– Gar nicht! [25]– выкрикнула свидетельница, побагровев. – Он не был хороший леди. Он был плохой леди.
– А почему для вас миссис Уотерхаус была плохой? – вкрадчиво спросил мистер Беллью.
– Он говорил, что я не могу готовить. Я! Он сказал, что я должен уйти. Я вытолкал ее из кухни. Она юден. А я прекрасный кухарка.
– Спасибо. А остатки лимонного бисквита, когда их принесли из столовой, вы съели?
– Нет-нет. Я не ел. Это Притчард, она съел. Притчард очень жадный, как все юден.
Коронер махнул кухарке уходить.
– Я полагаю, нам следует вернуть мисс Притчард, чтобы она прояснила нам этот вопрос. Мисс Притчард! Пожалуйста, займите место свидетеля. Вы подавали в тот день лимонный бисквит, о котором идет речь?
– Да, – ответила горничная, быстро дыша.
– Что-то от него осталось?
– Довольно много осталось, сэр.
– Понятно. И вы доели его на кухне?
– Ничего я не доедала. Это ложь, сэр. Все съела Мария, она ничего после себя не оставляет. Ест все подряд, как только влазит?! Никогда в жизни не видела такой жадности. Она называет меня еврейкой, но это ложь. Я…
– Мисс Притчард, – быстро вмешался адвокат, – вы можете нам сказать, кто ел этот лимонный бисквит и сколько?
– Почти все съел мистер Уотерхаус, сэр. Это его любимое блюдо. Он любил повторять, что никто не может приготовить лимонный бисквит лучше, чем миссис Уотерхаус. А она к нему не прикоснулась. Ей он не нравился.
– А мисс Бергман?
– Нет, она ушла из-за стола рано.
– Но вы сказали коронеру, что блюд, которые бы отведал только один человек, в тот день не было.
– Я… забыла лимонный бисквит, сэр, – виновато проговорила девушка. – Забыла, что мисс Бергман, когда я его подавала, уже ушла.
– Хорошо, что теперь вспомнили.
Адвокат сел, многозначительно посмотрев на коронера.
Следующим давать свидетельские показания вызвали Кларенса Вентнора.
Это был опрятно одетый, сухонький маленький человечек, юридический представитель покойного мистера Джона Уотерхауса.
– Мистер Вентнор, – спросил коронер, – ваш покойный клиент был богатым?
– На время его смерти, – ответил адвокат с расстановкой, – определенно нет. Да, прежде он был достаточно богат, но в последние несколько лет растратил почти весь свой капитал. Так что он закончил жизнь сравнительно бедным человеком.
Надо ли говорить, как мы все были потрясены. Однако на коронера, кажется, это не произвело впечатления.
– А как же выплаты по страховке? – спросил он.
– А на это у него уже не было возможностей, – ответил мистер Вентнор.
Мы переглянулись. Вывод напрашивался сам собой. Интересно, что еще огласит этот мистер Вентнор?
Глава девятая
В дело вступает Скотленд-Ярд
Коронер продолжал задавать вопросы как ни в чем не бывало:
– Вам известно, почему мистер Уотерхаус настолько растратил свой капитал?
– У него были дорогие увлечения, – ответил адвокат с явным неодобрением. – И он не знал меры. Я считал своим долгом его предупредить, но ответ был всегда один: он сможет заработать деньги, когда понадобится. И добавлял, что в случае его смерти жена будет достаточно обеспечена. Имелся в виду страховой полис.
– Странно, – заметил коронер, – ведь он не мог выплачивать взносы. Ладно, мы к этому еще вернемся. А теперь я хочу спросить, вы согласны, что мистер Уотерхаус в случае необходимости мог много заработать?
– Мне казалось это сомнительным, – сухо ответил мистер Вентнор. – Сделать большие деньги просто так, по желанию, в наши дни очень трудно. А что касается мистера Уотерхауса, то он в конце потерял даже желание.
– Поясните, пожалуйста.
– Хм… я виделся с мистером Уотерхаусом за две недели до его смерти, в моем офисе. Он был чем-то подавлен, сказал, что хочет изменить завещание. Я понял так, что мистер Уотерхаус имел разговор с женой.
– Он попросил вас составить новое завещание?
– Да. Мистер Уотерхаус сообщил, что намерен сократить сумму своей страховой премии. У него был полис с выплатой очень большой суммы в случае его смерти, сто тысяч фунтов. Так вот, мистер Уотерхаус намеревался урезать его до одной десятой от первоначального количества. И это доставалось миссис Уотерхаус полностью. Оговорок насчет ее вторичного замужества не было.
