У Кеннингтона большие актерские способности, это достаточно очевидно. Если бы эти стены могли рассказать, что он действительно говорил Ните в ту ночь! Она призналась ему в своих отношениях с Джимми – для этого она и попросила его прийти. Только благословил ли он их, как сказал нам? Или устроил сцену? Или притворился, будто воспринял это индифферентно, а сам ушел, затаив в душе жажду мести? На следующее утро Нита все еще была не в себе: скомканный платочек, растерянность… Но здесь мы упираемся в гигантское препятствие. Чарльза Кеннингтона, судя по всему, никак нельзя отнести к ревнивцам. Достаточно посмотреть на него. Или подумать о нем. Да разве представишь его в роли Отелло?
То же самое можно сказать про его сестру. Они оба в высшей степени цивилизованные создания. С чего бы Алисе Лейк, столько лет мирившейся с тем, что у мужа есть любовница, в мгновение ока перемениться и убить ее? Если она психопатка или безумно страстная женщина, если она все еще без ума от Джимми, что ж, и в этом случае перед самой смертью Ниты должно было что-то случиться, что-то такое, что, как детонатор, взорвало накопившуюся обиду. Но ведь она не такая! Вспомни, с каким безразличием сидела она у постели Джимми, держа его руку, словно сиделка, считающая пульс… Тем не менее, прежде чем прийти к какому-то определенному выводу, я должен узнать ее получше. И ее, и Чарльза.
Сам Джимми Лейк? Единственным мотивом, учитывая, что его жена знала об их отношениях с Нитой и, очевидно, не чинила им в этом никаких препятствий, могло быть только желание освободиться от Ниты, чего он не мог сделать никаким другим способом. Этот мотив нельзя недооценивать, мой мальчик! В определенных условиях он может оказаться исключительно сильным. В каких именно? Первое: Нита должна была быть особой настырной, навязчивой, прилипчивой, – что ж, у нас достаточно свидетельств, что так оно и было. Второе: она должна была надоесть Джимми; доказательств тут никаких, есть кое-какие признаки, весьма шаткие, которые можно толковать и так и сяк. Третье: он не видел иного способа вырваться из ее лап; на первый взгляд это глупо: ему ничто не мешало взять и выйти из игры. Откупиться, наконец. Впрочем, психологически не так уж и глупо: человек со слабым, нестойким характером может оказаться неспособным найти иной, ненасильственный выход из положения. Но разве у Джимми – слабый характер? Что же такое он представляет собой на самом деле? Факт остается фактом: ты не знаешь его. Так узнай! И выясни между делом, из тех ли он людей, которые, отравив свою девушку, будут при всем народе хлопать ее по спине и приговаривать: «Откашляйся, солнышко, откашляйся». Совершенно чудовищно, абсолютно невероятно, что человек на такое способен… Да, и между прочим, куда он девал капсулу?..
Проблема все-таки сводится к этому неразрешимому вопросу. А ведь она в равной мере касается всех, кроме Брайана Ингла. Брайан мог бы выбросить ее на улицу, открывая окно. А потом? Потом она могла пристать к подошве или автомобильной шине. Но Брайан был, пожалуй, единственным, у кого отсутствовал адекватный мотив для убийства и Ниты, и Джимми. В этом отношении следующим за ним можно было бы поставить Чарльза Кеннингтона, обладающего для этого нужным опытом. Но как мог человек, даже поймавший Штульца, вынести из комнаты сломанную капсулу? Блаунт очень сурово наказал сержанта Мессера. И Найджел, в общем, теперь понимал, что сержант допустил только одну оплошность, проводя обыск. Он самым тщательным образом обыскал их одежду, для чего они раздевались за ширмой, затем осмотрел все возможные места на их теле, где можно было бы спрятать капсулу, хотя никто из них не имел реальной возможности сделать это незаметно. Единственное, в чем он дал промашку, это осмотр рта; вообще-то он каждому заглянул в рот, но не провел рукой, чтобы ощупать их зубы. Теоретически капсула могла быть спрятана и за щекой, у коренных зубов – там, где, по рассказам Чарльза Кеннингтона, нацисты прятали эти капсулы на случай неотвратимой опасности.
Но против этого существовало два решающих возражения. Первое: кто, если он не сошел с ума, попытается спрятать капсулу подобным образом, зная, что предстоит доскональный обыск, и имея возможность просто выбросить ее где-нибудь в комнате, вытерев предварительно в кармане носовым платком, чтобы уничтожить на ней отпечатки пальцев? И второе: предположим, что нашелся такой сумасшедший, который спрятал ее у себя во рту. Но ведь он обязательно должен был обнаружить себя: капсула была сломана и на ней должно было оставаться достаточно яда, чтобы вызвать по меньшей мере жестокий припадок кашля. Очевидность этого и заставила рассудительного сержанта Мессера допустить небрежность при осмотре подозреваемых».
