Валерий Ефремов
Убийца ее мужа
Вообще-то я не сама надумала убить своего законного супруга – это мне сослуживцы подсказали. Что и говорить, народу нас на работе, а особенно в нашем отделе сбыта, очень отзывчивый, тем более на чужое горе. На добрый и полезный совет все горазды.
Л началось все в «рабочий выходной», как мы называли каждое последнее воскресенье месяца. В такие дни администрация нашей фирмы, не вдаваясь не то что в долгие объяснения, а вообще ни в какие, предлагала выходить своим сотрудникам на службу. И все выходили, а куда деваться?
Так вот, незадолго до обеда к моему рабочему столу с пачкой неких фотографий подошел Эдик – прямо скажу, красивый малый, даже породистый, особенно в профиль. Он обычно приветствовал меня следующим образом: «Ну когда же мы с тобой трахнемся наконец?»
Вроде как шутка у него такая дежурная, но на самом-то деле видно – парню и вправду этого хочется. Оно и понятно, если иметь в виду, к кому конкретно он клеится.
Что скрывать – я бы и сама с Эдиком не отказалась… Но воспитание у меня уж больно несовременное и совсем не городское: ведь я – из терских казачек, да во мне еще и горская кровь течет. Без венчания мне никакие такие дела не дозволены. А уж при живом муже лучше совсем об этом не мечтать, не смущать собственную невинную душу.
Да и чего ради я буду своему Косте изменять? Он меня, можно сказать, на руках носит, и вообще – такую мне жизнь устроил!.. Сказка! Особенно по сравнению с прежним моим существованием: как вспомнишь о нем – так поневоле ежиться начинаешь.
В Москву меня в одиннадцатилетнем возрасте привез отец, после того как погибла от шальной пули во время очередной местной разборки в нашем родном селе, на Кавказе, моя мать. Царствие ей небесное!
Брак с нею папаша не зарегистрировал, что вообще-то было совершенно немыслимо по казацким законам, но в то смутное время всем было не до писаных законов, не до освященных веками обычаев. Тогда вовсю разворачивались те самые горячие события, которые заставили вооружаться аж Белокаменную, что уж говорить про наш Кавказ…
Мой же так и не оформленный папаша, когда вывез меня в Москву, бросил свою дочь тут, в столице, на произвол судьбы: девушки в кавказских краях не являются предметом отцовской гордости. Да, наверное, и в других местах – тоже. Недаром же так часто поминают ту бабу, которая то ли упала, то ли ее скинули (скорее всего, именно второе) с воза.
Впрочем, я не совсем справедлива к отцу: перед тем как исчезнуть в неизвестном направлении, он купил мне квартиру и нанял женщину, которая за мной несколько лет ухаживала.
Кормила она меня, прямо скажем, без разносолов и одевала без изысков. Но я своих претензий особо не выказывала. Потому что когда выказывала, то получала от воспитательницы кухонной тряпкой по голове, после чего долго опасалась раскрыть рот, уходя в свой богатый, как я была убеждена, внутренний мир.
И вот, когда мне стукнуло семнадцать, эта женщина объявила, что деньги на мое воспитание и кормление ей более не переводят, собрала свои и частично мои вещички и была такова.
И тут откуда ни возьмись объявился мой папаша, подкинув мне немного деньжонок. После чего он опять исчез, оставив мне, правда, на этот раз свой номер телефона. Однако я, по понятным причинам, не испытывая особой дочерней любви, отцу никогда не звонила, а он отвечал мне тем же.
Поскольку у меня появились хоть какие-то средства к существованию, я решила реализовать свою давнюю и почти безумную мечту поступить в театральный вуз: уж очень хотелось актрисой стать. Да и кем еще – с моим-то аттестатом зрелости из одних троек?
И вот выучила я стихотворение про прекрасную незнакомку, как мне моя соседка, кассирша из парфюмерного магазина, посоветовала, и пошла сдавать вступительные экзамены в театральный институт.
Но несмотря на мое выразительное чтение, я сразу же провалилась. Те мужики, которые сидели на приеме, декламацией и особенно внешностью моей остались довольны, смотрели на меня, как бы это повыразительнее и поточнее сказать, с вожделением. Но все испортил мой характерный южнорусский говор, да еще с кавказским акцентом, от которого за шесть лет жизни в Москве мне избавиться в полной мере не удалось. Вот не удалось, и все тут!
«Вам надо обратиться к специалисту по орфоэпии», – таков был окончательный диагноз приемной комиссии.
