— А как же костер, Холмс?
Он снова чуть улыбнулся:
— Да просто чтобы сжечь эту огромную карнавальную маску из папье-маше, Ватсон. Кусочек ярлыка не сгорел, на нем значилось «Кэрролл и К°», и я сделал вывод, что маску приобрели у известной фирмы, которая располагается в Сохо и специализируется на таких штуках. Очевидно, Эштон закупил несколько.
— Но как бы он донес их до коттеджа, Холмс?
— Вероятно, в большом бумажном мешке. Никто бы не обратил внимания, разгуливай он с ним по городу при ясном свете дня. Другое дело — поздней ночью. Он не мог рисковать, в глухой час неся маску через весь город к себе домой: а вдруг его кто-нибудь увидит? А вдруг его остановит констебль и начнет расспрашивать? А значит — сжечь. Я прав, мистер Хардкасл?
— Вы сущий дьявол, мистер Холмс, — убитым голосом ответил тот. — Но вы все угадали верно, каждую мелочь.
Мы оставили поверженного Хардкасла, скорчившегося в кресле, и пешком направились к центру городка.
— Как вы вообще заподозрили Эштона? — поинтересовался я.
— По забавной случайности, Ватсон. Это мог быть кто угодно в Парвис-Магне. Но тут меня осенило. Эштон молод и представителен; он приехал из Австралии незадолго до того, как начали являться призраки; и он сблизился с невестой Смедхерста.
— Феноменально, Холмс.
— Вы делаете мне слишком много чести, дорогой друг.
— Любопытно, в чем же секрет коттеджа? — проговорил я.
Он пожал плечами:
— Время покажет. Может быть, здесь вполне очевидный случай.
7
Так оно и оказалось. Как-то раз, по прошествии нескольких недель, я спустился к завтраку и обнаружил, что Холмс от души улыбается. Он протянул мне чек, и мои глаза расширились, когда я увидел сумму над подписью Смедхерста.
— Нашему художнику наконец-то повезло, Ватсон. Его письмо переполнено всевозможными новостями. Он сбрил бороду и воссоединился с невестой.
— Замечательно, Холмс.
— Это еще не все. Взгляните-ка на эти две газетные вырезки.
В первой сообщалось об уголовном процессе по делу Хардкасла (мы с Холмсом там присутствовали) и об исключении его из списка стряпчих. Слушания же по делу Эштона, куда нас также вызывали, из-за участия Хардкасла и в этом процессе проводились in camera[52]; их отложили sine die[53]. Вот почему ни в дорсетских, ни в центральных газетах не появилось отчетов об этих слушаниях. Но в ходе процесса высокопоставленный сотрудник полиции сообщил Холмсу, что в доме Эштона обнаружили охотничью винтовку с одной стреляной гильзой, а также несколько карнавальных масок.
Вторая вырезка оказалась еще более сенсационной, чем первая. В ней излагалась необычайная история о том, как художник нашел под дубовым полом своей студии несколько жестянок с золотыми гинеями на общую сумму в двадцать тысяч фунтов. Как я и ожидал, о Холмсе не упоминалось ни словом. В конце заметки просто сообщалось, что открытие сделал плотник, выполнявший какую-то работу для Смедхерста.
— А вот это — для вас, Ватсон.
Холмс протянул мне маленький конверт из толстой желто-коричневой бумаги, также присланный Смедхерстом. Внутри содержалось приглашение на его свадьбу, которая должна была состояться через месяц. Я поднял глаза на такое же приглашение, отправленное Холмсу: он положил его на камин.
— Вы присоединитесь ко мне, Холмс?
Мой друг загадочно улыбнулся:
— Полагаю, что нет, Ватсон. Брак — дело очень ненадежное и рискованное. Но вы можете передать жениху и невесте мои наилучшие пожелания и, если захотите, какой-нибудь подходящий подарок из ювелирного магазина Джеррарда.
И он потянулся за скрипкой.
К 1895 году относятся также дела «Одинокая велосипедистка», «Черный Питер» и «Чертежи Брюса-Партингтона», записанные Ватсоном, а кроме того, ряд не зафиксированных им дел, среди которых — история Уилсона, известного тренера канареек, и расследование внезапной смерти кардинала Тоски[54]. Воссоздать эпизод со знаменитым наставником канареек пытались неоднократно, но результаты всех этих попыток вызывают у меня большие сомнения. А поскольку кардинала Тоски вообще никогда не существовало, я до сих пор не сумел определить, какое же расследование имел в виду Ватсон.
