Юная леди проявила почти пуританское благонравие, строго держась людных помещений этого прекрасного отеля, и едва не свела Уимзи с ума своими безупречными манерами за столом. В конце концов ему, однако, удалось передислоцировать ее в угол холла за пальму, где за ними никто не мог подглядеть и где оркестр не мешал им друг друга слышать. Оркестр, непрестанно играющий танцевальную чепуху с четырех дня до десяти вечера, был одной из самых несносных особенностей «Бельвю». Мисс Гарленд удостоила его сдержанного одобрения, однако упомянула, что до оркестра, в котором солирует мистер да Сото, ему далеко.
Уимзи мягко подвел разговор к тому огорчительному факту, что в связи со смертью Алексиса мисс Гарленд пришлось стать объектом всеобщего внимания. Мисс Гарленд согласилась, что это было весьма досадно. Мистер да Сото был очень расстроен. Джентльмены не любят, когда девушку, за которой они ухаживают, подвергают таким неприятным расспросам.
Лорд Питер Уимзи похвалил мисс Гарленд за проявленную выдержку.
Конечно, сказала Лейла, мистер Алексис был милый мальчик и безупречный джентльмен. И так предан ей. Но его едва ли можно назвать мужественным. Девушки предпочитают мужественных мужчин, которые что-то совершают, тут уж ничего не поделать. Девушки так устроены! Мужчина, даже если он из очень хорошей семьи и не обязан работать, все же может чем-то заниматься, ведь правда? (Томный взгляд на лорда Питера.) Вот какие мужчины нравятся мисс Гарленд. Гораздо лучше, считает она, быть высокородным и что-то делать, чем быть высокородным и только говорить о благородстве.
— Разве Алексис был высокородным? — спросил Уимзи.
— Он говорил, что да, но откуда девушке знать? Ну то есть говорить-то легко, правда? Поль — то есть мистер Алексис — рассказывал о себе какие-то небылицы, но я-то думаю, что он их сочинил. Он верил романам и сказкам, прямо как ребенок. Но я ему сказала: «Какая от этого польза? Ты не зарабатываешь и половины того, что некоторые мои знакомые, и какой тогда прок, будь ты даже сам русский царь?» Так и сказала.
— А он говорил, что он русский царь?
— Нет-нет. Он только сказал, что если бы его прапрабабка или кто-то там вышла за кого-то там замуж, он мог бы быть кем-то очень знатным. Но я ему сказала: «Если бы да кабы, да и все равно всю царскую семью прикончили. Так какой тебе с этого толк?» Он меня замучил рассказами о прабабке, но в конце концов замолчал и больше про нее ни слова. Наверно, до него дошло, что девушке не шибко интересны чьи-то прабабки.
— А кем была его прабабка, по его словам?
— Чего не знаю, того не знаю. Он без конца про нее твердил. Как-то раз нарисовал для меня свою родословную, но я ему сказала: «У меня от тебя голова болит, а кроме того, по всему выходит, что твоя родня была не сильно порядочная, так что не понимаю, чем ты хвастаешься. Как по мне, все это не очень-то прилично, и если уж княжны, у которых денег куры не клюют, такое себе позволяют, то как можно обвинять девушек, которым приходится самим зарабатывать на жизнь?» Так ему и сказала.
— Совершенная правда, — поддакнул Уимзи. — Он, судя по всему, был немного помешан на своей родословной.
— Да чокнулся он! — Мисс Гарленд позволила покрову благовоспитанности на секунду соскользнуть. — Ну то есть, я думаю, это было глупо с его стороны, правда?
— Похоже, что мистер Алексис уделял предмету больше внимания, чем он того заслуживает. Записал, говорите?
— Да. А потом как-то раз опять пришел мне надоедать. Спрашивал, сохранилась ли та бумажка, на которой он писал. «Понятия не имею, — говорю. — Очень мне все это нужно. Думаешь, я храню все твои автографы? Как героини в книжках? А вот и нет. Я храню ценные вещи, а не всякие мусорные бумажки».
Уимзи вспомнил, что под конец их отношений Лейла обижалась на недостаточную щедрость Алексиса.
— «Если хочешь, чтобы твои вещи хранили, — говорю, — отдавай их той старухе, которая от тебя без ума. Если ты на ней женишься, то и вещи ей отдавай, чтоб хранила». А он сказал, что как раз не хочет, чтоб ту бумажку хранили, а я сказала — ну и чего ты тогда волнуешься? А он сказал, если я ее не сохранила, то и хорошо, а я сказала — понятия не имею, может, она где-то тут, а он — тогда ее надо сжечь, и чтобы я никому не рассказывала о том, что он говорил, ну то есть о его прабабке, а я — если думаешь, что мне не о чем говорить с друзьями, кроме как о тебе и твоей прабабке, то ты ошибаешься. Скажите пожалуйста! Ну, конечно, после такого мы уже не могли дружить, как раньше.
Я, по крайней мере, не могла, хотя, должна сказать, он меня всегда очень любил. Но я больше не могла терпеть его поведение. Прямо скажу — глупое поведение.
— А вы все-таки сожгли ту бумажку?
— Понятия не имею. Вы хуже Поля — все талдычите про бумажку. Зачем она вам вообще?
— Ну, я интересуюсь бумажками. Но если вы ее сожгли, то уж сожгли. Жаль. Отыщи вы ее, она стоила бы…
Лучи прекрасных глаз Лейлы, блуждавшие словно фары одинокой машины в темной ночи, остановились на лорде Питере.
— Да? — выдохнула она.
— Стоила бы того, чтобы на нее взглянуть, — сухо закончил Уимзи. — Вы бы покопались в своем барахле.
Лейла пожала плечами. Предложение сулило хлопоты.
— Не пойму, для чего вам нужен этот старый листок.
— И я не пойму, пока не увижу его. Но мы ведь можем попробовать его найти, нет?
Он улыбнулся. Лейла тоже улыбнулась. Она наконец-то поняла, в чем дело.
— Что? Вы и я? Но я же не могу привести вас прямо к себе? Я хочу сказать…
— О, насчет этого не волнуйтесь, — быстро ответил Уимзи. — Меня вам нечего бояться. Понимаете, я пытаюсь что-то делать и прошу вашей помощи.
— Конечно, все, что могу, — если только вы не попросите того, что могло бы не понравиться мистеру да Сото. Он ужасно меня ревнует!
— На его месте я бы тоже ревновал. Может быть, он захочет прийти и помочь искать документ?
Лейла с улыбкой сказала, что не видит в этом необходимости, и разговор закончился там, где он был обречен закончиться в любом случае, — в захламленной и неубранной квартире Лейлы.
Мешки, коробки, выдвижные ящики, переполненные разнообразным хламом интимного свойства, который громоздился на кровати, разливался по стульям и по щиколотку затоплял пол. Будучи предоставлена сама себе, Лейла через десять минут устала бы и бросила поиски, но Уимзи, запугивая, умасливая, улещивая и соблазняя ее золотой наживкой, снова и снова беспощадно возвращал ее к заданию. Внезапно появился мистер да Сото и застал Уимзи с полными руками нижнего белья, а Лейлу роющейся в смятых счетах и открытках, сваленных кучей на дне чемодана. Решив, что эта сцена подходит для небольшого элегантного шантажа, он начал было бушевать. Уимзи отрывисто приказал не дурить, сунул ему в руки белье и стал просматривать кипу журналов и грампластинок.
Любопытно, что бумагу нашел именно да Сото. После его прихода Лейла явно потеряла интерес к делу — неужели у нее были другие планы на лорда Питера, которым мешало угрюмое присутствие Луиса? Да Сото, напротив, вдруг смекнул, что документ может представлять для кого-то ценность, и принялся искать с нарастающим энтузиазмом.
— Не удивлюсь, моя сладкая, если ты заложила его в одну из своих книжек, автобусные билеты ты всегда в них суешь.
— А это мысль, — живо отозвался Уимзи.
Они обратили внимание на полку, уставленную дешевой беллетристикой и бульварными романами. В этих томах обнаружилась обширнейшая коллекция, включавшая не только автобусные билеты, но и корешки билетов в кино, счета, обертки от шоколада, конверты, открытки, карточки из сигаретных пачек и другие закладки в ассортименте. В конце концов да Сото взял за корешок «Девушку, отдавшую все», энергично встряхнул ее и выбил из ее страстных страниц сложенный листок писчей бумаги.
— Что вы на это скажете? — спросил он, быстро подобрав листок. — Если это не его почерк, можете назвать меня глухонемым слоном на четырех левых ногах.
Лейла выхватила бумагу из его рук.
— Да, это оно. Как по мне, сплошная чушь. Я тут не понимаю ни слова, но если вам зачем-то нужно, делайте с этим что хотите.
Уимзи бросил беглый взгляд на паутину линий семейного древа, покрывающую лист сверху донизу.
— Так вот кем он себя считал. Да, хорошо, что вы не выбросили этот листок, мисс Гарленд. Он может значительно все прояснить.
Тут мистер да Сото решил сказать что-то про деньги.
— Ах да. Как вам повезло, что это я, а не инспектор Ампелти! Он мог бы арестовать вас за утаивание важной улики. — Уимзи ухмыльнулся в лицо озадаченному да Сото. — Но я не хочу сказать, что мисс Гарленд, которая ради меня перевернула свою квартиру вверх дном, не заслужила нового платья, если только она будет хорошей девочкой. Теперь слушайте, дитя мое. Когда, вы сказали, Алексис дал вам это?
