они похожи на простые камешки, — сказала она.
Симеон засмеялся:
— Это неограненные алмазы. Вот такими их находят.
— И из них после обработки получаются настоящие бриллианты? — недоверчиво спросила Пилар.
— Именно.
— И тогда они искрятся и сверкают?
— Да.
— Не могу поверить, — по-детски заявила Пилар.
Он был доволен.
— Но это чистая правда.
— А они дорогие?
— Довольно дорогие. Трудно сказать до огранки. Во всяком случае, вот эта горсть стоит несколько тысяч фунтов.
— Несколько… тысяч… фунтов? — с остановкой после каждого слова переспросила Пилар.
— Девять или десять тысяч. Тут довольно крупные камни, как видишь.
— А почему вы их не продаете? — спросила Пилар, все еще распахнув глаза.
— Потому что мне нравится иметь их при себе.
— Но за такие деньги…
— Мне не нужны деньги.
— А, понятно. — На Пилар это произвело впечатление. — Тогда почему бы вам не отдать их в обработку, чтобы они стали красивыми? — спросила она.
— Потому что мне они больше нравятся такими. — Его лицо помрачнело. Он отвернулся и начал говорить самому себе: «Ощущение, которое я испытываю, прикасаясь к ним, возвращает меня туда, в те давнишние годы. Я вспоминаю настоящее солнце, запах вельда, стада волов, старика Эба, ребят, вечера…»
В дверь осторожно постучали.
— Положи их обратно в сейф и захлопни дверцу, — сказал Симеон.
Потом крикнул:
— Войдите.
Мягкими шагами вошел Хорбери.
— Чай подан внизу, — почтительно доложил он.
— Вот ты где, Дэвид. А я тебя повсюду ищу. Не сиди в этой комнате. Здесь ужасно холодно.
С минуту Дэвид молчал. Он смотрел на низкое кресло с выцветшей шелковой обивкой.
— Это ее кресло, — проглотив комок в горле, сказал он. — Кресло, в котором она всегда сидела… То, самое. Оно все такое же, только обивка выцвела.
Небольшая морщинка прорезала широкий лоб Хильды.
— Я понимаю, — отозвалась она. — Только давай выйдем отсюда, Дэвид. Здесь ужасно холодно.
Дэвид не обратил внимания на ее слова.
— Она больше всего любила сидеть в нем, — оглядываясь, продолжал он. — Я помню ее в этом кресле, когда она читала мне про Джека-потрошителя. Да, именно про него. Мне тогда было лет шесть.
Хильда твердо взяла его под руку:
— Пойдем обратно в гостиную, милый. Эта комната не отапливается.
Он покорно повернулся, но она почувствовала, что он дрожит.
— Все то же самое, — пробормотал он. — То же самое. Время словно остановилось.
Хильда забеспокоилась.
— Интересно, где все остальные? — нарочито бодрым голосом спросила она. — Уже пора подавать чай.
Дэвид освободил руку и открыл дверь в соседнюю комнату.
— Тут раньше стоял рояль… Смотри-ка, он до сих пор здесь. Интересно, настроен ли он?
Он сел, открыл инструмент и легко пробежал по клавишам.
— Да, по-видимому, за ним следят.
И начал играть.
Он играл хорошо, мелодия так и лилась из-под его пальцев.
— Что это? — спросила Хильда. — Что-то знакомое, но не могу вспомнить.
— Одна из «Песен без слов» Мендельсона, — сказал он. — Мама любила эту музыку.
Сладкие звуки наполнили комнату.
— Сыграй, пожалуйста, Моцарта, — сказала Хильда.
Дэвид отрицательно покачал головой. И начал другую пьесу Мендельсона.
Внезапно он снял руки с клавиш, резко оборвав игру, и встал. Он весь дрожал. Хильда бросилась к нему.
— Дэвид! Дэвид!
— Ничего… Ничего… — пробормотал он.
Раздался звонок. Тресилиан встал со своего места В буфетной и медленно направился к дверям.
Еще один звонок. Тресилиан нахмурился. Сквозь матовое стекло виднелся силуэт мужчины в шляпе с Опущенными полями.
Тресилиан провел рукой по лбу. Он почувствовал какую-то тревогу. Ему показалось, что все повторяется вновь.
Да, он уже это видел когда-то…
Он отодвинул задвижку и распахнул дверь.
Наваждение рассеялось, когда стоящий перед ним мужчина спросил:
— Здесь живет мистер Симеон Ли?
— Да, сэр.
— Мне хотелось бы повидаться с ним.
Какое-то воспоминание ожило в Тресилиане. Человек говорил с такой же интонацией, которая помнилась ему с первых дней появления мистера Ли в Англии.
— Мистер Ли болен, сэр, — с сомнением покачал он головой. — Он почти никого не принимает. Если вы…
Незнакомец остановил его. Вынув конверт, он отдал его дворецкому.
— Передайте это, пожалуйста, мистеру Ли.
— Хорошо, сэр.
Симеон Ли взял конверт и вынул из него листок бумаги. Брови его взлетели вверх, он явно был удивлен, но тут же улыбнулся.
— Подумать только! — восхитился он. И, обратившись к дворецкому, распорядился: — Приведи мистера Фарра сюда, Тресилиан.
— Да, сэр.
— Стоило мне вспомнить старого Эба Фарра, который был моим партнером еще там, в Кимберли, как его сын тут как тут.
Тресилиан появился снова.
— Мистер Фарр, — объявил он.
Несколько нервничая, в комнату вошел Стивен Фарр. Свое волнение он старался скрыть за степенностью. Он заговорил, и на секунду его южноафриканский акцент стал еще более заметен…
— Мистер Ли?
— Рад видеть тебя. Значит, ты сын старины Эба?
— Я впервые в этой стране, — застенчиво улыбнулся Стивен Фарр. — Отец всегда говорил мне, чтобы я навестил вас, если окажусь в здешних краях.
— И правильно. — Симеон оглянулся. — Моя внучка — Пилар Эстравадос.
— Здравствуйте, — сдержанно произнесла Пилар.
«До чего же сдержанная, чертовка! — восхитился Стивен Фарр. — Увидев меня, удивилась, но ничем этого не проявила».
— Рад познакомиться с вами, мисс Эстравадос, — невозмутимо сказал он.
— Спасибо, — поблагодарила его Пилар.
— Садись и расскажи про себя, — сказал Симеон Ли. — Ты надолго в Англию?
— Не буду спешить, раз уж оказался здесь. — И Стивен засмеялся, откинув голову.
— Правильно, — одобрил Симеон. — Ты должен у нас погостить.
— О нет, сэр. У меня нет никакого права так нежданно-негаданно врываться в чужой дом. Да еще за два дня до Рождества.