1896-й — год во многом загадочный. До осени почти нет записанных дел. Ведутся споры, к какому году следует отнести «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс» — к 1895, 1896 или 1897-му, ясно лишь, что к одному из них. Я предпочитаю 1896-й — хотя бы потому, что, как я подозреваю, Ватсон в свое время намекнул нам на то, где находился Холмс в этом году. Вначале Холмс не имел возможности взяться за раскрытие тайны леди Карфэкс, так как участвовал в расследовании дела старого Абрамса, жизни которого грозила опасность. Холмс — вероятно, не без насмешливого восторга, — полагал, что ему не следует покидать страну, ибо он нужен Скотленд-Ярду. Возможно, это весьма лукавое замечание, но вполне вероятно, что в это самое время Холмс участвовал в масштабном расследовании, проводившемся Скотленд-Ярдом, и в связи с этим даже выезжал за границу. Впрочем, полицейские архивы об этом молчат, и год 1896-й остается для нас загадкой. В начале «Истории жилички под вуалью», несомненно, содержится еще одно указание: дело происходит в конце 1896 года, и Ватсон упоминает о попытках неких высоких кругов получить доступ к его бумагам. Он дает понять, что если так будет продолжаться и дальше, то ему придется обнародовать «сведения о некоем политике, маяке и дрессированном баклане»[55]. Невзирая на игривые поползновения некоторых авторов, подробности этой истории остаются тайной.
Однако к концу 1896 года Холмс снова на виду. В придачу к «Истории жилички под вуалью» Ватсон записывает дело под названием «Вампир в Суссексе». Мои изыскания позволили выявить еще три дела.
«Недуг правителя», возможно, указывает на то, что недавние расследования Холмса привели к чрезвычайному напряжению его дедуктивных способностей. Г. Р. Ф. Китинг, прославленный автор детективных рассказов, наверняка с немалым удовольствием воскрешал эти события.
В «Отвратительной истории о красной пиявке» описан, по всей видимости, уже второй эпизод, носящий такое название, поскольку замечание, несколько ранее сделанное Ватсоном[56], позволяет отнести это дело к 1894 году (что подтверждает и рассказ «Инерционный корректор»). Компьютерное мастерство Дэвида Лэнгфорда дало ему возможность отыскать в Интернете факты о некоторых подробностях этого дела, которое он теперь сумел полностью реконструировать. Роджер Джонсон, еще один могучий шерлоковед, долгое время расследовал дело Генри Стонтона[57] и наконец сумел изложить его в своем «Кубке Грейса».
Г. Р. Ф. Китинг
Недуг правителя
(рассказ, перевод А. Капанадзе)
Однажды в начале осени 1896 года, возвращаясь от своего хартфордширского пациента, сойдя с поезда и оказавшись в окрестностях Бейкер-стрит, я решил заглянуть к Шерлоку Холмсу, поскольку не видел его уже несколько недель. Увы, я обнаружил его в печальном состоянии. Хотя день склонялся к вечеру, он еще валялся в халате на диване нашей старой гостиной, рядом на полу лежала его скрипка, а в воздухе стояла едкая вонь табачного дыма от трубки, которую он небрежно бросил на подлокотнике дивана. Я тут же взглянул на каминную полку, где обычно хранился аккуратный сафьяновый несессер с его шприцем[58]. Ощутив желание рассмотреть знакомый патриотический вензель «V. R.»[59], выведенный на стене при помощи револьверных пуль, я подошел ближе и увидел под несессером почтовый конверт. Судя по штемпелю, письмо отправили всего два дня назад.
— Итак, Холмс, — произнес я как можно жизнерадостнее, — ваш давнишний пулевой узор все еще на месте.
— Согласитесь, Ватсон, было бы странно, если бы он за это время успел исчезнуть, — промолвил мой старый друг несколько более энергично, чем когда только что приветствовал меня. Он меланхолически рассмеялся. — Но я бы хотел, чтобы в одну прекрасную ночь этот вензель пропал, — добавил он. — Тогда, по крайней мере, нашлась бы работа для моего ума.
При этих словах я совсем упал духом. Мозгу Холмса всегда требовалась стимуляция, и, если никакая загадка не возбуждала его ум, он обращался к семипроцентному раствору кокаина, который всегда стоял наготове.
— Разве вы не ведете сейчас никакого дела? — спросил я.
— Так, сущие пустяки, — отозвался Холмс. — Задание персидского шаха, мелкая история с пропажей охранников в Питтсбурге. Ничего такого, чему я мог бы посвятить все свое внимание. Но скажите, Ватсон, как случилось, что вы навещали пациента в Хартфордшире? Путь неблизкий.