– Мистер Уотерхаус собирался сообщить о своих намерениях кому-то еще?
– Нет, он ничего об этом не говорил.
Коронер усмехнулся:
– Думаю, не будет преувеличением сказать, что он умер весьма кстати. Я имею в виду главную наследницу по существующему завещанию.
– Я с вами согласен.
Затем поднялся мистер Беллью.
– Мистер Вентнор, когда должно было быть подписано новое завещание?
– Неизвестно. Я только начал над ним работать. Может быть, через две недели… или месяц.
– Мистер Уотерхаус не говорил вам, рассказал ли он жене о новом завещании и изменении в страховке?
– Нет.
– Но, насколько я знаю, данный полис действует еще несколько месяцев.
– Его срок истекает двадцать третьего мая.
– Вот именно. И я слышал, мистер Вентнор, что вы согласны с предположением, что смерть мистера Уотерхауса случилась очень кстати для главной наследницы по старому завещанию. То есть для его жены. Мистер Уотерхаус говорил что-нибудь о возможности развода?
– Говорил.
– Выходит, он об этом думал?
– Пожалуй, да.
– Но по существующему завещанию миссис Уотерхаус в случае повторного замужества теряет половину денег по страховке?
– Да.
– И эта половина переходит мистеру Морису Уотерхаусу. Так что, я думаю, в равной степени справедливо было бы заметить, что смерть мистера Уотерхауса оказалась кстати и второму наследнику по старому завещанию, который в новом завещании вообще не упоминался?
– Несомненно, это так, – вежливо согласился мистер Вентнор.
Мистер Беллью сел, а коронер, кивнув мистеру Вентнору, что он свободен, объявил:
– Заседание суда продолжится завтра. Я сожалею, что мы не смогли принять решение за один день, но при создавшихся обстоятельствах это не оказалось возможным. Так что встретимся завтра ровно в десять тридцать утра. Всех свидетелей прошу явиться точно к этому сроку.
Мы поторопились покинуть уже изрядно надоевшее нам помещение.
– Думаю, завтра мы повеселимся вдоволь, – заметил Глен.
– А что это за молодой человек сидел сзади нас? – спросила Френсис. – Коронер еще на него со значением поглядывал. Ты знаешь, кто это, Рона?
– Да, – ответила Рона. – Это Филип Странгман.
– Итак, давайте подведем итоги, – произнес Глен, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги к камину. Женщины устроились на диване.
Мы уговорили Брумов зайти к нам на поздний чай, поскольку сегодня была среда, когда у Глена нет приема. Что касается меня, то я ощущал просто физическую необходимость обсудить услышанное с людьми более проницательными. Возможно, они разглядели тут что-то такое, что прошло мимо моего внимания. Хотя я старался как никогда.
Когда мы переодевались наверху, Френсис поспешила объяснить свои действия с флакончиком с лекарством.
– Понимаешь, когда я услышала, как коронер допытывается насчет этого флакончика, то испугалась. Про тебя я им сказала, что ты ничего не знаешь. Думаю, это правильно. А тут еще меня подстегнул Глен перед обедом, когда заметил, что лучше рассказать правду и посмотреть, чего они хотят.
– Ну что ж, – сказал я, – что сделано, то сделано. Надеюсь, все правильно.
Френсис меня поцеловала.
– Спасибо за поддержку. А теперь пошли послушаем Глена.
Вначале он высказался по поводу пресловутого флакончика. Не надо было Френсис влезать не в свое дело. Френсис искренне покаялась и попросила прощения. В конце концов инцидент был исчерпан.
– А насчет Анджелы, – сказал Глен, – то арестовать ее могут только после обвинительного вердикта присяжных. Но этого не будет.
– Почему? – спросила Рона.
– Потому что я большинство из них знаю, – ответил Глен. – Они разумные ребята.
– Ну что ж, будем надеяться.
– Ты посмотри, что там уже наговорили, – произнес Глен со значением. – Теперь оказывается, мотив появился у молодого Мориса Уотерхауса. А этот тип Беллью даже предположил, что мышьяк в лимонный бисквит могла подсыпать кухарка.
– Я бы не удивилась, – заметила Френсис. – По словам Анджелы, эта женщина просто сумасшедшая. Да и готовить не умеет.