Между прочим ее председатель сразу же предложил мне свои услуги по исправлению акцента, но я ему ответила «нет» – его липкий взгляд красноречиво говорил, что на мой счет имеются совсем иные планы, несовместимые с моим моральным обликом.
И решила я поступить пока на работу, для чего окончила курсы секретарш. А в свободное время предполагала брать уроки орфоэпии. Потом, наладив себе дикцию, я собиралась сдавать экзамены в театральный вуз снова.
На фирму меня взяли легко, едва ее директор бросил на меня пару внимательных, я бы сказала – акцентированных взглядов. И уже через день он предложил мне провести с ним вечер в приватной атмосфере. На выбор – у него на квартире или у него же на даче.
Я тогда нашла предлог отказаться от обоих вариантов, но мне стало ясно, что долго отнекиваться будет невозможно и придется в конце концов увольняться. Правил, как я уже говорила, держалась строгих: в постель могла лечь с мужчиной только после венчания.
И я уже подумывала устроиться на фирму, где директором была бы женщина – возможность однополой любви мне вообще не приходила в голову, – но тут-то и появился в моей жизни Он, Костя.
Все наши бабы на фирме были от него в восторге. Мужественное лицо, легкая седина на висках, безупречная фигура, запах дорогого парфюма, элегантная небрежность в изысканной одежде, деликатность в общении и просто бесконечное обаяние! Ну что еще нужно молодой девушке, чтобы сойти от него с ума!
Я и сошла.
Будучи очень важным клиентом нашей конторы, он обычно с ходу проходил прямо в директорский кабинет, приветствуя меня какой-нибудь любезной фразой и непередаваемой улыбкой.
У меня в этот момент замирало сердце в груди и зависал компьютер на рабочем столе. Я, конечно, млела от счастья, но ожидала от Кости чего-то большего.
Однако ждать мне пришлось очень долго – целых два дня.
А на третий день нашего с Костей знакомства, в тот момент, когда я разговаривала по телефону с каким-то занудливым покупателем, причем все еще со своим кавказским акцентом, в приемную входит Он и вдруг останавливается возле моего стола.
Костя терпеливо слушал мою вынужденную трепотню и разглядывал меня так, будто видел впервые в жизни. А когда я закончила разговор с брюзгливым клиентом, Он сказал мне очень простую фразу: «Выходите за меня замуж, точно говорю – не пожалеете».
И я ему ответила тоже очень просто: «Я, пожалуй, так и поступлю».
И неужели ему можно ответить иначе?!
Мы поселились в шикарной четырехкомнатной квартире в роскошном новом доме на берегу Москвы-реки в районе Филевского парка. Здоровый такой красный дом. Я не раз пыталась сосчитать, сколько в нем этажей, но все время сбивалась. Что и понятно – с высшей математикой у меня и в школе были нелады.
Первым делом, чему стал учить меня Костя, – плавать. Ведь я, горская девушка, совсем не умела держаться на воде. Только зайду в реку, сразу пузыри пускаю.
Господи! Как же мне было поначалу страшно! Я то и дело захлебывалась и визжала дурным голосом, бестолково шлепая по воде не приспособленными к ней руками.
Но Костя умел добиваться своего, и через пару недель я вполне прилично освоила брасс. Так, во всяком случае, он называл то, что я выделывала на поверхности бассейна или реки.
И он нанял мне педагога по орфоэпии. Сказал, что через месяцу меня будет артикуляция, как у актрисы Малого театра старой школы.
Я бесконечно долго повторяла за педагогом, старой и неприятной теткой с бесцветными глазами и фиолетовыми волосами, все ее дурацкие фразы, а когда она уходила, я надевала наушники и талдычила не менее глупый текст, записанный на плейере.
Но чудо свершилось: я все-таки избавилась от южнорусского говорка с кавказским акцентом. Потом случались, правда, рецидивы, но только когда я сильно волновалась – например во время просмотра любимого бразильского сериала.
А как прекрасно мне с ним было в постели! Костя меня многому научил. Точнее – всему. Ведь до него я никогда и ни с кем…
В общем, мы жили душа в душу, и казалось, что этому счастью не будет конца. Только в одном я ему не уступила – не ушла со службы. Мне казалось очень тоскливым и тягостным находиться целый день дома одной в ожидании любимого мужа. И это было моей трагической ошибкой…
– На, полюбуйся, Аза, на своего благоверного в минуты его отдыха. А может, наоборот – у него как раз работа такая. – И Эдик кинул на мой рабочий стол пачку фотографий.
