— Пэджетт думает, что Бойд знал, что ему грозит, и мог бы помешать этому. Он думает, что Бойд хотел умереть.
А Дэлглиш ответил:
— Очень хочется сказать, что если бы Пэджетт был способен хотя бы отчасти понять, что думал и чувствовал Бойд, он бы его не убил. Но с какой стати я полагаю, что понимаю больше, чем он? Если неудачи нас чему-нибудь да учат, то это быть скромными. Дайте мне пять минут, Кейт, потом скажите Бентону — я готов его принять.
Уже в те самые дни — между арестом Пэджетта и окончанием карантина — Кейт понимала, что станет вспоминать о них как о самом удивительном и счастливом периоде своей жизни. Порой при воспоминании о том, что привело ее на остров Кум, сердце ее сжималось от чувства вины из-за того, что горе и ужас могут так быстро раствориться в чисто физическом, радостном ощущении молодости, бьющей ключом жизни, неожиданного успеха. Поскольку некоторым членам островного сообщества предстояло выступать свидетелями на процессе, решено было не проводить обсуждения убийств и не говорить о них, иначе как между собой и наедине. И по-видимому, без ведома Дэлглиша было принято политическое решение считать его вместе с его группой высокими гостями, прибывшими на Кум ради отдыха и уединения: очевидно, только такие отношения и могли быть признаны на острове нормальными.
Спокойно и ласково Кум являл им свою загадочную силу. Бентон продолжал готовить завтраки. Они с Кейт забирали на кухне то, что было нужно для ленча, потом проводили время в одиночестве или вместе — как им могло заблагорассудиться. Милли перевела свое внимание с Джаго на Бентона и следовала за ним по пятам, как собачонка.
Бентон стал заниматься с Джаго скалолазанием. Во время своих одиноких прогулок по гребню скалы Кейт порой бросала взгляд вниз и видела того или другого из них, опасно распластавшегося на отвесном граните какого-нибудь утеса.
Когда Дэлглиш смог ходить, он перешел к себе, в коттедж «Тюлень». Кейт с Бентоном оставили его в покое, но она порой, проходя мимо, слышала музыку, доносившуюся из коттеджа. К тому же было ясно, что он много работает — коробки с файлами из Скотланд-Ярда регулярно доставлялись вертолетом, и Джаго относил их к Дэлглишу. Кейт подозревала, что телефон А.Д. редко молчит. Свой она отключила, дав острову творить волшебство, излечивая ее душу и тело. В отчаянии оттого, что не может дозвониться, Пьер Таррант прислал одно поздравительное письмо, веселое, нежное и чуть ироничное, а она послала в ответ открытку. Пока еще она не была готова встретиться лицом к лицу с проблемами лондонской жизни.
Хотя светлое время дня обитатели острова проводили порознь, по вечерам они собирались в библиотеке — выпить перед обедом, а потом переходили в столовую, чтобы насладиться замечательным искусством миссис Планкетт, прекрасным вином и обществом друг друга. В теплом свете свечей Кейт с удовольствием переводила взгляд с одного оживленного лица на другое, удивляясь тому, что может чувствовать себя здесь так легко, с такой готовностью вступать в разговор. Ведь обычно все свое рабочее время и большую часть досуга она проводила в компании полицейских. Полицейские, так же как крысоловы, воспринимаются как служители общества, без которых невозможно обойтись, от которых требуется в случае необходимости являться по первому зову, которые периодически удостаиваются похвалы, но весьма редко общаются с теми, кто не связан с их опасной профессией, и их всегда окутывает едва заметная тень осторожной подозрительности. В эти дни на Куме Кейт вдыхала воздух большей свободы, привыкала к более широкому кругозору. Здесь она впервые почувствовала, что ее принимают такой, какая она есть, принимают как женщину, а не как детектива-инспектора. Это волшебное превращение делало ее более свободной и было удивительно приятным.
Как-то под вечер, сидя в рабочей комнате миссис Бербридж в своей единственной шелковой блузке, Кейт призналась, что ей хотелось бы к вечеру переодеваться. Но она привезла с собой все, что необходимо, так что нет причин просить, чтобы ей доставили смену одежды на вертолете. Тогда миссис Бербридж сказала:
— У меня есть отрез шелка — зеленоватый, цвета морской волны, он очень подошел бы к вашим волосам, да и к лицу тоже. Я могла бы дня за два сшить вам другую блузку, Кейт, если хотите.
Блузка была сшита, и в тот же вечер, когда, надев ее, Кейт явилась в библиотеку, она заметила одобрительные взгляды мужчин и довольную улыбку миссис Бербридж. Она догадалась — и это ее позабавило, — что миссис Бербридж заметила или вообразила себе, что Руперт Мэйкрофт проявляет некий романтический интерес к детективу-инспектору, и теперь пожилая женщина наивно радуется возможности чуть-чуть посводничать.
Однако про споры о будущем Кума Кейт доверительно сообщила более разговорчивая миссис Планкетт.
— Некоторые из попечителей фонда, — говорила она, — думали, что остров нужно сделать домом отдыха для детей из бедных семей, но мисс Холкум ни за что не соглашается. Она говорит, что в нашей стране и так много делается для бедных детей, а привозить их из Африки мы вряд ли сможем. Потом миссис Бербридж предложила принимать на острове переутомившихся священников из больших городов, вроде как в память Адриана Бойда. Но мисс Холкум и на это несогласная. Она боится, что переутомленные городские священники скорее всего люди молодые и увлекаются новыми формами богослужения — всеми этими банджо и укулеле. Мисс Холкум в церковь не ходит, но зато она очень сильно уважает Книгу общей молитвы.[26]
Тут Кейт подумала, а не прозвучала ли в этих словах некоторая ирония? Но, взглянув на простодушное лицо миссис Планкетт, решила, что не похоже. А миссис Планкетт продолжала:
— А теперь наши прежние гости пишут и спрашивают, когда мы снова открываемся. В конце концов, устав фонда не так уж легко изменить. Джо Стейвли говорит, что политики так привыкли посылать сотни людей на гибель во всяких там войнах, что пара трупов их никак не обеспокоит, и, я вам скажу, она права. Тут поговаривали, что нам надо готовиться к приему очень важных гостей и что они будут совсем одни, без охраны, да только теперь, кажется, этого уже не случится. Ну так всем в этом случае только легче будет, если вы меня спросите. А еще, думаю, вы уже слышали, Джо с Гаем Стейвли в Лондон возвращаются. Он свою старую практику обратно берет. Ну, меня это не удивляет. Он сейчас настоящим героем стал, потому как все газеты твердят, какой он умный, что так быстро диагноз про САРС поставил. И благодаря ему вспышку эпидемии остановили. Чего ж ему теперь здесь зря жизнь тратить?
— А Милли?
— О, Милли останется у нас. Это вовсе не плохо, тем более что теперь Дэна Пэджетта с нами нету. Миссис Бербридж и друг Джаго пытаются найти ей какое-нибудь место на побережье, где она сможет жить, но это требует времени.
Из гостей острова только Миранда Оливер и Деннис Тремлетт держались отдельно от остальных. Миранда объявила, что она слишком занята, чтобы присоединиться к компании, собиравшейся за обедом: у нее множество дел, которые следует обсудить по телефону с адвокатами отца и с его издателем, ей надо руководить организацией богослужения в память погибшего и заняться подготовкой к свадьбе. Кейт подозревала, что она далеко не единственная, кто радуется отсутствию Миранды.
И лишь ночью, в постели, уже совсем перед сном, этот странный, почти противоестественный покой нарушался мыслями о Дэне Пэджетте, лежащем на тюремной койке и предающемся своим опасным фантазиям. Она снова встретится с ним во время процедуры помещения его в психиатрическую больницу, а затем в коронном суде, но сейчас она упорно отодвигала мысль о совершенных им убийствах на задворки сознания. Во время одной из своих одиноких прогулок она зашла в часовню и застала там Дэлглиша. Он стоял, пристально глядя на оставшиеся на полу пятна крови.
— Миссис Бербридж подумывала попросить кого-нибудь оттереть кровь с пола, — произнес он. — В конце концов она решила держать дверь часовни раскрытой, оставив пятна на волю времени и стихий. А я вот думаю, исчезнут ли они когда-нибудь совсем?
За три дня до отъезда с острова Кум доктор Марк Йелланд смог наконец ответить на письмо жены. Раньше он просто сообщил ей, что прочел его, и обещал над ним подумать, но до сих пор хранил молчание. Взявшись за ручку, он принялся писать, тщательно обдумывая каждое слово.
Эти несколько недель на Куме убедили меня, что я должен взять на себя ответственность за страдания, которые я причиняю не только моим животным, но и тебе. Я могу оправдать то, что я делаю на работе, по крайней мере в своих собственных глазах, и я буду продолжать свое дело, чего бы мне это ни стоило. Но ты вышла замуж за меня, а не за мою работу, и твое решение столь же обоснованно, как и мое. Надеюсь, наше расставание будет означать разъезд, а не развод, но это решать тебе. Когда я вернусь, мы поговорим, и на этот раз я обещаю это всерьез. Мы поговорим. Что бы ты ни решила, я надеюсь, что дети по-прежнему будут чувствовать, что у них есть отец, а ты — что у тебя есть друг.
