– Так в чем вы хотите совета? – спросил я.
– Как вы думаете, сэр, должна ли я пойти в полицию и сказать о том, что тогда ошиблась насчет времени, когда принесла мистеру Уотерхаусу сидр? Вы думаете, это важно, сэр?
– Совершенно не важно, – заверил я ее. Мне этот разговор надоел, к тому же я торопился. – Дело закончено, вердикт вынесен.
– О, спасибо, сэр. Тогда я не буду об этом беспокоиться. Выброшу из головы.
Я посмотрел на Глена.
– Вот такая история. Представляешь, я на нее злился, и вот пожалуйста, она просит совета и затем рассыпается в благодарностях.
Глен улыбнулся:
– Но это было на руку Анджеле, что горничная перепутала время.
– Почему?
– Ты только что сказал о том, как трудно было Роне с Анджелой. Да, было трудно. Сколько усилий потребовалось отговорить ее признаться в полиции, что она отравила мужа с помощью того самого бокала с сидром.
– Как так?
– Только это между нами, – предупредил Глен, по-прежнему улыбаясь. – Дело в том, что с этим бокалом получилась неразбериха. В действительности это был бокал Анджелы. Она пьет сидр каждое утро, потому что кто-то ей однажды сказал, что сидр хорошо очищает почки. Джон обычно выпивал бокал где-то в одиннадцать и чаще всего нес два, второй для Анджелы. В это утро все было как обычно, причем еще до того, как он отправился к вам. Анджеле почему-то пить сидр тогда не хотелось, и она ходила с бокалом довольно долго. Он был при ней в гостиной, когда она писала письмо, и на кухне, где пекла свой знаменитый лимонный бисквит (как я понимаю, единственное блюдо, которое была способна приготовить своими нежными ручками, Бог знает, как ей это удавалось), и Рона говорила, что бокал был при ней в кладовой, куда поставили этот лимонный бисквит на полку. А потом Анджела оставила там бокал на столе и ушла. Совсем о нем забыла.
Затем является горничная Притчард, требуя у Марии бокал сидра для хозяина. Бочка с сидром находится в кладовой, но горничной не позволено туда входить, это дело кухарки. Она приносила оттуда сидр, когда он нужен. И естественно, поскольку эта стерва была к тому же и ленива, то, увидев бокал сидра на столе, она отдала его горничной. Джон, конечно, понятия не имел, что пьет сидр, который час назад принес жене. Вот, собственно, и все, если не считать, что тогда вкус сидра ему не понравился.
– Но в чем собиралась признаваться Анджела? – в недоумении спросил я.
– А тут понимаешь, какое дело. Анджела растворила в сидре какую-то свою таблетку, решив, видимо, одним ударом убить двух зайцев – с помощью сидра очистить почки, а таблетка должна была принести еще какую-то важную пользу ее совершенно здоровому организму. Когда Джону стало плохо, она решила, что это от ее сидра, вернее, таблетки, поскольку к тому времени уже знала, что он его выпил. Перед обедом она пошла взять в кладовую свой бокал и узнала, что его отдали хозяину. И тогда эта дура решила, что Джон умер от ее таблетки. Понимаешь? В панике она остальные таблетки выбросила в унитаз. А потом мучилась угрызениями совести.
– Ты знаешь, что это были за таблетки? – спросил я.
– Приблизительно. Их для нее изготовил дружок Странгман. От нервов. Что-то совершенно безвредное. Алоэ и, наверное, валериана. Нет, ты представь, что за невротичка. Ей нужно все время быть на виду. Умирая, Джон был в центре внимания. А подозрение, что его убили, это внимание усилило многократно. Единственный путь для Анджелы повернуть внимание на себя – было признаться на суде в убийстве. С одной стороны, одна мысль об этом заставляла ее содрогаться от страха, но подсознание побуждало сесть на скамью подсудимых.
– В таком случае это счастье, что Роне удалось ее отговорить, – сказал я. – Полицейские, особенно наши местные, не стали бы копаться в ее психологических комплексах.
Несколько минут мы потягивали пиво, молча размышляя о странностях человеческой психики. Затем я спросил:
– А Джон действительно знал, что Анджела совершенно здорова? Для меня это было полным сюрпризом.
– Не знаю, – ответил Глен. – Возможно, что он верил в ее болезни. Человек поддается внушению, а она была первоклассной симулянткой. С другой стороны, его потайной шкаф, заполненный готовыми микстурами и таблетками, которые он тайком забирал у Анджелы… Джон не хотел, чтобы она накачивалась лекарствами. Значит, считал, что они ей не нужны. Думаю, – добавил Глен с усмешкой, – он пытался изготовить для нее плацебо. Таблетки, например, из мела, и заменить ими настоящие. Скорее всего для этой цели он не так давно позаимствовал у меня старую машинку для изготовления таблеток. Сказал, что у него есть какой-то восточный препарат, очень горький, который вроде бы отвращает от курения. А в таблетках будет не так противно. Я как раз в это время настоятельно советовал ему бросить курить. Потом я намекнул ему, что таблетки из мела можно купить в любой большой аптеке, и он ухватился за это. Потому что вскоре вернул машинку, сказал, что она неисправна, какая-то важная деталь в ней сломалась. И правда, я ведь не пользовался ею много лет.
