— Если вы не заговорите первая, — начал я, — должен это сделать я. Я пришел сюда с намерением поговорить с вами о чем-то очень важном. Окажете ли вы мне самую обыкновенную справедливость и согласитесь ли выслушать меня?
Она не шевелилась и не отвечала. Я не спрашивал ее более, я не подвинулся ни на шаг к ее стулу. Проявляя такую же упорную гордость, как и она, я рассказал ей о своем открытии в Зыбучих песках и обо всем, что привело меня к нему. Рассказ, разумеется, занял порядочно времени. С начала до конца она не обернулась ко мне и не произнесла ни слова.
Я был сдержан. Вся моя будущность, по всей вероятности, зависела от того, чтоб я не потерял самообладания в эту минуту. Настало время проверить теорию мистера Бреффа. Охваченный острым желанием испытать ее, я обошел вокруг стула и стал так, чтобы оказаться лицом к лицу с Рэчел.
— Я должен задать вам один вопрос, — сказал я, — и это вынуждает меня вернуться к тяжелому предмету. Показала вам Розанна Спирман мою ночную рубашку? Да или нет?
Она вскочила на ноги и подошла ко мне вплотную. Глаза ее впились мне в лицо, словно желая прочесть там то, чего еще никогда не читали в нем.
— Вы сошли с ума! — воскликнула она.
Я все еще сдерживался. Я сказал спокойно:
— Рэчел, ответите ли вы на мой вопрос?
Она продолжала, не обращая на меня внимания:
— Не кроется ли тут какая-нибудь неизвестная мне цель? Какой-нибудь малодушный страх за будущее, который затрагивает и меня? Говорят, после смерти вашего отца вы разбогатели. Может быть, вы пришли сюда затем, чтобы возместить мне стоимость моего алмаза? И у вас еще осталось настолько совести, что вам стыдно? Не это ли объяснение вашей мнимой невиновности и вашей истории о Розанне Спирман? Не кроется ли стыд в глубине всей этой лжи?
Я перебил ее. Я не мог уже сдерживаться.
— Вы нанесли мне непростительное оскорбление! — вскричал я. — Вы подозреваете, что я украл ваш алмаз. Я имею право и хочу знать, по какой причине?
— Подозреваю? — воскликнула она, приходя в возбуждение, равное моему. — Негодяй! Я собственными глазами видела, как вы взяли алмаз!
Страшное объяснение, заключавшееся в этих словах, уничтожение всего, на что надеялся мистер Брефф, привело меня в оцепенение. При всей моей невиновности, я стоял перед ней молча. В ее глазах, в глазах всякого я должен был казаться человеком, потрясенным открытием его преступления.
Ее смутило зрелище моего унижения и своего торжества. Внезапное мое молчание как будто испугало ее.
— Я пощадила вас в то время, — сказала она, — я пощадила бы вас и теперь, если бы вы не вынудили меня заговорить.
Она отошла, собираясь выйти из комнаты, и поколебалась у дверей.
— Почему вы пришли сюда унижать себя? — спросила она. — Почему вы пришли сюда унижать меня?
Она сделала еще несколько шагов и опять остановилась.
— Ради бога, скажите что-нибудь! — воскликнула она в волнении. — Если осталась в вас хоть капля жалости, не допускайте меня унижать себя таким образом! Скажите что-нибудь — и заставьте меня уйти из комнаты!
Я подошел к ней, сам не зная, что делаю. Может быть, у меня была какая-нибудь смутная мысль удержать ее, пока она не сказала еще чего-нибудь. С той минуты, как я узнал, что свидетельство, на основании которого Рэчел обвинила меня, было свидетельством ее собственных глаз, ничто — даже убеждение в собственной невиновности — не было ясно в моих мыслях. Я взял ее за руку; я старался говорить с нею твердо и разумно, а мог только выговорить:
— Рэчел, вы когда-то любили меня!
Она задрожала и отвернулась от меня. Ее бессильная, дрожащая рука осталась в моей.
— Пустите мою руку, — произнесла она слабым голосом.
Мое прикосновение к руке ее произвело на нее такое же действие, как звук моего голоса, когда я вошел в комнату. После того, как она назвала меня трусом, после ее признания, поставившего на мне клеймо вора, я еще имел власть над нею, покуда рука ее лежала в моей руке!
Я тихо отвел ее на середину комнаты. Я посадил ее возле себя.
— Рэчел, — сказал я, — не могу объяснить противоречия в том, что сейчас вам скажу. Могу только сказать вам правду, как сказали ее вы. Вы видели, как я взял алмаз. Перед богом, который слышит нас, клянусь, что только сейчас впервые узнал, что я взял его! Вы все еще сомневаетесь во мне?
Она или не обратила внимания на мои слова, или не слыхала их.
— Пустите мою руку, — повторила она слабым голосом. Это было единственным ее ответом. Голова ее упала на мое плечо, а рука бессознательно сжала мою руку в ту минуту, когда она попросила меня выпустить ее.
Я удержался от повторения вопроса. Но на этом и кончилось мое терпение. Я понял, что снова смогу смотреть в глаза честным людям, только если заставлю Рэчел рассказать все подробно. Единственная надежда, остававшаяся у меня, состояла в том, что, может быть, Рэчел не обратила внимания на какое-нибудь звено в цепи — на какую-нибудь безделицу, которая, быть может, при внимательном исследовании могла послужить средством для доказательства моей невиновности. Признаюсь, я не выпускал ее руки. Признаюсь, я заговорил с нею со всей теплотой и доверием прошлых времен.
— Я хочу попросить вас кое о чем, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что случилось с той самой минуты, когда мы пожелали друг другу спокойной ночи, и до того момента, когда вы увидели, что я взял алмаз.
Она подняла голову с моего плеча и сделала усилие, чтобы высвободить свою руку.
— О, зачем возвращаться к этому? — сказала она. — Зачем возвращаться?
— Я скажу вам зачем, Рэчел. Вы и я — жертвы какого-то страшного обмана, надевшего маску истины. Если мы взглянем вместе на то, что случилось в ночь после дня вашего рождения, мы, быть может, еще поймем друг друга.
Голова ее опять упала на мое плечо. Слезы выступили на ее глазах и медленно покатились по щекам.
— О! — сказала она. — Разве я не имела этой надежды? Разве я не старалась смотреть на это так, как смотрите вы теперь?
— Вы старались одна, — ответил я, — вы еще не старались с моей помощью.
Эти слова как будто пробудили в ней ту надежду, которую я чувствовал сам, когда произнес их. Она отвечала на мои вопросы не только с покорностью, но напрягая всю память; она охотно раскрывала мне всю душу.
— Начнем, — сказал я, — с того, что случилось после того, как мы пожелали друг другу спокойной ночи. Легли вы в постель или нет?
— Я легла в постель.
— Заметили вы, который был час? Было поздно?
— Не очень. Часов около двенадцати.
— Вы заснули?
— Нет. Я не могла спать в эту ночь.
— Вы были встревожены?
— Я думала о вас.
Этот ответ почти отнял у меня все мужество. Что-то в тоне, даже более, чем в словах, прямо проникло мне в самое сердце. Только после некоторого молчания мог я продолжать.
— Был у вас в комнате свет? — спросил я.
— Нет, пока я не встала и не зажгла свечу.
— Через сколько времени после того, как вы легли в постель?
— Кажется, через час.
— Вы вышли из спальни?
— Я собиралась выйти. Я накинула халат и пошла в гостиную за книгой.
— Вы отворили дверь вашей спальни?
— Отворила.
— Но еще не вошли в гостиную?
— Нет, я была остановлена…
— Что остановило вас?
— Я увидела свет в щели под дверью и услышала шаги.
— Вы испугались?
— Нет. Я знала, что моя бедная мама страдает бессонницей, и вспомнила, что она уговаривала меня отдать ей на сохранение алмаз. Она беспокоилась о нем совершенно неосновательно, казалось мне тогда, и я подумала, что она пришла посмотреть, в постели ли я, и поговорить со мной об алмазе, если увидит, что я еще не сплю.
— Что же вы сделали?
— Я потушила свечу, чтобы она вообразила, что я сплю. Я была упряма — мне хотелось оставить алмаз там, куда я его положила.
— Задув свечу, вы опять легли в постель?
— Я не успела. В ту минуту, когда я задула свечу, дверь гостиной отворилась и я увидела…
— Вы увидели?
— Вас.
— Одетого, как обычно?
— Нет. В ночной рубашке, со свечой в руке.
— Одного?
— Одного.
— Вы могли видеть мое лицо?
— Да.
— Ясно?
— Совершенно. Свеча в вашей руке освещала его.
— Глаза мои были открыты?
— Да.
— Вы заметили в них что-нибудь странное, что-нибудь похожее на пристальное или бессмысленное выражение?
— Совсем нет. Ваши глаза были блестящи, более блестящи, чем обыкновенно. Вы так осматривались в комнате, словно знали, что вы там, где вам не следует быть, и словно боялись, что вас увидят.
— Вы обратили внимание, какой у меня был вид, когда я входил в комнату?
— Вы шли, как ходите всегда. Вы дошли до середины комнаты, а потом остановились и осмотрелись вокруг.