Найджел курил и ломал голову над этой проблемой. Она распадалась на два вопроса, ни на один из которых он не мог найти вразумительного ответа. Каким образом удалось утаить капсулу от полиции и вынести ее из комнаты? Почему убийце понадобилось ее вынести? Может быть, если он найдет правильный ответ на второй вопрос, это поможет прояснить и первый…
Хорошо, в таком случае возникает третий вопрос: почему убийца – любой убийца – стремится убрать орудие убийства с места преступления? Потому что оно – улика. Но в данном случае все видели орудие преступления: за несколько минут до убийства его выставили на всеобщее обозрение. Так что убийце не было необходимости изымать его. Но убийца все же его изъял. Замкнутый круг, из которого нет выхода… Впрочем… «О предки благословенные, до семьдесят седьмого колена! Я знаю! Я вижу, как выбраться из него!»
Найджел вскочил с кресла и стал возбужденно мерить шагами комнату. В голове у него складывался образ, подсказанный случайной фразой. Он отчетливо видел этот до абсурда простой образ, который переворачивал всю его концепцию. Решение получалось совершенно логичным… единственно логичным ответом на второй вопрос. И тут, еще больше возбуждаясь, он увидел, что получил рациональный ответ и на первый. Не получался, как ему с сожалением пришлось отметить, лишь ответ на вопрос, как разгадать личность преступника. Но с этим пока можно и подождать.
Он снял трубку и позвонил суперинтенданту Блаунту в Скотленд-Ярд.
– Блаунт? Это Стрейнджуэйз. Мне пришла в голову совершенно исключительная идея… Да, в связи с отравлением Ниты Принс. Я, кажется, знаю, почему и как преступник унес капсулу… Нет, не знаю кто… Нет, черт побери, я не располагаю еще доказательствами: я пришел к этому чисто умозрительным путем… Старина, не обижайтесь, но собирание доказательств – это работа полиции, то есть ваша. Если позволите, для начала предложу следующее: выясните, кто из подозреваемых имел доступ к яду… Да, знаю, имели все, и не считайте меня за дурачка. Я имею в виду: доступ к какому-нибудь другому источнику цианистого калия… Что?.. Да в общем-то никакого вреда не будет, если все узнают, что вы его ищете. Я заставлю нашего мистера Икса, кто бы он ни был, занервничать, и он может не выдержать и сделать какую-нибудь глупость… Нет, это всего лишь блеф – нам важно установить, не было ли у кого-нибудь из них другого источника получения яда. Дело вот в чем… – Но Найджел не успел приступить к изложению своей теории: прозвенел звонок и дворничиха ввела Брайана Ингла. Найджелу пришлось дать отбой.
С величайшей осторожностью Брайан опустился в кресло, в котором только что сидел Найджел. Щурясь, как будто свет или то, что он видел, причиняли ему боль, он оглядел комнату.
– Вы здесь впервые? – наугад спросил Найджел.
– О да, конечно… Разве могло быть иначе! Я хочу сказать, испытывая такие чувства к Ните…
Они помолчали. Потом Найджел сказал:
– Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о ней.
– Да, я это собирался сделать. Но вы были все время так заняты. И, Найджел, я х-хотел спросить: полиция, она уже… То есть я хотел сказать, они кого-нибудь конкретно подозревают? Это Биллсон? Я видел, Меррион сегодня был на работе, значит, это не он.
– Странно… Вы едва ли не первый, кто меня спрашивает об этом. Наши коллеги поразительно выдержанны.
– Это вовсе не в-выдержанность, – возмутился маленький человечек. – Это самое обыкновенное бездушие! Что им до нее? Еще одна смерть, и только. Столько было смертей за последние годы, что мы уже не реагируем на них. Никого это не интересует.
– Включая Джимми?
Брайан Ингл погрузился в свое привычное, похожее на транс, молчание. Найджел знал: не нужно ему мешать и не следует торопить. Это было все равно что наблюдать за тем, как мышь рожает гору.
– Не знаю, – разродился наконец Брайан. – Он, конечно, любил ее. Но мне тоже хотелось бы знать…
– Но? – подсказал Найджел.
После еще одной затянувшейся паузы Брайан промолвил:
– Последнее время она чувствовала себя очень несчастной.
– Она вам много рассказывала об этом?
Теперь Брайан Ингл осмотрелся в комнате посмелее.