– Но мне все равно непонятно, – сказал я, – почему Анджела вообразила, что ее совершенно безвредные таблетки, если их растворить в сидре, превратятся в мышьяк?
Глен коротко рассмеялся.
– Эгоцентрики, дружище. Они могут вообразить все, что захотят, и убедить себя, что это правда. Несуразности Анджелу не тревожили. Подсознательно она хотела накормить Джона мышьяком, значит, алоэ и валериана, помещенные в сидр, должны были генерировать мышьяк.
– А почему это невозможно? – спросил я. – Что такое мышьяк? Из чего его получают?
– Мышьяк – это металл, – ответил Глен.
– Я это знаю. Но металлы каким-то образом откуда-то извлекают. Разве нельзя в домашних условиях сделать мышьяк? Я слышал, он содержится даже в обоях, кухонной утвари, даже в пивных бочках. Конечно, в мизерных количествах. Как это происходит?
– Чего ты ко мне пристал? – проворчал Глен. – Я не химик. Если хочешь узнать, посмотри здесь и дай мне спокойно почитать газету. – Он взял с дивана несколько книг и бросил мне на колени. Это были те самые, какие я уже видел. Наверное, лежали на диване с тех пор.
Я полистал книги, но там ничего о получении мышьяка не говорилось. Они все были медицинские. Там обсуждались вопросы отравления мышьяком, симптомы и лечение, а это все было мне уже известно.
Отодвинув книги в сторону, я посмотрел на Глена, развалившегося в кресле. Вдруг почему-то вспомнил идиотские слухи, что он как будто имел какие-то виды на Анджелу. Думаю, он ее скорее недолюбливал, возможно, немного жалел.
Потом я принялся размышлять о жидкостях для опрыскивания деревьев, с которыми работал Джон. Мне всегда казалось, что это только дистилляты, содержащие смолу. И он ни разу не упоминал мышьяк, хотя мы часто это обсуждали. Странно.
Жаль, что в доме больше не нашли ни одного потайного ящика. Интересно было бы посмотреть, что находится в третьем. Какие еще тайны из жизни Джона нам бы раскрылись.
И кем на самом деле был Джон? Глен в недоумении, как и я. Но мне кажется, он преувеличил, говоря, что Джон был полной противоположностью всему, что мы в нем полагали. Он был добрый, приветливый. А как он относился к Анджеле! Какой запас доброты и терпения надо иметь, чтобы прожить с ней в браке столько лет. И при этом постараться, чтобы она после него осталась обеспеченной.
И все-таки как несправедливо устроена наша система, продолжал размышлять я. За всю свою жизнь Анджела не заработала даже одно пенни и катается как сыр в масле, а в это время замечательные, достойные, трудолюбивые люди – даже в нашей округе я мог бы назвать таких по крайней мере дюжину – не знают, как свести концы с концами. Ну разве такое годится?
Мои мысли медленно скользили, перебирая факты последних пяти-шести недель. Сейчас была середина ноября, а Джон умер в начале сентября.
Неожиданно завибрировала натянутая внутри струна. Я выпрямился, напряженно соображая.
Нет-нет, этого не может быть…
«Почему не может? – возражал внутренний голос. – Очень даже может. Именно так все и было».
В уме я начал быстро собирать составную картинку-загадку. Каждый элемент удачно становился на свое место. Один, второй, третий… И вот уже все готово.
Я снова откинулся на спинку кресла, пораженный своим открытием. Должно быть, я издал какой-то звук, потому что Глен отложил газету и посмотрел на меня.
– Что с тобой? Увидел привидение? Ты бледный как полотно.
Я попытался улыбнуться:
– Все в порядке. Наверное, пива перепил. В желудке забурчало.
Интересно, как бы он воспринял мои слова, если бы я сказал, что только что разгадал тайну смерти Джона? И знаю, как он умер и почему, как попал в него мышьяк, и почему он написал письмо коронеру, и что в этом письме правда и что нет, и почему. Я теперь знаю все, только не знаю, что мне с этим знанием делать.
Через несколько минут я заторопился домой.
Давайте в этом месте, уважаемый читатель, ненадолго остановимся. Теперь вы вполне можете отождествить себя с Дугласом Сьюэллом, потому что знаете об обстоятельствах смерти Джона Уотерхауса столько же, сколько и он. А если так, уважаемый читатель, то не пожелаете ли вы развлечься, пытаясь ответить на следующие вопросы:
